Cayambe (Часть IV)
24-25 декабря 2005 года. Рождество. Все события за сутки.
Потерявшаяся накануне группа Швейцарских альпинистов нашлась только к обеду; в условиях нулевой видимости ребята сбились с пути, а на спуске попали в плотный снегопад. Вернулись они белые, тихие, и на расспросы не отвечали. Нам же невероятно повезло с погодой. К ночи небо вдруг распахнулось, и в черноте высыпали звезды. Мы бегаем по лагерю и кричим от восторга. Только ради одного этого стоило терпеть все те мучения.
Финальное восхождение начинается в полночь. На то, чтобы взойти на вершину, у нас не более девяти часов. Если не успел, поворачивай обратно. Днем на ледник обрушивается экваториальное солнце, за пару часов поднимающее температуру от минус тридцати до плюсовой отметки. Снег проседает, раскрывая трещины и увеличивая риск обвалов.
23.00. Температура около нуля. Нары ярусами, сырые спальники, надсадный кашель, удушливая атмосфера казармы. Пищит будильник. Тут же, словно подгулявший деревенский петух, отзывается второй. Все собрано заранее. Хмурые, машинально одеваемся, перекидываясь редкими фразами. Скорый завтрак просится наружу, - глубокий вдох-выдох, чтобы заглушить спазмы, вроде помогло. Теперь горький шоколад и чай, мерзкий теплый Lipton, отдающий резаной бумагой.
Мы идем первой, "русской" связкой, нанизанные на веревочку, как утки известного барона: инструктор Алехо, Володя из Бостона, Дима и в конце я, замыкающим. За нами следом другая группа, потом еще и еще. Расстояние между альпинистами в связке примерно пять-семь метров провисающей страховочной веревки, - если один проваливается в трещину, остальные падают «звездой» и впиваются в лед всеми своими железными клыками.
Над головой безумствуют звезды. Под ногами, в далеких облаках видны грозовые всполохи, да изредка поблескивают в просветах огни городов. Фонарики на касках делают нас похожими на вереницу шахтеров. Кошки, ледорубы, тройные перчатки. Под зимней курткой несколько слоев синтетики, в рюкзаке дополнительная парка, запасы воды и еды, фототехника (куда без нее), медикаменты. Позади четыре месяца тренировок, альпинистская школа, тестовые подъемы и ночные кошмары.
Идти необычайно легко - обледенелый наст без труда выдерживает наш вес, а в местах разломов снег шуршит и осыпается с кошек, словно песок. Из-за горизонта выплывает луна, и ледник буквально вспыхивает, словно кто-то повернул невидимый рубильник. Все заливает голубовато-матовым светом, торосы искрят и переливаются. Вершина еще скрыта седловиной, но сам ледник виден в разреженном воздухе до мельчайшей черточки. Картинка настолько красива, что забываешь про усталость и бредешь на это чудо, как зачарованный. Ощущение такое, словно ползешь у подножия той самой Пелевинской «главной елки мира». Иллюзия дополняется еще и тем, что под ногами, в далеких гасиендах, люди встречают Рождество. Чертовски хочется поделиться всем этим с разбросанными по миру друзьями, и от невозможности это сделать становится грустно. Как жаль, что у меня нет ни времени, ни штатива, чтобы сделать десяток кадров. На ходу снимать не реально, слишком темно, а привалы ожидаются короткие и максимально функциональные: еда-вода, да подтяжка снаряжения.
Высота 5050. Два ночи. Первый привал. Мороз хорошо за тридцать. Сверху на зимнюю одежду накидываем парки, чтобы тепло не уходило понапрасну. Маленькие батончики “Snickers” и соленые орехи под глоток горячей воды скрашивают наше существование.
Высота 5150. Впереди, чуть слева по курсу, тот самый скальный выступ. И это здесь мы умирали всего пару дней назад? Сейчас даже не верится. Организм - такая сволочь, ко всему приспосабливается.
Господи, какая же на этом вулкане вонища! Запах серы и раньше постоянно нас преследовал, но сейчас, стоит утихнуть ветру, от избытка сероводорода буквально стискивает дыхание. По совету Алехо, надеваем на лица платки. Мы не ковбои, мы мазохисты.
5200... 5250... Какой-то временной провал. Расстояние между связками все больше и больше, мы растянулись на многие сотни метров. Алехо уступил место ведущего Володе, и тот взял очень быстрый темп. Володя опытнее, заметно сильнее физически и не нуждается в частых остановках, как мы. Он постоянно подгоняет, без нужды натягивая и дергая веревку. Эта его манера очень раздражает. Кричу ему, чтобы не гнал так безумно в гору. Володя делает вид, что не слышит. Глушу в себе короткие приступы ярости; хочется догнать, развернуть и дать по морде. Гнев высасывает силы. Я очень устал и хочу лечь в снег.
Уровень кислорода падает по экспоненте, его нехватка ощущается резким толчком. Сначала это равнодушие. Тебя уже не прельщают красоты в облаках под ногами, и одна только мысль достать со дна рюкзака камеру и сделать пару кадров кажется безумием. Затем наваливается безумная депрессия, и каждый шаг дается через силу.
5300... У меня начинаются галлюцинации. Перед глазами скачут кегельбанные шары, в голове не прекращаясь звучит стишок «Хорошо живет на свете Вини Пух"». Трам-тарам-вопилка сводит с ума. Я не могу от нее отвязаться, хоть плачь! Заставляю себя думать о чем-то другом, но все равно слышу "Хо-ро-шо-жи-вет-на...". Строки совпадают с ритмом шагов, а мозг подстраивается под реальность как умеет. Ловлю себя на том, что шевелю губами, повторяя за плюшевым медведем его безумную растаманскую считалочку.
Рассвет. В расщелине стоит босая девочка лет пяти, в развевающемся платьице. Машет мне рукой. Понимаю, что ее там быть не может, но она есть. Я схожу с ума.
Высота 5400. Примерно 5.30 утра (таймер камеры заранее не синхронизован, увы). Солнце поднимается из-за горизонта. Не проходящий шок. Я не знаю, почему до сих пор иду. Если бы не веревка просто упал бы и не встал.
Эквадор < предыдущий в серии | следующий в серии >
Потерявшаяся накануне группа Швейцарских альпинистов нашлась только к обеду; в условиях нулевой видимости ребята сбились с пути, а на спуске попали в плотный снегопад. Вернулись они белые, тихие, и на расспросы не отвечали. Нам же невероятно повезло с погодой. К ночи небо вдруг распахнулось, и в черноте высыпали звезды. Мы бегаем по лагерю и кричим от восторга. Только ради одного этого стоило терпеть все те мучения.
Финальное восхождение начинается в полночь. На то, чтобы взойти на вершину, у нас не более девяти часов. Если не успел, поворачивай обратно. Днем на ледник обрушивается экваториальное солнце, за пару часов поднимающее температуру от минус тридцати до плюсовой отметки. Снег проседает, раскрывая трещины и увеличивая риск обвалов.
23.00. Температура около нуля. Нары ярусами, сырые спальники, надсадный кашель, удушливая атмосфера казармы. Пищит будильник. Тут же, словно подгулявший деревенский петух, отзывается второй. Все собрано заранее. Хмурые, машинально одеваемся, перекидываясь редкими фразами. Скорый завтрак просится наружу, - глубокий вдох-выдох, чтобы заглушить спазмы, вроде помогло. Теперь горький шоколад и чай, мерзкий теплый Lipton, отдающий резаной бумагой.
Мы идем первой, "русской" связкой, нанизанные на веревочку, как утки известного барона: инструктор Алехо, Володя из Бостона, Дима и в конце я, замыкающим. За нами следом другая группа, потом еще и еще. Расстояние между альпинистами в связке примерно пять-семь метров провисающей страховочной веревки, - если один проваливается в трещину, остальные падают «звездой» и впиваются в лед всеми своими железными клыками.
Над головой безумствуют звезды. Под ногами, в далеких облаках видны грозовые всполохи, да изредка поблескивают в просветах огни городов. Фонарики на касках делают нас похожими на вереницу шахтеров. Кошки, ледорубы, тройные перчатки. Под зимней курткой несколько слоев синтетики, в рюкзаке дополнительная парка, запасы воды и еды, фототехника (куда без нее), медикаменты. Позади четыре месяца тренировок, альпинистская школа, тестовые подъемы и ночные кошмары.
Идти необычайно легко - обледенелый наст без труда выдерживает наш вес, а в местах разломов снег шуршит и осыпается с кошек, словно песок. Из-за горизонта выплывает луна, и ледник буквально вспыхивает, словно кто-то повернул невидимый рубильник. Все заливает голубовато-матовым светом, торосы искрят и переливаются. Вершина еще скрыта седловиной, но сам ледник виден в разреженном воздухе до мельчайшей черточки. Картинка настолько красива, что забываешь про усталость и бредешь на это чудо, как зачарованный. Ощущение такое, словно ползешь у подножия той самой Пелевинской «главной елки мира». Иллюзия дополняется еще и тем, что под ногами, в далеких гасиендах, люди встречают Рождество. Чертовски хочется поделиться всем этим с разбросанными по миру друзьями, и от невозможности это сделать становится грустно. Как жаль, что у меня нет ни времени, ни штатива, чтобы сделать десяток кадров. На ходу снимать не реально, слишком темно, а привалы ожидаются короткие и максимально функциональные: еда-вода, да подтяжка снаряжения.
Высота 5050. Два ночи. Первый привал. Мороз хорошо за тридцать. Сверху на зимнюю одежду накидываем парки, чтобы тепло не уходило понапрасну. Маленькие батончики “Snickers” и соленые орехи под глоток горячей воды скрашивают наше существование.
Высота 5150. Впереди, чуть слева по курсу, тот самый скальный выступ. И это здесь мы умирали всего пару дней назад? Сейчас даже не верится. Организм - такая сволочь, ко всему приспосабливается.
Господи, какая же на этом вулкане вонища! Запах серы и раньше постоянно нас преследовал, но сейчас, стоит утихнуть ветру, от избытка сероводорода буквально стискивает дыхание. По совету Алехо, надеваем на лица платки. Мы не ковбои, мы мазохисты.
5200... 5250... Какой-то временной провал. Расстояние между связками все больше и больше, мы растянулись на многие сотни метров. Алехо уступил место ведущего Володе, и тот взял очень быстрый темп. Володя опытнее, заметно сильнее физически и не нуждается в частых остановках, как мы. Он постоянно подгоняет, без нужды натягивая и дергая веревку. Эта его манера очень раздражает. Кричу ему, чтобы не гнал так безумно в гору. Володя делает вид, что не слышит. Глушу в себе короткие приступы ярости; хочется догнать, развернуть и дать по морде. Гнев высасывает силы. Я очень устал и хочу лечь в снег.
Уровень кислорода падает по экспоненте, его нехватка ощущается резким толчком. Сначала это равнодушие. Тебя уже не прельщают красоты в облаках под ногами, и одна только мысль достать со дна рюкзака камеру и сделать пару кадров кажется безумием. Затем наваливается безумная депрессия, и каждый шаг дается через силу.
5300... У меня начинаются галлюцинации. Перед глазами скачут кегельбанные шары, в голове не прекращаясь звучит стишок «Хорошо живет на свете Вини Пух"». Трам-тарам-вопилка сводит с ума. Я не могу от нее отвязаться, хоть плачь! Заставляю себя думать о чем-то другом, но все равно слышу "Хо-ро-шо-жи-вет-на...". Строки совпадают с ритмом шагов, а мозг подстраивается под реальность как умеет. Ловлю себя на том, что шевелю губами, повторяя за плюшевым медведем его безумную растаманскую считалочку.
Рассвет. В расщелине стоит босая девочка лет пяти, в развевающемся платьице. Машет мне рукой. Понимаю, что ее там быть не может, но она есть. Я схожу с ума.
Высота 5400. Примерно 5.30 утра (таймер камеры заранее не синхронизован, увы). Солнце поднимается из-за горизонта. Не проходящий шок. Я не знаю, почему до сих пор иду. Если бы не веревка просто упал бы и не встал.
Эквадор < предыдущий в серии | следующий в серии >