(no subject)
... еще один художник, сформировавший визуальный облик Самарканда - создавший свой "небесный" Самарканд - К.С. Петров-Водкин
... Петров-Водкин приехал в Самарканд, входивший в провозглашенную в 1918 г Туркестанскую Советскую Республику, просуществовавшую до 1924 г., в 1921 г. в составе экспедиции организованной Главным комитетом по делам музеев, охраны памятников искусства, старины и природы совместно с Российской академией истории материальной культуры и провел здесь четыре месяца - писал этюды, на основании которых позже создал тот самый "небесный" Самарканд
... кроме того, Петров-Водкин оставил заметки о городе, оформив их рисунками, и в 1923 г. издал небольшую книгу, названную им "Самаркандия", доступную в оригинальном виде на http://tehne.com/event/arhivsyachina/k-s-petrov-vodkin-samarkandiya-iz-putevyh-nabroskov-1921-goda?ysclid=lb3z6g0a6y33087042
... в заметках Петрова-Водкина - тот же "небесный" Самарканд - что и в его живописи - с его эпицентром в Шахи Зинда:
"Сотни ступеней подымают к гробнице Хусама-Ибн-Аббаса, к таинственному колодцу, на дне которого находится чудесный город великолепнее Самарканда, где сад подобный оживленной персидской миниатюре, в котором и доселе живет в ожидании вселенской победы Ислама Хусам-Зинда, двоюродный брат Магомета. Заброшенный борьбою за коран с песков Аравии к Заревшану, здесь и погиб он под наплывом монголов.
От Абдул-Азиса до Шейх-Ахмета - Мистика, стеной которого кончается мавзолей, развертывается картина майолики Востока.
Первое ударное пятно в изумруде, перебиваемом глухим ультрамарином мавзолеев Туркан-Аки и Бик-Аки, образующих коридор рефлектирующих друг на друга цветистостей. Переливы цвета в тончайших узорах орнаментики, кончающихся сталактитами, спорят с вечерним небом и не сдаются небу чистотой и звучностью гаммы.
За Туркан-Акой остатки мавзолея, в котором начинаются желтые оттенки с бирюзой и синим.
Дальше пустынный лабиринт, замкнутый молчаливыми стенами до дерева Шах-Зинды, распластавшегося над сводами гробницы, прорывшего корнями и стену, и грунт.
Рассказывают: спасаясь бегством после окончательного поражения, Хусам-Ибн-Аббас жестом отчаяния втыкает рукоятку нагайки в землю - рукоятка пустила корни и разрослась в дерево над могилою своего владельца ... Всеведущий самаркандиолог Вяткин сам удивлен породою этого дерева, не встречаемого в Самаркандии.
Отсюда заключительная цветовая поэма. Здесь ясный ультрамарин, в нем разыгрались до полной звучности золотые желтые и зелено-бархатные вариации. Их пронизывает скромными жилками откровение Востока - бирюза.
Эти солнечные стихии, втиснутые в непоколебимые узоры и линии, переплетаются вширь и ввысь.
Здесь магометанки юркают в темные своды гробницы.
Здесь, развалившийся на подушках, угощает нас зеленым чаем Мулла-Лисица. В нише на цыновке татарин Галей, многознающий Галей из Казани. Задняя стена Ахмета-Мистика китайской рельефной майоликой заканчивает лабиринт. Налево лесенка в низкую дверь наружу на кладбище Афросиаба.
Здесь начало другой Самаркандии: снега Тянь-Шаня, высоты Чапан-Аты, хребет Агалыка видны отсюда.
Любил я в неурочное время притти на Шах-Зинду. Галей спал. Друг Галей, он так просто очеловечивал Аллаха. Он имел на то право, одиннадцать лет и долгих зим с ревматическими сквозняками и лихорадками Зинды изучал он коран и рычание внутренностями во славу Единого. И был Галей неузнаваем в кануны пятниц на шиитских действах - он растворялся в низах животной стихии, - это была сфера до дремлющего растения, до спящего минерала. В этом было нечто мудреное и Галей многого не говорил из того, что он знал...
Небо загоралось звездами. У гробницы Зинды слабо светились верхние окна. В ковре утопала босая нога.
Запоздалая мышь зашуршит листами корана.
Я спускаюсь в подземную молельню, где жуть времени рассказывает об ушедших, идущих и сменяемых поколениях ...
Древние люди умели сосредоточиваться над вещами и строить из них любые формы..."
Шахи Зинда
"Небо я видел во все часы суток.
Днем оно невероятных разливов от нежностей горизонта до дыры, зияющей в звезды на зените.
От окружения солнца оно имеет еще новые разливы до противустоящей солнцу точки.
Этот переплет ультрамарина, сапфира, кобальта огнит почву, скалы, делая ничтожной зеленцу растительности, в конец осеребряя ее, - получается географический колорит страны в этих двух антиподах неба и почвы.
Это и дает в Самаркандии ощущение зноя, жара, огня под чашей неба.
Человеку жутко между этими цветовыми полюсами и восточное творчество разрешило аккорд, создав только здесь и существующий колорит бирюзы.
Он дополнительный с точностью к огню почвы и он же отводит основную синюю, давая ей выход к смешанности зеленых. Аральское море подсказало художникам эту бирюзу.
Первое мое восклицание друзьям моим о куполе Шах-Зинды было:
- Да ведь это вода! Это заклинание бирюзой огненности пустыни!
В угадании этого цвета в мозаике и майолике и есть колористический гений Востока*.
____________
* Эта бирюза не только в памятниках зодчества: Афросиаб блестит и сверкает именно ей в осколках утвари.
Окончательное разрешение этого вопроса, мне думается, даст ключ к общему пониманию этнографического колорита вообще и определению происхождения археологических находок в частности."
и - Афрасиабом, где Петров-Водкин "... производил наблюдения и опыты над проблемой пространства и его восприятием. Любовался и постигал восточную бирюзу" - кроме того, отсюда можно рассматривать город, находясь вне его - что обеспечивает беспристрастность зрения:
"Бывало ночь заставала меня на высотах Чапан-Аты <сейчас на этих высотах, расположенных на севере от Афрасиаба, установлена ТВ-вышка - мавзолей сохранился, он отреставрирован, но территория является охраняемой - попасть туда нельзя>.
Небо над Атой становилось уютнее: звезды давали обозначение пространству сферы.
Спускаясь, сбиваешься, отыскивая тропинку, царапаешь ноги колючками.
Необъятный воздух, запах приторно сладких и острых растений.
От аулов доносится женский плач, надрывной, то оскорбленный, то жалостный. Плач изменил свои рулады. Перебросился в сторону, ему ответили другие плачи. В теневых ложбинах склонов засверкали двойные точки: то шакалы стягиваются к жилью человека.
Заухали собаки в кишлаках ...
На кладбище Афросиаба сражения собак с шакалами: здесь между ними смертная борьба за добытого мертвеца.
Не долго залеживаются покойники в могилах. Часто степной волкодав, провожая без отдыха бегущую процессию с его хозяином на одре, застревает возле могилы, чтобы не уступить бренные останки своего господина другому лакомке и за ночь уничтожает труп.
Окраины города спят. Одинокий уборщик выметает участок, утонув вместе с фонариком в тучах пыли.
Из темноты уличной ниши трусовато-громко окликает ночной сторож. Огрызнется под ногой почивший среди улицы пес.
Скрипучей лесенкой подымаюсь в мою белую комнату и прямо на сенник. В окнах повисла Большая Медведица и светится от серпа луны барабан Биби-Ханыма.
Соскучившийся мышенок пискнет над ухом - куда лезешь, глупый ...
Приятная усталость всего тела.
Глаза смыкаются сами собой. Чтоб не забыть: в Самарканде очень много мышей ..."
виды с Афрасиаба
"Биби-Ханым приналег на меня своими бегемотскими глыбами, - его страшенный силуэт я оценил лишь потом из вне города: как члены неулегшегося в долину чудовища, торчат они над Самаркандом."
Самарканд. 1926 - кажется, память подводит Петрова-Водкина - такой колонны с киоском, как на его картине, в Самарканде нет - и не должно быть ...
Самарканд
... точная повседневность - Самарканд живет "в моменте" - текущий "момент" запечатлевается на базаре, который во время Петрова-Водкина был устроен на Регистане - "на протяжении лета меняются натюрморты. Урюк и абрикосы, нежные персики, перебиваемые вишнями. Понемногу тут и там вспыхнут первые гроздья винограда. Впоследствии виноград засиляет всё; самых разных нюансов и форм, он царит долго и настойчиво, пока не ворвутся в него кругляши дыней и арбузов и, наконец, заключительный аккорд золотых винных ягод заполнит лотки и корзины. В лавочках киш-мишовый изюм разыграется янтарем к этому времени. Среди всего этого пшеничный цвет узорных, хрустящих по наколам, лепешек" - итогом: "... типичность всяческого Востока: жизнь - самое главное, формы жизни бесконечно разнообразны - лучшая из них в осознании этих форм, в пребывании самому в безформии. Отсюда добродушно хитрая улыбка Восточного человека на Европейца, изобретающего новые и новые формы и не исчерпывающего, в сущности, ни одной из них до конца ..."
ххх
... в отличии от живописи Самарканд почти не оставил следа в русской поэзии, но даже в том что есть, он неизменно связан с живописью:
Семен Липкин. В Самарканде
Готовлю свое изделье
Во всей восточной красе,
Пишу в Самарканде в келье
Старинного медресе.
Художница-ленинградка
За толстой стеной живет,
И тень огонька лампадка
Бросает на старый киот.
Отца единого дети,
Свеченье видим одно,
И голуби на минарете
Об этом знают давно.
... кем могла быть эта художница - Елена Коровай - Надежда Кашина - Зинаида Ковалевская (она училась в Казани у Бенькова и уехала в Самарканд вместе со своим учителем, и не только) - кто-то еще - осенью 1941 г все - !!!! - художественные учебные заведения СССР - и преподаватели, и ученики - были эвакуированы в Самарканд
Н. Кашина. Суд в Самарканде.
Н. Кашина. У Шир Дора
З. Ковалевская. Дорога на Регистан. 1945
З. Ковалевская. Осень. Дождь.
З. Ковалевская. Павел Беньков на этюдах в Шахи Зинда
"... откровение бирюзы ..." - нет - лучше так - "Откровение бирюзы"
... Петров-Водкин приехал в Самарканд, входивший в провозглашенную в 1918 г Туркестанскую Советскую Республику, просуществовавшую до 1924 г., в 1921 г. в составе экспедиции организованной Главным комитетом по делам музеев, охраны памятников искусства, старины и природы совместно с Российской академией истории материальной культуры и провел здесь четыре месяца - писал этюды, на основании которых позже создал тот самый "небесный" Самарканд
... кроме того, Петров-Водкин оставил заметки о городе, оформив их рисунками, и в 1923 г. издал небольшую книгу, названную им "Самаркандия", доступную в оригинальном виде на http://tehne.com/event/arhivsyachina/k-s-petrov-vodkin-samarkandiya-iz-putevyh-nabroskov-1921-goda?ysclid=lb3z6g0a6y33087042
... в заметках Петрова-Водкина - тот же "небесный" Самарканд - что и в его живописи - с его эпицентром в Шахи Зинда:
"Сотни ступеней подымают к гробнице Хусама-Ибн-Аббаса, к таинственному колодцу, на дне которого находится чудесный город великолепнее Самарканда, где сад подобный оживленной персидской миниатюре, в котором и доселе живет в ожидании вселенской победы Ислама Хусам-Зинда, двоюродный брат Магомета. Заброшенный борьбою за коран с песков Аравии к Заревшану, здесь и погиб он под наплывом монголов.
От Абдул-Азиса до Шейх-Ахмета - Мистика, стеной которого кончается мавзолей, развертывается картина майолики Востока.
Первое ударное пятно в изумруде, перебиваемом глухим ультрамарином мавзолеев Туркан-Аки и Бик-Аки, образующих коридор рефлектирующих друг на друга цветистостей. Переливы цвета в тончайших узорах орнаментики, кончающихся сталактитами, спорят с вечерним небом и не сдаются небу чистотой и звучностью гаммы.
За Туркан-Акой остатки мавзолея, в котором начинаются желтые оттенки с бирюзой и синим.
Дальше пустынный лабиринт, замкнутый молчаливыми стенами до дерева Шах-Зинды, распластавшегося над сводами гробницы, прорывшего корнями и стену, и грунт.
Рассказывают: спасаясь бегством после окончательного поражения, Хусам-Ибн-Аббас жестом отчаяния втыкает рукоятку нагайки в землю - рукоятка пустила корни и разрослась в дерево над могилою своего владельца ... Всеведущий самаркандиолог Вяткин сам удивлен породою этого дерева, не встречаемого в Самаркандии.
Отсюда заключительная цветовая поэма. Здесь ясный ультрамарин, в нем разыгрались до полной звучности золотые желтые и зелено-бархатные вариации. Их пронизывает скромными жилками откровение Востока - бирюза.
Эти солнечные стихии, втиснутые в непоколебимые узоры и линии, переплетаются вширь и ввысь.
Здесь магометанки юркают в темные своды гробницы.
Здесь, развалившийся на подушках, угощает нас зеленым чаем Мулла-Лисица. В нише на цыновке татарин Галей, многознающий Галей из Казани. Задняя стена Ахмета-Мистика китайской рельефной майоликой заканчивает лабиринт. Налево лесенка в низкую дверь наружу на кладбище Афросиаба.
Здесь начало другой Самаркандии: снега Тянь-Шаня, высоты Чапан-Аты, хребет Агалыка видны отсюда.
Любил я в неурочное время притти на Шах-Зинду. Галей спал. Друг Галей, он так просто очеловечивал Аллаха. Он имел на то право, одиннадцать лет и долгих зим с ревматическими сквозняками и лихорадками Зинды изучал он коран и рычание внутренностями во славу Единого. И был Галей неузнаваем в кануны пятниц на шиитских действах - он растворялся в низах животной стихии, - это была сфера до дремлющего растения, до спящего минерала. В этом было нечто мудреное и Галей многого не говорил из того, что он знал...
Небо загоралось звездами. У гробницы Зинды слабо светились верхние окна. В ковре утопала босая нога.
Запоздалая мышь зашуршит листами корана.
Я спускаюсь в подземную молельню, где жуть времени рассказывает об ушедших, идущих и сменяемых поколениях ...
Древние люди умели сосредоточиваться над вещами и строить из них любые формы..."
Шахи Зинда
"Небо я видел во все часы суток.
Днем оно невероятных разливов от нежностей горизонта до дыры, зияющей в звезды на зените.
От окружения солнца оно имеет еще новые разливы до противустоящей солнцу точки.
Этот переплет ультрамарина, сапфира, кобальта огнит почву, скалы, делая ничтожной зеленцу растительности, в конец осеребряя ее, - получается географический колорит страны в этих двух антиподах неба и почвы.
Это и дает в Самаркандии ощущение зноя, жара, огня под чашей неба.
Человеку жутко между этими цветовыми полюсами и восточное творчество разрешило аккорд, создав только здесь и существующий колорит бирюзы.
Он дополнительный с точностью к огню почвы и он же отводит основную синюю, давая ей выход к смешанности зеленых. Аральское море подсказало художникам эту бирюзу.
Первое мое восклицание друзьям моим о куполе Шах-Зинды было:
- Да ведь это вода! Это заклинание бирюзой огненности пустыни!
В угадании этого цвета в мозаике и майолике и есть колористический гений Востока*.
____________
* Эта бирюза не только в памятниках зодчества: Афросиаб блестит и сверкает именно ей в осколках утвари.
Окончательное разрешение этого вопроса, мне думается, даст ключ к общему пониманию этнографического колорита вообще и определению происхождения археологических находок в частности."
и - Афрасиабом, где Петров-Водкин "... производил наблюдения и опыты над проблемой пространства и его восприятием. Любовался и постигал восточную бирюзу" - кроме того, отсюда можно рассматривать город, находясь вне его - что обеспечивает беспристрастность зрения:
"Бывало ночь заставала меня на высотах Чапан-Аты <сейчас на этих высотах, расположенных на севере от Афрасиаба, установлена ТВ-вышка - мавзолей сохранился, он отреставрирован, но территория является охраняемой - попасть туда нельзя>.
Небо над Атой становилось уютнее: звезды давали обозначение пространству сферы.
Спускаясь, сбиваешься, отыскивая тропинку, царапаешь ноги колючками.
Необъятный воздух, запах приторно сладких и острых растений.
От аулов доносится женский плач, надрывной, то оскорбленный, то жалостный. Плач изменил свои рулады. Перебросился в сторону, ему ответили другие плачи. В теневых ложбинах склонов засверкали двойные точки: то шакалы стягиваются к жилью человека.
Заухали собаки в кишлаках ...
На кладбище Афросиаба сражения собак с шакалами: здесь между ними смертная борьба за добытого мертвеца.
Не долго залеживаются покойники в могилах. Часто степной волкодав, провожая без отдыха бегущую процессию с его хозяином на одре, застревает возле могилы, чтобы не уступить бренные останки своего господина другому лакомке и за ночь уничтожает труп.
Окраины города спят. Одинокий уборщик выметает участок, утонув вместе с фонариком в тучах пыли.
Из темноты уличной ниши трусовато-громко окликает ночной сторож. Огрызнется под ногой почивший среди улицы пес.
Скрипучей лесенкой подымаюсь в мою белую комнату и прямо на сенник. В окнах повисла Большая Медведица и светится от серпа луны барабан Биби-Ханыма.
Соскучившийся мышенок пискнет над ухом - куда лезешь, глупый ...
Приятная усталость всего тела.
Глаза смыкаются сами собой. Чтоб не забыть: в Самарканде очень много мышей ..."
виды с Афрасиаба
"Биби-Ханым приналег на меня своими бегемотскими глыбами, - его страшенный силуэт я оценил лишь потом из вне города: как члены неулегшегося в долину чудовища, торчат они над Самаркандом."
Самарканд. 1926 - кажется, память подводит Петрова-Водкина - такой колонны с киоском, как на его картине, в Самарканде нет - и не должно быть ...
Самарканд
... точная повседневность - Самарканд живет "в моменте" - текущий "момент" запечатлевается на базаре, который во время Петрова-Водкина был устроен на Регистане - "на протяжении лета меняются натюрморты. Урюк и абрикосы, нежные персики, перебиваемые вишнями. Понемногу тут и там вспыхнут первые гроздья винограда. Впоследствии виноград засиляет всё; самых разных нюансов и форм, он царит долго и настойчиво, пока не ворвутся в него кругляши дыней и арбузов и, наконец, заключительный аккорд золотых винных ягод заполнит лотки и корзины. В лавочках киш-мишовый изюм разыграется янтарем к этому времени. Среди всего этого пшеничный цвет узорных, хрустящих по наколам, лепешек" - итогом: "... типичность всяческого Востока: жизнь - самое главное, формы жизни бесконечно разнообразны - лучшая из них в осознании этих форм, в пребывании самому в безформии. Отсюда добродушно хитрая улыбка Восточного человека на Европейца, изобретающего новые и новые формы и не исчерпывающего, в сущности, ни одной из них до конца ..."
ххх
... в отличии от живописи Самарканд почти не оставил следа в русской поэзии, но даже в том что есть, он неизменно связан с живописью:
Семен Липкин. В Самарканде
Готовлю свое изделье
Во всей восточной красе,
Пишу в Самарканде в келье
Старинного медресе.
Художница-ленинградка
За толстой стеной живет,
И тень огонька лампадка
Бросает на старый киот.
Отца единого дети,
Свеченье видим одно,
И голуби на минарете
Об этом знают давно.
... кем могла быть эта художница - Елена Коровай - Надежда Кашина - Зинаида Ковалевская (она училась в Казани у Бенькова и уехала в Самарканд вместе со своим учителем, и не только) - кто-то еще - осенью 1941 г все - !!!! - художественные учебные заведения СССР - и преподаватели, и ученики - были эвакуированы в Самарканд
Н. Кашина. Суд в Самарканде.
Н. Кашина. У Шир Дора
З. Ковалевская. Дорога на Регистан. 1945
З. Ковалевская. Осень. Дождь.
З. Ковалевская. Павел Беньков на этюдах в Шахи Зинда
"... откровение бирюзы ..." - нет - лучше так - "Откровение бирюзы"