Спорт, политика, наслаждение
В фейсбуке как-то странно отреагировали на мой сегодняшний подкаст на Ъ-FM. Типа, и ты Брут, лег под режим, - (под)купили тебя Олимпиадой.
Текст подкаста ниже; судите сами.
Только несколько слов.
Я рос неспортивным мальчиком, задротой, которому натягивали оценки на физре. Зашевелилось что-то к выпускному классу. Я знал, что на Западе бегали по утрам, я любил Запад, я стал бегать, подтягиваться, проходить по полосе препятствий (да-да, прыжок переворотом через стену). В университете стал нормально плавать. Под сорок лет я стал кататься на роликах, велике, горных лыжах, сноуборде, коньках. На коньки я встал вообще спустя 37 лет - после первого класса детство мое проходило в Африке, какой там лед?!
Мне сейчас почти 50, но я бегаю, прыгаю, катаюсь, спускаюсь куда круче, чем в свои 17, и чувствую себя лучше, чем в 17, - и как странно, что до смерти мне куда меньше, чем в 17, но это так.
И я пью спорт, движение,- абсолютно всё, от спортзала со штангой, откуда я только что вернулся, до джоггинга по утрам, - как свой элизе д'амур, средство Макрополуса, мандельштамовский холодный горный воздух.
Возможно (справедливости ради отмечу) меня этим можно купить. Купить счастьем спорта.
Но, кажется, в этой любви и в этом счастье я никого не предаю.
И мои претензии к несчастному, обколотому, неудачно обтянутому, бесконечно одинокому мальчику-муку во главе страны - что он, у кого нет никого и ничего, кроме собак, спорта и необъятной власти, - что он так и не сделал спорт всеобщим счастьем.
Простите мне, пожалуйста, пафос моих тирад, - я знаю, что искренность их не извиняет, поэтому и простите.
Но, возможно, вы их поймете.
Вот текст подкаста.
* * *
У сочинской Олимпиады есть одна особенность, которая не должна бы изумлять, однако ж изумляет.
Олимпиада невероятным образом примирила и объединила тех, кто прежде вел борьбу на полное уничтожение, сидя в твиттере и фейсбуке. Объединила всех, от либералов до национал-охранителей, от Сергея Минаева до Гарри Бардина, от Алексея Навального до Константина Рыкова. Сегодня всюду царит, прошу прощения, духоподъем. И часто - безо всякой патриотической подкладки, просто по принципу: был потрясающие шорт-трек, или фигурное катание, или слоупстайл, и мы не можем сдержать эмоций.
Доходило до невозможного: Ираида Зейналова в эфире Первого канала, рассказывая об открытии Игр, цитировала напропалую Егора Просвирнина из «Спутника и погрома», а когда ее уличили в сокрытии авторства, извинялась так искренне, что грех было не простить, как грех не простить Олимпиаде все мелочи в обмен на колоссальное зрелище.
И это объединение - чудесное свойство не столько Олимпиады, сколько спорта вообще.
Когда ты жмешь штангу в спортзале, абсолютно неважно, каких взглядов придерживается тот, кто тебя страхует - и никто не откажет в просьбе подстраховать.
В Куршевеле русских сезонов публика делится на едящих блины и едящих устриц - однако все легко объединяются в обсуждении свойств заковыристой трассы Combe Saulire.
Бегуны трусцой ведут себя как жрецы секты, где важны выносливость и дыхание, а не принадлежность к хипстерам или чиновникам, хотя и те, и те среди джоггингистов есть.
И такую же объединяющую секту представляют собой и велосипедисты, и роллерблейдеры, и лучники, и городошники, и поклонники пляжного баскетбола.
И я даже не знаю, какой вывод сделать из этого элементарного наблюдения.
То ли политика после Олимпиады должна состоять в максимальном развитии спорта - то ли в политические споры следует добавить спортивности, и, не откладывая в долгий ящик начать хотя бы с объективного судейства.
Текст подкаста ниже; судите сами.
Только несколько слов.
Я рос неспортивным мальчиком, задротой, которому натягивали оценки на физре. Зашевелилось что-то к выпускному классу. Я знал, что на Западе бегали по утрам, я любил Запад, я стал бегать, подтягиваться, проходить по полосе препятствий (да-да, прыжок переворотом через стену). В университете стал нормально плавать. Под сорок лет я стал кататься на роликах, велике, горных лыжах, сноуборде, коньках. На коньки я встал вообще спустя 37 лет - после первого класса детство мое проходило в Африке, какой там лед?!
Мне сейчас почти 50, но я бегаю, прыгаю, катаюсь, спускаюсь куда круче, чем в свои 17, и чувствую себя лучше, чем в 17, - и как странно, что до смерти мне куда меньше, чем в 17, но это так.
И я пью спорт, движение,- абсолютно всё, от спортзала со штангой, откуда я только что вернулся, до джоггинга по утрам, - как свой элизе д'амур, средство Макрополуса, мандельштамовский холодный горный воздух.
Возможно (справедливости ради отмечу) меня этим можно купить. Купить счастьем спорта.
Но, кажется, в этой любви и в этом счастье я никого не предаю.
И мои претензии к несчастному, обколотому, неудачно обтянутому, бесконечно одинокому мальчику-муку во главе страны - что он, у кого нет никого и ничего, кроме собак, спорта и необъятной власти, - что он так и не сделал спорт всеобщим счастьем.
Простите мне, пожалуйста, пафос моих тирад, - я знаю, что искренность их не извиняет, поэтому и простите.
Но, возможно, вы их поймете.
Вот текст подкаста.
* * *
У сочинской Олимпиады есть одна особенность, которая не должна бы изумлять, однако ж изумляет.
Олимпиада невероятным образом примирила и объединила тех, кто прежде вел борьбу на полное уничтожение, сидя в твиттере и фейсбуке. Объединила всех, от либералов до национал-охранителей, от Сергея Минаева до Гарри Бардина, от Алексея Навального до Константина Рыкова. Сегодня всюду царит, прошу прощения, духоподъем. И часто - безо всякой патриотической подкладки, просто по принципу: был потрясающие шорт-трек, или фигурное катание, или слоупстайл, и мы не можем сдержать эмоций.
Доходило до невозможного: Ираида Зейналова в эфире Первого канала, рассказывая об открытии Игр, цитировала напропалую Егора Просвирнина из «Спутника и погрома», а когда ее уличили в сокрытии авторства, извинялась так искренне, что грех было не простить, как грех не простить Олимпиаде все мелочи в обмен на колоссальное зрелище.
И это объединение - чудесное свойство не столько Олимпиады, сколько спорта вообще.
Когда ты жмешь штангу в спортзале, абсолютно неважно, каких взглядов придерживается тот, кто тебя страхует - и никто не откажет в просьбе подстраховать.
В Куршевеле русских сезонов публика делится на едящих блины и едящих устриц - однако все легко объединяются в обсуждении свойств заковыристой трассы Combe Saulire.
Бегуны трусцой ведут себя как жрецы секты, где важны выносливость и дыхание, а не принадлежность к хипстерам или чиновникам, хотя и те, и те среди джоггингистов есть.
И такую же объединяющую секту представляют собой и велосипедисты, и роллерблейдеры, и лучники, и городошники, и поклонники пляжного баскетбола.
И я даже не знаю, какой вывод сделать из этого элементарного наблюдения.
То ли политика после Олимпиады должна состоять в максимальном развитии спорта - то ли в политические споры следует добавить спортивности, и, не откладывая в долгий ящик начать хотя бы с объективного судейства.