Мальчик-океан - Мандельштам
... на третьем - выставочном - этаже владивостокского музея им. В.К. Арсеньева выставка, посвященная поэзии Мандельштама - Мальчик-океан - "... и средь ремесленного города-сверчка/ мальчишка-океан встает из речки пресной/ и чашками воды швыряет в облака..." - 4 зала - по количеству книг стихов + "зал смерти" - в первом - Камень - встречает сооружённый из дерева скелет небольшого кита - касатки - цикада стихов о Нотр Даме, которые набраны на стене - ... во втором зале - простая холостяцкая кровать - неоном горят несколько слов-цикад из Тристий - "За то, что я руки твои не сумел удержать" - снова тема ребер - Троянского коня - Трои, которая " чувствует ... свои деревянные ребра" - ... в зале 3 - канцелярский стол - канцелярские шкапы вдоль стен - допросная? - отрывки из Чапаева - "день стоял о пяти головах" - Мандельштам на Урале - край Европы - Гипербореи - дальше - выходящая за пределы понятия "пространство" Азия - земля гогов и магогов - до-культурная - как и вся советская жизнь, которую Мандельштам также стремится переработать - и из этой "тяжести недоброй" создать нечто прекрасное - ... в четвертом зале - тьма - Лабиринт - иногда подсвеченный - обрывки стихов на стенах - Гумилев, Блок, Ахматова - так приходят строчки в бреду - появляется "мальчик-океан" - это конец - Азии, которая шире пространства - лабиринта жизни - Света - больше ничего невозможно создать - есть материал, но нет того, кто мог бы с ним работать - ... экспозиция заканчивается - ты выходишь на свет - как-будто выбираешься из лона Кита - как Иона - спускаешься к океану - как и ребра сопок - ребра стихов - океану, занесенному снегом - и за ним что-то есть - letum non omnia finit - не все кончается смертью - как писал Проперций ...
зал 1
NOTRE DAME
Где римский судия судил чужой народ,
Стоит базилика, и - радостный и первый -
Как некогда Адам, распластывая нервы,
Играет мышцами крестовый легкий свод.
Но выдает себя снаружи тайный план,
Здесь позаботилась подпружных арок сила,
Чтоб масса грузная стены не сокрушила,
И свода дерзкого бездействует таран.
Стихийный лабиринт, непостижимый лес,
Души готической рассудочная пропасть,
Египетская мощь и христианства робость,
С тростинкой рядом - дуб, и всюду царь - отвес.
Но чем внимательней, твердыня Notre Dame,
Я изучал твои чудовищные ребра, -
Тем чаще думал я: из тяжести недоброй
И я когда-нибудь прекрасное создам...
зал 2
За то, что я руки твои не сумел удержать,
За то, что я предал соленые нежные губы,
Я должен рассвета в дремучем акрополе ждать.
Как я ненавижу пахучие древние срубы!
Ахейские мужи во тьме снаряжают коня,
Зубчатыми пилами в стены вгрызаются крепко,
Никак не уляжется крови сухая возня,
И нет для тебя ни названья, ни звука, ни слепка.
Как мог я подумать, что ты возвратишься, как смел?
Зачем преждевременно я от тебя оторвался?
Еще не рассеялся мрак и петух не пропел,
Еще в древесину горячий топор не врезался.
Прозрачной слезой на стенах проступила смола,
И чувствует город свои деревянные ребра,
Но хлынула к лестницам кровь и на приступ пошла,
И трижды приснился мужьям соблазнительный образ.
Где милая Троя? Где царский, где девичий дом?
Он будет разрушен, высокий Приамов скворешник.
И падают стрелы сухим деревянным дождем,
И стрелы другие растут на земле, как орешник.
Последней звезды безболезненно гаснет укол,
И серою ласточкой утро в окно постучится,
И медленный день, как в соломе проснувшийся вол,
На стогнах, шершавых от долгого сна, шевелится.
зал 3
День стоял о пяти головах. Сплошные пять суток
Я, сжимаясь, гордился пространством за то, что росло на дрожжах.
Сон был больше, чем слух, слух был старше, чем сон, - слитен, чуток,
А за нами неслись большаки на ямщицких вожжах.
День стоял о пяти головах, и, чумея от пляса,
Ехала конная, пешая шла черноверхая масса -
Расширеньем аорты могущества в белых ночах - нет, в ножах -
Глаз превращался в хвойное мясо.
На вершок бы мне синего моря, на игольное только ушко!
Чтобы двойка конвойного времени парусами неслась хорошо.
Сухомятная русская сказка, деревянная ложка, ау!
Где вы, трое славных ребят из железных ворот ГПУ?
Чтобы Пушкина чудный товар не пошел по рукам дармоедов,
Грамотеет в шинелях с наганами племя пушкиноведов -
Молодые любители белозубых стишков.
На вершок бы мне синего моря, на игольное только ушко!
Поезд шел на Урал. В раскрытые рты нам
Говорящий Чапаев с картины скакал звуковой...
За бревенчатым тылом, на ленте простынной
Утонуть и вскочить на коня своего!
зал 4
РЕЙМС - ЛАОН
Я видел озеро, стоявшее отвесно, -
С разрезанною розой в колесе
Играли рыбы, дом построив пресный.
Лиса и лев боролись в челноке.
Глазели внутрь трех лающих порталов
Недуги - недруги других невскрытых дуг.
Фиалковый пролет газель перебежала,
И башнями скала вздохнула вдруг, -
И, влагой напоен, восстал песчаник честный,
И средь ремесленного города-сверчка
Мальчишка-океан встает из речки пресной
И чашками воды швыряет в облака.
PS
Инна Лиснянская написала - с разницей почти в 20 лет - два стихотворения памяти Мандельштама:
ххх
Мы с тобой на кухне посидим.
О. Мандельштам
Опять эта вспышка
Больного ума:
Надзорная вышка,
Под нею тюрьма
И каторжный номер
В той бане, где, гол,
От голода помер
Господний Щегол.
Но дальше - не яма,
Всё было не так.
Несли его прямо
Сквозь солнечный мрак
Два ангела Божьих
В эдемский предел,
И призрак прохожий
Вослед им глядел.
1994
ххх
Памяти Мандельштама
Неизвестна твоя могила,
Может быть, это - целый свет.
В первом Камне такая сила,
Что последнего камня нет.
Только море, песок и тучи,
Только звезды и семена,
Да на проволоке колючей
Музыкальные письмена.
Только музыки русской вера,
Только пчел золотой псалтырь...
У задумчивого Гомера
Опрометчивый поводырь.
1977
... в обоих - вслед за смертью следует - свет - т.е. - на выставке, кажется, не хватает еще одного зала - "зала света" - воскресения - м.б. - просто беграничного пространства под куполом неба ...
голос - https://imwerden.de/publ-2779.html
зал 1
NOTRE DAME
Где римский судия судил чужой народ,
Стоит базилика, и - радостный и первый -
Как некогда Адам, распластывая нервы,
Играет мышцами крестовый легкий свод.
Но выдает себя снаружи тайный план,
Здесь позаботилась подпружных арок сила,
Чтоб масса грузная стены не сокрушила,
И свода дерзкого бездействует таран.
Стихийный лабиринт, непостижимый лес,
Души готической рассудочная пропасть,
Египетская мощь и христианства робость,
С тростинкой рядом - дуб, и всюду царь - отвес.
Но чем внимательней, твердыня Notre Dame,
Я изучал твои чудовищные ребра, -
Тем чаще думал я: из тяжести недоброй
И я когда-нибудь прекрасное создам...
зал 2
За то, что я руки твои не сумел удержать,
За то, что я предал соленые нежные губы,
Я должен рассвета в дремучем акрополе ждать.
Как я ненавижу пахучие древние срубы!
Ахейские мужи во тьме снаряжают коня,
Зубчатыми пилами в стены вгрызаются крепко,
Никак не уляжется крови сухая возня,
И нет для тебя ни названья, ни звука, ни слепка.
Как мог я подумать, что ты возвратишься, как смел?
Зачем преждевременно я от тебя оторвался?
Еще не рассеялся мрак и петух не пропел,
Еще в древесину горячий топор не врезался.
Прозрачной слезой на стенах проступила смола,
И чувствует город свои деревянные ребра,
Но хлынула к лестницам кровь и на приступ пошла,
И трижды приснился мужьям соблазнительный образ.
Где милая Троя? Где царский, где девичий дом?
Он будет разрушен, высокий Приамов скворешник.
И падают стрелы сухим деревянным дождем,
И стрелы другие растут на земле, как орешник.
Последней звезды безболезненно гаснет укол,
И серою ласточкой утро в окно постучится,
И медленный день, как в соломе проснувшийся вол,
На стогнах, шершавых от долгого сна, шевелится.
зал 3
День стоял о пяти головах. Сплошные пять суток
Я, сжимаясь, гордился пространством за то, что росло на дрожжах.
Сон был больше, чем слух, слух был старше, чем сон, - слитен, чуток,
А за нами неслись большаки на ямщицких вожжах.
День стоял о пяти головах, и, чумея от пляса,
Ехала конная, пешая шла черноверхая масса -
Расширеньем аорты могущества в белых ночах - нет, в ножах -
Глаз превращался в хвойное мясо.
На вершок бы мне синего моря, на игольное только ушко!
Чтобы двойка конвойного времени парусами неслась хорошо.
Сухомятная русская сказка, деревянная ложка, ау!
Где вы, трое славных ребят из железных ворот ГПУ?
Чтобы Пушкина чудный товар не пошел по рукам дармоедов,
Грамотеет в шинелях с наганами племя пушкиноведов -
Молодые любители белозубых стишков.
На вершок бы мне синего моря, на игольное только ушко!
Поезд шел на Урал. В раскрытые рты нам
Говорящий Чапаев с картины скакал звуковой...
За бревенчатым тылом, на ленте простынной
Утонуть и вскочить на коня своего!
зал 4
РЕЙМС - ЛАОН
Я видел озеро, стоявшее отвесно, -
С разрезанною розой в колесе
Играли рыбы, дом построив пресный.
Лиса и лев боролись в челноке.
Глазели внутрь трех лающих порталов
Недуги - недруги других невскрытых дуг.
Фиалковый пролет газель перебежала,
И башнями скала вздохнула вдруг, -
И, влагой напоен, восстал песчаник честный,
И средь ремесленного города-сверчка
Мальчишка-океан встает из речки пресной
И чашками воды швыряет в облака.
PS
Инна Лиснянская написала - с разницей почти в 20 лет - два стихотворения памяти Мандельштама:
ххх
Мы с тобой на кухне посидим.
О. Мандельштам
Опять эта вспышка
Больного ума:
Надзорная вышка,
Под нею тюрьма
И каторжный номер
В той бане, где, гол,
От голода помер
Господний Щегол.
Но дальше - не яма,
Всё было не так.
Несли его прямо
Сквозь солнечный мрак
Два ангела Божьих
В эдемский предел,
И призрак прохожий
Вослед им глядел.
1994
ххх
Памяти Мандельштама
Неизвестна твоя могила,
Может быть, это - целый свет.
В первом Камне такая сила,
Что последнего камня нет.
Только море, песок и тучи,
Только звезды и семена,
Да на проволоке колючей
Музыкальные письмена.
Только музыки русской вера,
Только пчел золотой псалтырь...
У задумчивого Гомера
Опрометчивый поводырь.
1977
... в обоих - вслед за смертью следует - свет - т.е. - на выставке, кажется, не хватает еще одного зала - "зала света" - воскресения - м.б. - просто беграничного пространства под куполом неба ...
голос - https://imwerden.de/publ-2779.html