Владивосток и поэзия - "пятьдесят вулканов"
... коллеги собираются в командировку во Владивосток - я остаюсь дома - не прижился в проекте - так иногда бывает - проект - как организм - в него надо проникнуть и в нем закрепиться - как вирус - на этот раз у организма выработался иммунитет - возможно, я потерял мотивацию - вся связанная с Владивостоком поэзия освоена - через поэзию освоен сам город - или наоборот - если что-то и осталось - только второстепенное - или совсем скрытое - недоступное ...
... в своих написанных в Харбине воспоминаниях "О себе и о Владивостоке" Арсений Несмелов пишет: "Во Владивостоке в то время <рубеж 1920-х гг.> было около пятидесяти действующих (как вулканы) поэтов. Из них помню Рябинина, талантливого мальчика-наркомана, уехавшего в СССР и там затерявшегося, чрезвычайно даровитого Бенедикта Марта, тоже наркомана и тоже ‚ позже уехавшего в СССР ..." - сохранившиеся биографии этих 50-ти вулканов гораздо интереснее их сохранившихся стихов - мне не удалось ничего узнать о Рябинине - о Венедикте Марте (Вагинов в Козлиной песне описал его под именем Сентябрь) можно прочитать здесь - https://ferrea-aetas.livejournal.com/17602.html
... еще один поэт, о котором упомянул в воспоминаниях Арсений Несмелов - Юрий Галич:
"Познакомился я тут < литературно-художественное кафе Балаганчик>, между прочим, с замечательным человеком - Юрием Галичем. Он теперь у вас в Европе. Он так учил меня писать стихи, и я должен был его слушать (но не слушаться, конечно), ибо он был в чине генерала генерального штаба (генералом в квадрате), а я только поручиком.
Показывая разграфленный лист бумаги, Галич говорил:
- Вот, например. Я хочу написать морское стихотворение. Ну, скажем, вроде «Капитанов» Гумилева. Для этого я делаю так. Мне необходим морской словарь, морские слова, язык. И вот в эту клетку я пишу, например, слово «румпель» и затем начинаю подыскивать румпелю морскую рифму.
- Кумпол! - говорю я, улыбаясь.
- Какая же это морская рифма? - не соглашается генерал. - Она хороша была бы для юмористического стихотворения. Нет, я беру «румб» и ищу в словаре значения этого слова. Затем беру, скажем, «бизань» и к нему...
- Рязань?
- Нет. Ищу что-нибудь морское, потом, когда все клетки-рифмы заполнены, я начинаю подбирать и прочие слова.
Этот генерал издал во Владивостоке книгу стихов, названную им, кажется, «Свиристели». Возможно, что так назывался лишь отдел в его книге, но все же «Свиристели" были. С. Третьяков, он был тогда товарищем министра внутренних дел, хотел его за бездарность этой книги выслать из Приморья. Отговорили."
Юрий Галич писал поэзки в духе Северянина - как и многие из "владивостокских вулканов" - о нем, наверное, не стоило бы упоминать, если бы его не стали считать автором текста к песне Поручик Голицын - одна из тех эмигрантских песен, слушая которые в исполнении Миши Гулько в середине 1980-х, из "правильных" советских мальчиков мы превращались в "неправильных" антисоветских подростков - мой папа считал, что эти песни специально придумали в ЦРУ - "для разложения молодежи и подрыва Советского Союза изнутри" - что в какой то степени соответствовало действительности - но в Поручике Голицине и примыкающих к нему песнях, есть своя поэтическая прелесть - здесь совершенно потрясающие аллитерации на сонорных звуках - на "р", на сдвоенном "рр" при исполнении вслух - "над Доном угрррюмым идем эскадрроном/ на бой вдохновляет Рроссия стррана" и столкновение мягких "л" с жесткими "р" - "раздайте патроны, поручик Голицын/ коррнет Оболенский надеть, ордена" - так сталкиваются две силы, из которых после столкновения не останется ни одной - т.е. трагизм ситуации здесь подчеркивается чисто фонетическими средствами ...
... читая поэзы Юрия Галича, поверить в то, что он написал Поручика Голицына сложно, но написал же "По долинам и по взгорьям" писавший такие же поэзы владивостокский поэт Сергей Алымов ...
О Юрии Галиче: https://ferrea-aetas.livejournal.com/17402.html
... наверное самым интересным из упоминаемых Несмеловым поэтов был Сергей Третьяков - тот самый, который хотел выслать из Приморья Юрия Галича - "рассудительный романтик с безумными загибами" (Б. Шкловский) - Третьяков так и не обрёл собственный голос, но писал хорошо, энергично, ярко - идеальный программный футуризм - идеальная "литература факта", поэзия действия, социального заказа - Третьякова расстреляли в 1937 г, но до этого он успел научить поэзии Бертольда Брехта, написавшего после известия о его расстреле:
Мой учитель Третьяков,
Огромный, приветливый,
Расстрелян по приговору суда
народа.
Как шпион. Его имя
проклято.
Его книги уничтожены.
Разговоры о нем
Считаются подозрительными.
Их обрывают.
А что, если он не виновен?
- ... Третьяков появился во Владивостоке в 1919 г и наконец то смог издать здесь свою первую книгу - Железный век - стихи для которой были написаны еще в "ненастоящем 20-м веке" - до войны - в 1913-м г в Москве - именно здесь - на Дальнем Востоке - "два учителя научили меня работать на социальный заказ - признавался Третьяков - "японцы-интервенты и красные партизаны Приморья" (Биография моего стиха) - единственное жилье, которое смог найти Третьяков, приехав во Владивосток - койка в ночлежке, расположенной в трехэтажном доме на улице Корейской (сейчас - Пограничная) - "На его нарах" - писал Асеев - "стояли томики Рембо и Овидия. Его авторитет был очень высок - обитатели ночлежки восхищенно слушали Апулея ... » - на брандмауэре дома, в котором располагалась ночлежка, примерно до середины прошлого года был изображен Мусорный кит, сейчас здесь - портрет Давида Бурлюка ...
Сергей Третьяков
Верблюд
На шали зарева закатного кургана,
На серебре степного блюда -
Молчание верблюда.
Свежо степное ветряное пойло.
Мхом обволок клокастый войлок
Пуды усталого мяса.
По колеям небесного сосуда
Аэролит протрясся.
Верблюд пойдет на утро вязко
Вращать чигирь.
На ироничном рте болтается увязка.
В копытах - гул булыжных гирь.
Верблюд, беги! А то придет погонщик,
Плевком колючим плюнет кнут.
На зареве зари верблюжий выгиб тоньше.
Горбы с курганами обнимутся, уснут.
1915
ххх
Владивосток
Закат заогнил тигра пасть.
Синева побежала тепло спасти,
Вечер-мулат боится упасть
На стеклянных паркетов плоскости.
Вымори море марево.
Месяц звереет,
Солнце оспаривая.
Крестопоклонный в мачтах мечтает рейд.
Дым броненосцев
В небовой звездоклепанный остов
Втаивает, нежась.
А сызморя мраморит свежесть.
Месяц, в воде проблей!
Зеркала кораблей
Сыплют первые блесткие бляхи рублей.
И думными дымными клубами
Говорят вышине деревянные колыбельные
Корабельные.
1920
ххх
Наши дни
Пришли
Вшистые, кучась и супясь,
Пряча под брови глупь и злыдь,
Копытом давя прокисшую супесь,
Пальцы увязывая в узлы -
Подошли под самые уши,
- Слушай,
Вот мы:
Бражники и ерники
- Понедельники и вторники,
Вредные карги
- Среды и четверги,
Ругань и позевота
- Пятница да суббота,
Попье душеспасенье,
- Воскресенье на воскресенье.
От рвотной страды до рвотного хмеля
Кочками дней качает неделя.
Прошла - и вновь горчей, чем полынь,
Ту же семерку, знай, волынь.
Дню за днем гуськом в маету,
По-прежнему бресть невмоготу.
Требуем имени нового,
Переименовывай!
- Ладно.
В помойку имен ошметки.
С-под глаз оттирай синяки.
Будут новой семерки
Шаги легки:
Памяти Ленина
- Лендень.
Имени фабрики
- Фабдень.
Помни деревню
- Земдень.
Делу партийному
- Партдень.
Всех осоюзить
- Профдень.
Смену готовь
- Юндень.
Баб разбабь
- Жендень.
Переломят хребты высоченные,
Разливая октябрьский людник,
Наши крепким трудом насоченные,
Годы, месяцы, дни.
Чтоб каждый день был
Стройдень.
Чтоб каждый день был
Бойдень.
Чтоб наши недели
Гудели.
Чтоб каждый месяц
Увесист.
Чтоб каждый год
- На полный ход,
- Вот!
1925
ххх
Живым
Товарищ!
Прошу.
Слышишь?
Обещай!
Если когда-нибудь, после смерти,
Нам, футуристам, в драке измолотым,
Ассигнуют по смете
Столько-то золотом;
Глыбы собьют, на глыбы
Нас становить чугунных,
Нам говорить - «спасибо!»
Со всхлипом на многоточиях,
И прочая, и прочая
О гегемония гегегениев...
Товарищ!
Орни глоткой рабочей:
- Говорите короче!
И ближнею ж ночью...
Клянись:
Комсомольским билетом,
Красенью губ,
Кепкой,
Заводским гудком
И рукопожимом товарища - Клянись:
Ночью вложить динамитный патрон
Под каменный трон
Чугун-футуристов.
И с той, кто целует тебя,
Протанцуй
У столба гегегения.
Швырь - о-го-го, ха-ха-ха - во взрыв,
Пока летят каменья
Вдребезги и навзрыд.
Товарищ!
Юнач!
Обещай!
Если нашей строкой
Будут бить, как портновским аршином:
- Учисы Учись, такой-сякой!
Куда прешь?
Не сметь перечить великим теням.
Не позволим! Вреш!
Товарищ!
Клянись:
Бровями сведенными в - чтооо?
Боевым кулаком.
Выстрелом сердца.
Профсоюзом,
Винтовкой
И пятиконечной звездой.
Клянисыь!
Нашей же книгой
По черепу бить, бить, бить
До пробива,
До мездры мозгов
Начетчика.
Чтоб собственный выгиб
Был жив и остер,
Вали наши книги
В костер!
Обещаешь?
-----
Поручик Голицын и около
ххх
Поручик Голицын
Четвертые сутки пылают станицы,
Потеет дождями Донская земля.
Не падайте духом, поручик Голицын,
Корнет Оболенский, налейте вина.
Мелькают Арбатом знакомые лица,
С аллей цыганки заходят в кабак.
Подайте бокалы, поручик Голицын,
Корнет Оболенский, налейте вина.
А где-то ведь рядом проносятся тройки,
Увы не понять нам, в чем наша вина.
Не падайте духом, попучик Голицын,
Корнет Оболенский, седлайте коня.
А в сумерках кони проносятся к яру.
Ну, что загрустили, мой юный корнет?
А в комнатах наших сидят комиссары
И девочек наших ведут в кабинет.
Над Доном угрюмым идем эскадроном,
На бой вдохновляет Россия-страна.
Раздайте патроны, поручик Голицын,
Корнет Оболенский, надеть ордена!.
Ах, русское солнце, великое солнце!
Корабль-Император застыл, как стрела.
Поручик Голицын, а может, вернемся,
-Зачем нам, поручик, чужая земля?
https://youtu.be/cd6vR8Aed5Y
ххх
Не надо грустить, господа офицеры,
Что мы потеряли - уже не вернуть.
Уж нету Отечества, нету уж веры,
И кровью отмечен нелегкий наш путь.
Пусть мы неприятелем к Дону прижаты,
За нами осталась полоска земли,
Пылают станицы, посёлки и хаты,
А, что же ещё здесь поджечь не смогли?..
По нашим следам цепь за цепью несётся,
Спасибо друзьям, что я здесь не один.
Погибнуть и мне в этой схватке придётся,
Я тоже ведь русский, и я дворянин.
Пусть нас обдувают степными ветрами,
Никто не узнает, где мы полегли.
А чтобы Россия всегда была с нами,
Возьмите по горсточке русской земли.
Не падайте духом, поручик Голицын!
Корнет Оболенский, налейте вина!
https://youtu.be/lxUoEibd7sE
ххх
Степь, прошитая пулями, обнимала меня,
И полынь обгоревшая накормила коня.
Вся Россия истоптана, слёзы льются рекой -
Это родина детства, мне не нужно другой.
Наше лето последнее, уж не свидиться нам.
Я земле низко кланяюсь, поклонюсь я церквам.
Всё здесь будет поругано, той России уж нет,
И как рок приближается наш последний рассвет.
Так прощайте, полковник, до свиданья, корнет!
Я с солдатами верными встречу этот рассвет.
Шашки вынем мы наголо на последний наш бой.
Эх, земля моя русская, я прощаюсь с тобой.
Утром кровью окрасятся и луга, и ковыль,
Станет розово-алою придорожная пыль.
Без крестов, без священника нас оставят лежать,
Будут ветры российские панихиду справлять.
Степь, порубана шашками, похоронит меня,
Ветры с Дона привольные, заберите коня.
Пусть гуляет он по степи, не доставшись врагам.
Был он другом мне преданным - я друзей не предам!
https://youtu.be/a5pC6UhVMaU
... в своих написанных в Харбине воспоминаниях "О себе и о Владивостоке" Арсений Несмелов пишет: "Во Владивостоке в то время <рубеж 1920-х гг.> было около пятидесяти действующих (как вулканы) поэтов. Из них помню Рябинина, талантливого мальчика-наркомана, уехавшего в СССР и там затерявшегося, чрезвычайно даровитого Бенедикта Марта, тоже наркомана и тоже ‚ позже уехавшего в СССР ..." - сохранившиеся биографии этих 50-ти вулканов гораздо интереснее их сохранившихся стихов - мне не удалось ничего узнать о Рябинине - о Венедикте Марте (Вагинов в Козлиной песне описал его под именем Сентябрь) можно прочитать здесь - https://ferrea-aetas.livejournal.com/17602.html
... еще один поэт, о котором упомянул в воспоминаниях Арсений Несмелов - Юрий Галич:
"Познакомился я тут < литературно-художественное кафе Балаганчик>, между прочим, с замечательным человеком - Юрием Галичем. Он теперь у вас в Европе. Он так учил меня писать стихи, и я должен был его слушать (но не слушаться, конечно), ибо он был в чине генерала генерального штаба (генералом в квадрате), а я только поручиком.
Показывая разграфленный лист бумаги, Галич говорил:
- Вот, например. Я хочу написать морское стихотворение. Ну, скажем, вроде «Капитанов» Гумилева. Для этого я делаю так. Мне необходим морской словарь, морские слова, язык. И вот в эту клетку я пишу, например, слово «румпель» и затем начинаю подыскивать румпелю морскую рифму.
- Кумпол! - говорю я, улыбаясь.
- Какая же это морская рифма? - не соглашается генерал. - Она хороша была бы для юмористического стихотворения. Нет, я беру «румб» и ищу в словаре значения этого слова. Затем беру, скажем, «бизань» и к нему...
- Рязань?
- Нет. Ищу что-нибудь морское, потом, когда все клетки-рифмы заполнены, я начинаю подбирать и прочие слова.
Этот генерал издал во Владивостоке книгу стихов, названную им, кажется, «Свиристели». Возможно, что так назывался лишь отдел в его книге, но все же «Свиристели" были. С. Третьяков, он был тогда товарищем министра внутренних дел, хотел его за бездарность этой книги выслать из Приморья. Отговорили."
Юрий Галич писал поэзки в духе Северянина - как и многие из "владивостокских вулканов" - о нем, наверное, не стоило бы упоминать, если бы его не стали считать автором текста к песне Поручик Голицын - одна из тех эмигрантских песен, слушая которые в исполнении Миши Гулько в середине 1980-х, из "правильных" советских мальчиков мы превращались в "неправильных" антисоветских подростков - мой папа считал, что эти песни специально придумали в ЦРУ - "для разложения молодежи и подрыва Советского Союза изнутри" - что в какой то степени соответствовало действительности - но в Поручике Голицине и примыкающих к нему песнях, есть своя поэтическая прелесть - здесь совершенно потрясающие аллитерации на сонорных звуках - на "р", на сдвоенном "рр" при исполнении вслух - "над Доном угрррюмым идем эскадрроном/ на бой вдохновляет Рроссия стррана" и столкновение мягких "л" с жесткими "р" - "раздайте патроны, поручик Голицын/ коррнет Оболенский надеть, ордена" - так сталкиваются две силы, из которых после столкновения не останется ни одной - т.е. трагизм ситуации здесь подчеркивается чисто фонетическими средствами ...
... читая поэзы Юрия Галича, поверить в то, что он написал Поручика Голицына сложно, но написал же "По долинам и по взгорьям" писавший такие же поэзы владивостокский поэт Сергей Алымов ...
О Юрии Галиче: https://ferrea-aetas.livejournal.com/17402.html
... наверное самым интересным из упоминаемых Несмеловым поэтов был Сергей Третьяков - тот самый, который хотел выслать из Приморья Юрия Галича - "рассудительный романтик с безумными загибами" (Б. Шкловский) - Третьяков так и не обрёл собственный голос, но писал хорошо, энергично, ярко - идеальный программный футуризм - идеальная "литература факта", поэзия действия, социального заказа - Третьякова расстреляли в 1937 г, но до этого он успел научить поэзии Бертольда Брехта, написавшего после известия о его расстреле:
Мой учитель Третьяков,
Огромный, приветливый,
Расстрелян по приговору суда
народа.
Как шпион. Его имя
проклято.
Его книги уничтожены.
Разговоры о нем
Считаются подозрительными.
Их обрывают.
А что, если он не виновен?
- ... Третьяков появился во Владивостоке в 1919 г и наконец то смог издать здесь свою первую книгу - Железный век - стихи для которой были написаны еще в "ненастоящем 20-м веке" - до войны - в 1913-м г в Москве - именно здесь - на Дальнем Востоке - "два учителя научили меня работать на социальный заказ - признавался Третьяков - "японцы-интервенты и красные партизаны Приморья" (Биография моего стиха) - единственное жилье, которое смог найти Третьяков, приехав во Владивосток - койка в ночлежке, расположенной в трехэтажном доме на улице Корейской (сейчас - Пограничная) - "На его нарах" - писал Асеев - "стояли томики Рембо и Овидия. Его авторитет был очень высок - обитатели ночлежки восхищенно слушали Апулея ... » - на брандмауэре дома, в котором располагалась ночлежка, примерно до середины прошлого года был изображен Мусорный кит, сейчас здесь - портрет Давида Бурлюка ...
Сергей Третьяков
Верблюд
На шали зарева закатного кургана,
На серебре степного блюда -
Молчание верблюда.
Свежо степное ветряное пойло.
Мхом обволок клокастый войлок
Пуды усталого мяса.
По колеям небесного сосуда
Аэролит протрясся.
Верблюд пойдет на утро вязко
Вращать чигирь.
На ироничном рте болтается увязка.
В копытах - гул булыжных гирь.
Верблюд, беги! А то придет погонщик,
Плевком колючим плюнет кнут.
На зареве зари верблюжий выгиб тоньше.
Горбы с курганами обнимутся, уснут.
1915
ххх
Владивосток
Закат заогнил тигра пасть.
Синева побежала тепло спасти,
Вечер-мулат боится упасть
На стеклянных паркетов плоскости.
Вымори море марево.
Месяц звереет,
Солнце оспаривая.
Крестопоклонный в мачтах мечтает рейд.
Дым броненосцев
В небовой звездоклепанный остов
Втаивает, нежась.
А сызморя мраморит свежесть.
Месяц, в воде проблей!
Зеркала кораблей
Сыплют первые блесткие бляхи рублей.
И думными дымными клубами
Говорят вышине деревянные колыбельные
Корабельные.
1920
ххх
Наши дни
Пришли
Вшистые, кучась и супясь,
Пряча под брови глупь и злыдь,
Копытом давя прокисшую супесь,
Пальцы увязывая в узлы -
Подошли под самые уши,
- Слушай,
Вот мы:
Бражники и ерники
- Понедельники и вторники,
Вредные карги
- Среды и четверги,
Ругань и позевота
- Пятница да суббота,
Попье душеспасенье,
- Воскресенье на воскресенье.
От рвотной страды до рвотного хмеля
Кочками дней качает неделя.
Прошла - и вновь горчей, чем полынь,
Ту же семерку, знай, волынь.
Дню за днем гуськом в маету,
По-прежнему бресть невмоготу.
Требуем имени нового,
Переименовывай!
- Ладно.
В помойку имен ошметки.
С-под глаз оттирай синяки.
Будут новой семерки
Шаги легки:
Памяти Ленина
- Лендень.
Имени фабрики
- Фабдень.
Помни деревню
- Земдень.
Делу партийному
- Партдень.
Всех осоюзить
- Профдень.
Смену готовь
- Юндень.
Баб разбабь
- Жендень.
Переломят хребты высоченные,
Разливая октябрьский людник,
Наши крепким трудом насоченные,
Годы, месяцы, дни.
Чтоб каждый день был
Стройдень.
Чтоб каждый день был
Бойдень.
Чтоб наши недели
Гудели.
Чтоб каждый месяц
Увесист.
Чтоб каждый год
- На полный ход,
- Вот!
1925
ххх
Живым
Товарищ!
Прошу.
Слышишь?
Обещай!
Если когда-нибудь, после смерти,
Нам, футуристам, в драке измолотым,
Ассигнуют по смете
Столько-то золотом;
Глыбы собьют, на глыбы
Нас становить чугунных,
Нам говорить - «спасибо!»
Со всхлипом на многоточиях,
И прочая, и прочая
О гегемония гегегениев...
Товарищ!
Орни глоткой рабочей:
- Говорите короче!
И ближнею ж ночью...
Клянись:
Комсомольским билетом,
Красенью губ,
Кепкой,
Заводским гудком
И рукопожимом товарища - Клянись:
Ночью вложить динамитный патрон
Под каменный трон
Чугун-футуристов.
И с той, кто целует тебя,
Протанцуй
У столба гегегения.
Швырь - о-го-го, ха-ха-ха - во взрыв,
Пока летят каменья
Вдребезги и навзрыд.
Товарищ!
Юнач!
Обещай!
Если нашей строкой
Будут бить, как портновским аршином:
- Учисы Учись, такой-сякой!
Куда прешь?
Не сметь перечить великим теням.
Не позволим! Вреш!
Товарищ!
Клянись:
Бровями сведенными в - чтооо?
Боевым кулаком.
Выстрелом сердца.
Профсоюзом,
Винтовкой
И пятиконечной звездой.
Клянисыь!
Нашей же книгой
По черепу бить, бить, бить
До пробива,
До мездры мозгов
Начетчика.
Чтоб собственный выгиб
Был жив и остер,
Вали наши книги
В костер!
Обещаешь?
-----
Поручик Голицын и около
ххх
Поручик Голицын
Четвертые сутки пылают станицы,
Потеет дождями Донская земля.
Не падайте духом, поручик Голицын,
Корнет Оболенский, налейте вина.
Мелькают Арбатом знакомые лица,
С аллей цыганки заходят в кабак.
Подайте бокалы, поручик Голицын,
Корнет Оболенский, налейте вина.
А где-то ведь рядом проносятся тройки,
Увы не понять нам, в чем наша вина.
Не падайте духом, попучик Голицын,
Корнет Оболенский, седлайте коня.
А в сумерках кони проносятся к яру.
Ну, что загрустили, мой юный корнет?
А в комнатах наших сидят комиссары
И девочек наших ведут в кабинет.
Над Доном угрюмым идем эскадроном,
На бой вдохновляет Россия-страна.
Раздайте патроны, поручик Голицын,
Корнет Оболенский, надеть ордена!.
Ах, русское солнце, великое солнце!
Корабль-Император застыл, как стрела.
Поручик Голицын, а может, вернемся,
-Зачем нам, поручик, чужая земля?
https://youtu.be/cd6vR8Aed5Y
ххх
Не надо грустить, господа офицеры,
Что мы потеряли - уже не вернуть.
Уж нету Отечества, нету уж веры,
И кровью отмечен нелегкий наш путь.
Пусть мы неприятелем к Дону прижаты,
За нами осталась полоска земли,
Пылают станицы, посёлки и хаты,
А, что же ещё здесь поджечь не смогли?..
По нашим следам цепь за цепью несётся,
Спасибо друзьям, что я здесь не один.
Погибнуть и мне в этой схватке придётся,
Я тоже ведь русский, и я дворянин.
Пусть нас обдувают степными ветрами,
Никто не узнает, где мы полегли.
А чтобы Россия всегда была с нами,
Возьмите по горсточке русской земли.
Не падайте духом, поручик Голицын!
Корнет Оболенский, налейте вина!
https://youtu.be/lxUoEibd7sE
ххх
Степь, прошитая пулями, обнимала меня,
И полынь обгоревшая накормила коня.
Вся Россия истоптана, слёзы льются рекой -
Это родина детства, мне не нужно другой.
Наше лето последнее, уж не свидиться нам.
Я земле низко кланяюсь, поклонюсь я церквам.
Всё здесь будет поругано, той России уж нет,
И как рок приближается наш последний рассвет.
Так прощайте, полковник, до свиданья, корнет!
Я с солдатами верными встречу этот рассвет.
Шашки вынем мы наголо на последний наш бой.
Эх, земля моя русская, я прощаюсь с тобой.
Утром кровью окрасятся и луга, и ковыль,
Станет розово-алою придорожная пыль.
Без крестов, без священника нас оставят лежать,
Будут ветры российские панихиду справлять.
Степь, порубана шашками, похоронит меня,
Ветры с Дона привольные, заберите коня.
Пусть гуляет он по степи, не доставшись врагам.
Был он другом мне преданным - я друзей не предам!
https://youtu.be/a5pC6UhVMaU