Кавказ и литература: Андрей Белый - Ветер с Кавказа
... свое знакомство с Кавказом Андрей Белый начал с Аджарии - в 1927 году он провел несколько весенних/летних месяцев в местечке Цихисдзири - здесь он начал писать дневник-тревелог, который впоследствии опубликовал под названием Ветер с Кавказа
... форма дневника-тревелога оказалась единственно возможной, которую можно было использовать, находясь в Цихисдзири - от того, чтобы работать над чем-то не связанным с местом, отвлекал окружающий субтропический пейзаж
... к описанию назойливых аджарских субтпропиков, к которым - привязывается взгляд, сознание - от которых впадаешь в зависимость, Белый делает несколько - неудачных - подходов: он отказывается от метафор, от небанальных, необщих тропов - пытается описывать окружающее точным рациональным языком, производя для этого неологизмы, создавая сложные синтаксические конструкции:
"... ситуация вилл, занимающих гребни холмов - превосходна; от всех четырех сторон виллы ныряют в висящие гущи, пестримые цветом, к журчащим сребристо, но сверху не видным ущельям, заросшим лианами и рододендрами; нет и не может быть тесности: некуда ставить построек; вершина холма,- и с вершины: обрывины; смело с веранды веди перекличку с соседом, сидящим - рукой подать; с ним из-под листьев веранды веди - разговор; но попробуй взобраться к соседу; сперва опускайся к ущелью, чтоб там, повинтив по дороге минут эдак десять, остаться у входа в соседнюю дачу; отсюда придется минут эдак пять прокарабкаться; дача, которая кажется - рядом, отрезана долгой ходьбою; в ярчайших чащобах дороги - ни дач, ни строения, кажется - дичь непролазная, где лишь шакалы, не люди; покой, сырота, гущина и винты затененной дороги; не выскочит ли из расселины горец?"
"... Уже я не стою, раскрыв рот, прел лиловым каскадом соцветий - каскадом, скрывающим зелень, слетающим с красных, от сырости, ярко пурпуровых заплесневелых земель с сильной подмесью сурика; схватка лилового цвета и пламеня почв еще третьего дня удивляла; в острейшие черные гребни осколков утесов у моря врывается пламень, пласты пестроцветны, разительны; ярко коричневый, красный, оранжевый, охровый и серочерный фон почв, обвисающих зеленью; сами аджарцы - в коричнево-сером, а то - в черносером: в пестрейших, в теплейших носках; ржаво красные пятна аджарок, их черные буйволы- явно: они мимикрируют почву, как срубы, как щепки, сыреющие при дороге; и те, пав на сурик земли, под дождями становятся суриком; знаю: орнамент аджарских платков повторяет орнамент сложения камушков пляжа (и ночью, и днями скрежещет камнями прибой); как и всюду: культура народа по новому преобразует мотивы природы; мотив всех мотивов: рогатый аджарец идет по дороге с гортанною песней; та песня есть импровизация; что он увидит и переживет,- превращается в песню."
... кроме того, Белый пробует "... переживать алфавит - в аналогиях чувства; я чувстую: к, г - есть мир минеральный; д, т - мир растительный; п, б - животный; могу даже, если угодно, я анализировать не произвольности восприниманья: зубные, губные, гортанные,-взрывные звуки иль-твердые; было б искусственно царства природы к сонатам привязывать".
... из Цихисдзири Белый уезжает в Боржоми, из Боржоми - в Тифлис, откуда выбирается в окрестности - здесь - в Коджори, в Боржоми - он считает, что можно писать - преодолеть вовлеченность в окружающую природу, освободиться от диктата кавказского пейзажа, от - привязанности - сосредоточиться на литературе
... Аджария - делает выводы Белый - для "любителей всякой романтики (с "р" и с два "р")", "Грузия - для пушкиниста".
"Чарующа эта часть Грузии <Гори, Мцхета, Тифлис>: тихой своей простотой; простота же-предел изощрения; здесь грубые вкусы, надувшись, пройдут; и отметят: „Природа бедна под Тифлисом". <"так ... у Пушкина бедная строчка для многих, кто уши растряс Маяковским, глаза ж истерзал краской Фета"> Такую отметку я встретил в каком-то из путеводителей; это сказать - то же самое, как если б выразиться: Пушкин - не задевает; в нем, знаете, как-то все бедно; эмоции нет; вот - Надсон; и напыщенно продекламировать:
Пусть роза сорвана, она еще цветет,
Пусть арфа сломана, аккорд еще ррыдает.
Эти места - отмелькают; пусть я ничего не узнаю от Грузии: чередованье спокойных зеленых долин, окаймленных сработанным росчерком линий рельефов, мне свяжутся с милыми, сердцу знакомыми строчками:
Не пой, красавица, при мне
Ты песен Грузии печальной:
Напоминают мне оне
Другую жизнь и берег дальный.
Тот берег есть берег времен; отстоянье от нас его - тысячелетия; лаборатория сумеро-аккадийских культур - вот она: в разработанной, переработанной, четкой культуре линейных сложений; „другая жизнь" приподымается; это история длинною лентой развертывает свои смены картин; льется кровь; цитадели культуры штурмуются дикими ордами вновь проходящих народов; кровь Грузии - старое очень вино, настоявшееся на глубоких страданиях; мы еще в шкурах ходили, а Грузия - выстрадала; первая здесь принимала удары: монголов и персов; и вот отчего: „Ты не пой мне, красавица, песен своих".Да, мы поняли: местности эти - точнейшие ноты; глядишь на них - песни встают. И вся Грузия -песня: мотив - благороден; слова - очень строги и очень грустны."
... но к Пушкину у Белого другие претензии: "В первый раз недоволен я Пушкиным, просто „horribile dictu": нет, можно ли так не видеть ущелья и так написать о Казбеке. Тут слов не нашлось у поэта, всегда находящего их; что Пушкин пишет про мрачность Дарьяла: не то.
Вероятно, что мрачным бывает ущелье; мы видели выставку ярких персидских ковров в километры размером, окрашенных красками „Раковины", иль „Пророка" - по Врубелю; вот-колориты; у Пушкина: „дико", и „мрачно" ущелье; и - „Терека вой"; не по-пушкински, а по... Марлинскому; Пушкин умел вынуть слово из линий ландшафта, а тут-аллегорию дал.
Разизысканность тонких культур и махровая роскошь оттенков,-где это у Пушкина. „Дико“-не так. Может,- очень болезненно: Терек-не воет: струнит мелодично; не мрачно; скорей подавляет-обилие блесков и снегов, вполне не вмещаемых в воспринимающих органах: в глазе и в ухе.
Мне страшно признаться: любимый поэт - кое- как написал про Кавказ.
То же самое хочется высказать про „Монастырь на Казбеке"; прекрасное стихотворенье: Казбек-не при чем строчки-мимо Казбека. В стихах его нет.
Почему-то всегда представляют ущелье построенным из мрачноватых пород; таким Пушкин представил: и диким, и мрачным; но краскопись стен-серорозовая, проштрихованная исщерблением чуть желтоватым и синезеленым; к Казбеку она-розовато-коричневая, розовато-оранжевая, лиловато-малиновая; в той части особенно много порта лов из групп; а у Ларса скорей -кружева, гобелены; вон там колоннада оранжево-розовых бородачей; там фигуры громадного „Демона" Врубеля; помнится мне: очень белая полупещера над полуплощадкой взлетела над узким путем, забирающим вверх; сверху-полупещера, а снизу-мутящийся Терек; здесь яростно так разметался каменьями Семен Захарыч; едва увели мы от бездны его, и усаживали все на козлы; он-рвался кидаться; под полупещерой-дуга из, я думаю, тысячей столбиков, переплетенных, как ткань; соплетения светлого колера; кружево над ними вставших зубцов, утопающих в сини, играло оттенками всех освещений: текучая мимика; точно ... лица; все ущелье-игра многих мимик и их контрапункт в теме дня.
То-симфония; мрачности-нет никакой."
... вернувшись - по Военно-Грузинской дороге - через Владикавказ и Волгу - в Подмосковье - Белый жил в Кучино - он тут же засобирался на Кавказ - писать настоящую книгу о Кавказе - Ветер с Кавказа Белый - в предисловии - характеризовал как "легкодорожное чтение", " книга для отдыха"
... к весне 1931 г. грузинские писатели сняли для него комнаты в Авчала - пригороде Тифлиса - и была получена командировка от издательства "ЗиФ", но - «транспортные затруднения» и «ужасные трудности дороги», слухи об эпидемии тифа и чумы отменили поездку
... задуманная книга о Кавказе так и не была написана
... форма дневника-тревелога оказалась единственно возможной, которую можно было использовать, находясь в Цихисдзири - от того, чтобы работать над чем-то не связанным с местом, отвлекал окружающий субтропический пейзаж
... к описанию назойливых аджарских субтпропиков, к которым - привязывается взгляд, сознание - от которых впадаешь в зависимость, Белый делает несколько - неудачных - подходов: он отказывается от метафор, от небанальных, необщих тропов - пытается описывать окружающее точным рациональным языком, производя для этого неологизмы, создавая сложные синтаксические конструкции:
"... ситуация вилл, занимающих гребни холмов - превосходна; от всех четырех сторон виллы ныряют в висящие гущи, пестримые цветом, к журчащим сребристо, но сверху не видным ущельям, заросшим лианами и рододендрами; нет и не может быть тесности: некуда ставить построек; вершина холма,- и с вершины: обрывины; смело с веранды веди перекличку с соседом, сидящим - рукой подать; с ним из-под листьев веранды веди - разговор; но попробуй взобраться к соседу; сперва опускайся к ущелью, чтоб там, повинтив по дороге минут эдак десять, остаться у входа в соседнюю дачу; отсюда придется минут эдак пять прокарабкаться; дача, которая кажется - рядом, отрезана долгой ходьбою; в ярчайших чащобах дороги - ни дач, ни строения, кажется - дичь непролазная, где лишь шакалы, не люди; покой, сырота, гущина и винты затененной дороги; не выскочит ли из расселины горец?"
"... Уже я не стою, раскрыв рот, прел лиловым каскадом соцветий - каскадом, скрывающим зелень, слетающим с красных, от сырости, ярко пурпуровых заплесневелых земель с сильной подмесью сурика; схватка лилового цвета и пламеня почв еще третьего дня удивляла; в острейшие черные гребни осколков утесов у моря врывается пламень, пласты пестроцветны, разительны; ярко коричневый, красный, оранжевый, охровый и серочерный фон почв, обвисающих зеленью; сами аджарцы - в коричнево-сером, а то - в черносером: в пестрейших, в теплейших носках; ржаво красные пятна аджарок, их черные буйволы- явно: они мимикрируют почву, как срубы, как щепки, сыреющие при дороге; и те, пав на сурик земли, под дождями становятся суриком; знаю: орнамент аджарских платков повторяет орнамент сложения камушков пляжа (и ночью, и днями скрежещет камнями прибой); как и всюду: культура народа по новому преобразует мотивы природы; мотив всех мотивов: рогатый аджарец идет по дороге с гортанною песней; та песня есть импровизация; что он увидит и переживет,- превращается в песню."
... кроме того, Белый пробует "... переживать алфавит - в аналогиях чувства; я чувстую: к, г - есть мир минеральный; д, т - мир растительный; п, б - животный; могу даже, если угодно, я анализировать не произвольности восприниманья: зубные, губные, гортанные,-взрывные звуки иль-твердые; было б искусственно царства природы к сонатам привязывать".
... из Цихисдзири Белый уезжает в Боржоми, из Боржоми - в Тифлис, откуда выбирается в окрестности - здесь - в Коджори, в Боржоми - он считает, что можно писать - преодолеть вовлеченность в окружающую природу, освободиться от диктата кавказского пейзажа, от - привязанности - сосредоточиться на литературе
... Аджария - делает выводы Белый - для "любителей всякой романтики (с "р" и с два "р")", "Грузия - для пушкиниста".
"Чарующа эта часть Грузии <Гори, Мцхета, Тифлис>: тихой своей простотой; простота же-предел изощрения; здесь грубые вкусы, надувшись, пройдут; и отметят: „Природа бедна под Тифлисом". <"так ... у Пушкина бедная строчка для многих, кто уши растряс Маяковским, глаза ж истерзал краской Фета"> Такую отметку я встретил в каком-то из путеводителей; это сказать - то же самое, как если б выразиться: Пушкин - не задевает; в нем, знаете, как-то все бедно; эмоции нет; вот - Надсон; и напыщенно продекламировать:
Пусть роза сорвана, она еще цветет,
Пусть арфа сломана, аккорд еще ррыдает.
Эти места - отмелькают; пусть я ничего не узнаю от Грузии: чередованье спокойных зеленых долин, окаймленных сработанным росчерком линий рельефов, мне свяжутся с милыми, сердцу знакомыми строчками:
Не пой, красавица, при мне
Ты песен Грузии печальной:
Напоминают мне оне
Другую жизнь и берег дальный.
Тот берег есть берег времен; отстоянье от нас его - тысячелетия; лаборатория сумеро-аккадийских культур - вот она: в разработанной, переработанной, четкой культуре линейных сложений; „другая жизнь" приподымается; это история длинною лентой развертывает свои смены картин; льется кровь; цитадели культуры штурмуются дикими ордами вновь проходящих народов; кровь Грузии - старое очень вино, настоявшееся на глубоких страданиях; мы еще в шкурах ходили, а Грузия - выстрадала; первая здесь принимала удары: монголов и персов; и вот отчего: „Ты не пой мне, красавица, песен своих".Да, мы поняли: местности эти - точнейшие ноты; глядишь на них - песни встают. И вся Грузия -песня: мотив - благороден; слова - очень строги и очень грустны."
... но к Пушкину у Белого другие претензии: "В первый раз недоволен я Пушкиным, просто „horribile dictu": нет, можно ли так не видеть ущелья и так написать о Казбеке. Тут слов не нашлось у поэта, всегда находящего их; что Пушкин пишет про мрачность Дарьяла: не то.
Вероятно, что мрачным бывает ущелье; мы видели выставку ярких персидских ковров в километры размером, окрашенных красками „Раковины", иль „Пророка" - по Врубелю; вот-колориты; у Пушкина: „дико", и „мрачно" ущелье; и - „Терека вой"; не по-пушкински, а по... Марлинскому; Пушкин умел вынуть слово из линий ландшафта, а тут-аллегорию дал.
Разизысканность тонких культур и махровая роскошь оттенков,-где это у Пушкина. „Дико“-не так. Может,- очень болезненно: Терек-не воет: струнит мелодично; не мрачно; скорей подавляет-обилие блесков и снегов, вполне не вмещаемых в воспринимающих органах: в глазе и в ухе.
Мне страшно признаться: любимый поэт - кое- как написал про Кавказ.
То же самое хочется высказать про „Монастырь на Казбеке"; прекрасное стихотворенье: Казбек-не при чем строчки-мимо Казбека. В стихах его нет.
Почему-то всегда представляют ущелье построенным из мрачноватых пород; таким Пушкин представил: и диким, и мрачным; но краскопись стен-серорозовая, проштрихованная исщерблением чуть желтоватым и синезеленым; к Казбеку она-розовато-коричневая, розовато-оранжевая, лиловато-малиновая; в той части особенно много порта лов из групп; а у Ларса скорей -кружева, гобелены; вон там колоннада оранжево-розовых бородачей; там фигуры громадного „Демона" Врубеля; помнится мне: очень белая полупещера над полуплощадкой взлетела над узким путем, забирающим вверх; сверху-полупещера, а снизу-мутящийся Терек; здесь яростно так разметался каменьями Семен Захарыч; едва увели мы от бездны его, и усаживали все на козлы; он-рвался кидаться; под полупещерой-дуга из, я думаю, тысячей столбиков, переплетенных, как ткань; соплетения светлого колера; кружево над ними вставших зубцов, утопающих в сини, играло оттенками всех освещений: текучая мимика; точно ... лица; все ущелье-игра многих мимик и их контрапункт в теме дня.
То-симфония; мрачности-нет никакой."
... вернувшись - по Военно-Грузинской дороге - через Владикавказ и Волгу - в Подмосковье - Белый жил в Кучино - он тут же засобирался на Кавказ - писать настоящую книгу о Кавказе - Ветер с Кавказа Белый - в предисловии - характеризовал как "легкодорожное чтение", " книга для отдыха"
... к весне 1931 г. грузинские писатели сняли для него комнаты в Авчала - пригороде Тифлиса - и была получена командировка от издательства "ЗиФ", но - «транспортные затруднения» и «ужасные трудности дороги», слухи об эпидемии тифа и чумы отменили поездку
... задуманная книга о Кавказе так и не была написана