(no subject)
... в The Parallax View Жижек, подбирая пример для того чтобы продемонстрировать, что национальные самоидентификации часто оказываются следствием иностранного представления о данной нации, указывает на аргентинцев, чья самоидентификация - по-Жижеку - сформировалась в середине XIX-го столетия, "когда были разработаны основные мифологические темы, <...> сложившиеся тем не менее в мемуарах европейских путешественников парой десятилетий ранее, что означает, что с самого начала идеологическая само-идентификация аргентинцев являлась следствием отчуждения идентификации посредством взгляда Другого" - в качестве наиболее показательной темы Жижек выделяет "меланхолию гаучо" (в России с этой меланхолий в некоторой степени можно соотнести разве что "блатную романтику") - эта мифологическая тема действительно настолько укоренена в аргентинском сознании, что даже такой книжный интеллектуал как Борхес написал на эту тему наверное не меньше десятка рассказов:
Юг
"Пошли во двор - сказал парень. Они вышли, Дальманн без надежды, но и без страха. Он подумал, переступая порог, что умереть в ножевой драке под открытым небом, мгновенно, было бы для него освобождением, счастьем и праздником в ту первую ночь в лечебнице, когда в него вогнали иглу. Почувствовал, что, если бы тогда мог выбрать или придумать себе смерть, он выбрал бы или придумал именно такую. Дальманн крепко сжимает нож, которым вряд ли сумеет воспользоваться, и выходит в долину."...
Евангелие от Марка
"Все трое шли за ним. Преклонив колена на каменном полу, они попросили благословения. Потом стали осыпать его бранью, плевать в лицо и выталкивать на задний двор. Девушка плакала. Эспиноса понял, что его ждет за дверью. Открыли, он увидел небо. Свистнула птица. «Щегол», - мелькнуло у него. Сарай стоял без крыши. Из сорванных стропил было сколочено распятие"
Мужчина из розового кафе, Ночь даров и т.п., но самое главное, наверное, Встреча
"Девять или десять человек, которых уже нет на свете, видели то, что видели мои глаза - кинжал в теле по рукоятку и тело под небом, - но в действительности мы видели финал другой, более давней истории. Манеко Уриарте не убивал Дункана; оружие, не люди - вот что сражалось. Орудия смерти дремали бок о бок в стеклянном шкафу, пока их не пробудили руки. Нож и кинжал, наверное, пришли в волнение, проснувшись. Поэтому дрогнула рука Уриарте, поэтому дрогнула рука Дункана. Оружие знало, как драться - не в пример его служителям, людям, - и лихо дралось той ночью. Нож и кинжал долго искали друг друга по долгим путям провинции и в конце концов встретились, когда их хозяева-гаучо уже были прахом. В клинках спала, но не мертвым сном, злоба людская" ...
... что поразительно, эту тему я обнаружил даже у космополита Кортасара, в своих произведениях вообще не выбиравшегося из Буэнос-Айреса в большой мир - в пампу - см. Что нами движет:
"Утром чемодан был уже уложен, и все, что нужно, - в широком поясе. Французик буфетчик фурыкал немного по-испански и объяснил мне, что в Марселе полиция поднимается на борт и проверяет документы. Только после этого разрешают сойти на берег. Мы все встали в очередь и по одному показывали бумаги. Я дал сначала пройти Перейре, а когда оказались на другой стороне, взял его за руку и пригласил в свою каюту на глоток каньи. Он ее уже распробовал и поэтому сразу согласился. Я закрыл дверь на задвижку и посмотрел ему в глаза. - А канья? - спросил он, но когда увидел, что у меня в руке, побледнел и отпрянул назад. - Не будь зверем… Из-за той девки… - успел он сказать. Каюта оказалась тесной, пришлось перешагнуть через покойника, чтобы выкинуть нож в воду. Хотя уже было ясно, что это ни к чему, я наклонился посмотреть, не соврала ли Петрона. Подхватил чемодан, закрыл каюту на ключ и вышел..."
... сравнивая эти тексты, очевидно насколько при переходе к этой теме стилистика Борхеса совпадает со стилистикой Кортасара, насколько отличается от той индивидуальной стилистики, которая характерна для их произведений - т.е. - очевидно - здесь уже говорит не писатель, автор - но - через него - миф ...
Юг
"Пошли во двор - сказал парень. Они вышли, Дальманн без надежды, но и без страха. Он подумал, переступая порог, что умереть в ножевой драке под открытым небом, мгновенно, было бы для него освобождением, счастьем и праздником в ту первую ночь в лечебнице, когда в него вогнали иглу. Почувствовал, что, если бы тогда мог выбрать или придумать себе смерть, он выбрал бы или придумал именно такую. Дальманн крепко сжимает нож, которым вряд ли сумеет воспользоваться, и выходит в долину."...
Евангелие от Марка
"Все трое шли за ним. Преклонив колена на каменном полу, они попросили благословения. Потом стали осыпать его бранью, плевать в лицо и выталкивать на задний двор. Девушка плакала. Эспиноса понял, что его ждет за дверью. Открыли, он увидел небо. Свистнула птица. «Щегол», - мелькнуло у него. Сарай стоял без крыши. Из сорванных стропил было сколочено распятие"
Мужчина из розового кафе, Ночь даров и т.п., но самое главное, наверное, Встреча
"Девять или десять человек, которых уже нет на свете, видели то, что видели мои глаза - кинжал в теле по рукоятку и тело под небом, - но в действительности мы видели финал другой, более давней истории. Манеко Уриарте не убивал Дункана; оружие, не люди - вот что сражалось. Орудия смерти дремали бок о бок в стеклянном шкафу, пока их не пробудили руки. Нож и кинжал, наверное, пришли в волнение, проснувшись. Поэтому дрогнула рука Уриарте, поэтому дрогнула рука Дункана. Оружие знало, как драться - не в пример его служителям, людям, - и лихо дралось той ночью. Нож и кинжал долго искали друг друга по долгим путям провинции и в конце концов встретились, когда их хозяева-гаучо уже были прахом. В клинках спала, но не мертвым сном, злоба людская" ...
... что поразительно, эту тему я обнаружил даже у космополита Кортасара, в своих произведениях вообще не выбиравшегося из Буэнос-Айреса в большой мир - в пампу - см. Что нами движет:
"Утром чемодан был уже уложен, и все, что нужно, - в широком поясе. Французик буфетчик фурыкал немного по-испански и объяснил мне, что в Марселе полиция поднимается на борт и проверяет документы. Только после этого разрешают сойти на берег. Мы все встали в очередь и по одному показывали бумаги. Я дал сначала пройти Перейре, а когда оказались на другой стороне, взял его за руку и пригласил в свою каюту на глоток каньи. Он ее уже распробовал и поэтому сразу согласился. Я закрыл дверь на задвижку и посмотрел ему в глаза. - А канья? - спросил он, но когда увидел, что у меня в руке, побледнел и отпрянул назад. - Не будь зверем… Из-за той девки… - успел он сказать. Каюта оказалась тесной, пришлось перешагнуть через покойника, чтобы выкинуть нож в воду. Хотя уже было ясно, что это ни к чему, я наклонился посмотреть, не соврала ли Петрона. Подхватил чемодан, закрыл каюту на ключ и вышел..."
... сравнивая эти тексты, очевидно насколько при переходе к этой теме стилистика Борхеса совпадает со стилистикой Кортасара, насколько отличается от той индивидуальной стилистики, которая характерна для их произведений - т.е. - очевидно - здесь уже говорит не писатель, автор - но - через него - миф ...