Дорога через желтое поле. Свидетель. Глава пятая
Пока френд V_TOP100 пиарится на русофобии и идет стопами ру_психолог, публикую наконец доработанную пятую главу Дороги. Если смогу, то и шестая выйдет сегодня-завтра. Она написана, но пока мне не нравится =)))
Начало тут http://dim-deev.livejournal.com/28493.html
ОСТОРОЖНО МНОГОБУКВ
Глава пятая
В салоне Олэся села на первую же скамью и протянула мне стянутые пластиком руки. Но, прежде чем освободить ее, я прошелся по всему вагону и даже заглянул в противоположный тамбур. Вернувшись к ней, по непривычно раскачивающемуся полу, я сел напротив и, глядя в ее глаза, спросил:
- Мне не нужно беспокоиться и включать психостимулятор? Ты не будешь делать глупости и пытаться сбежать?
Вместо ответа Олэся как-то криво улыбнулась и резко встала. Я думал, что, как в дурных фильмах она попытается меня ударить ногой и приготовился эту ногу ловить и выворачивать. Но случилось иное. Она встала к торцу скамьи рядом со спинкой и, высоко размахнувшись, ударила стянутыми запястьями прямо по ней. Пластик лопнул, и девушка стала растирать освободившиеся руки. Все так же недобро ухмыляясь, она снова села напротив меня и сказала:
- Забудь, Свидетель, про свои игрушки. У тебя сил не хватит что-либо мне сделать. Ты не Старик. А здесь все вокруг дает мне силы. Хочешь, я сейчас заставлю тебя танцевать вприсядку? Или убиться?
Я даже не сразу понял, что она сказала. Словно слова прошли сквозь ватную подушку, и только мозг, с трудом, смог разобрать эту странную, тихую и невнятную речь. Удивленно я попытался, что-то ответить, но не смог разжать даже губы.
Я чувствовал, как немеет у меня шея под ее взглядом. Какой-то странный и безотчетный страх поселился в груди, и я, кажется, начинал паниковать от своей одеревенелости. Я попытался поднять руку и заслониться ладонью от ее взгляда, но руки меня также не слушались. Страх нарастал все сильнее, и я словно вертелся внутри своего тела пытаясь найти выход…
- Не дергайся, Харн. - Сказала она и засмеялась - Ты так глупо выглядишь сейчас. Наверное, тебе было тоже смешно, когда ты меня пытал?
Я дико смотрел на нее и пытался сделать хоть что-то. В бессилии я хотел заорать, но даже мычания у меня не выходило.
- Сиди спокойно. И слушай. - Сказала она вдруг серьезно. - Мне скоро сходить с поезда. И времени у нас мало.
Она откинулась на спинку и, прекратив растирать запястья, сказала чуть утомленно:
- Я не знаю, зачем ты попёрся со мной. Я бы нашла твою дочь быстрее. И я найду ее. Девочка, увидевшая поезд… Что-то в ней наверняка есть. И я верну ее, как обещала. Не скажу, когда. У меня дел много, я девушка занятая. Но ты… Ты - дурак, что прицепился ко мне. И старик твой дурак. Двадцать пять лет пути были закрыты. И сейчас те, кто их открыл, оторвутся за все это время. И твоему городу, Харн, тоже придется не сладко. Старые долги надо платить. Тебе бы дома сидеть и ждать. И готовиться. Но ты же герой, да? Я знаю таких как ты. Тебе стыдно будет в глаза жене смотреть. Спать не сможешь, жить не сможешь… Правильно? А что ты убьешься, скорее всего, пока ее ищешь и никому ничем помочь не сможешь, так разве ты об этом думал?
Она откровенно смеялась надо мной словно над каким-то клоуном. В ее глазах, кажется, я таким и выглядел. Мол, куда я лезу глупец…
С трудом я восстановил контроль над мыслями и вниманием. Теперь слышал я уже нормально, да и в глазах больше не было непонятной мути.
- Я сейчас сойду и по своим делам отправлюсь. А ты… Слушай и запоминай. Запоминай - от этого твоя жизнь очень зависит. - Она наклонилась почти к самому моему лицу и продолжила: - Поезд этот остановится тогда, когда ты будешь четко понимать, где сойти хочешь. Но ты же никогда нигде не был и потому он будет для тебя ехать вечно, пока ты не вспомнишь дом. И он вернет тебя домой. Но туда, где твоя дочь он тебя не отвезет. Ты не сможешь сказать ему, где тебя высадить. Если ты хоть на миг представишь понятное ему место - он высадит тебя там. Но я не знаю, как ты обратно тогда доберешься. Может быть, под старость и найдешь путь домой. Так что послушай мудрых людей. Когда я уйду, просто выйди в тамбур и представь то место откуда мы стартовали - и вернись домой. Понимаешь?
Я даже не пытался кивать или делать вид что понимаю. Не до того было. Мой прояснившийся разум не только слушал это злобное создание, но и боролся за свободу тела. Вдруг вспомнились методики сопротивления дурману медикаментозному. Вспомнилась нешуточная подготовка против наркотического опьянения. И это начало помогать! Я уже смог распрямиться. А обуявшая меня злость помогала разгонять кровь по телу.
Олэся, разумеется, заметила это и поднялась. Нет, она не пыталась вновь взять контроль надо мной, она положила мне руку на плечо и сказала в самое ухо.
- Если же ты все-таки дурак, и сможешь вывалится там, где ты никому не сдался… И где тебя никто не ждет… Ищи Тех Кто Велят. Будь осторожен. Их ненавидят многие. И тебя будут ненавидеть, если упомянешь вслух. Но они тебе точно помочь смогут. И думаю, даже без особых уговоров помогут. Им ты, как и твоя дочь, точно поперек горла встанете. Я уже тебя немного знаю. Так что, думаю, от тебя они рады будут избавиться.
Разлепив губы, я прохрипел:
- Кто это…
Олэся засмеялась громко в голос. И повернулась уходить.
- Стой! - Потребовал я и дрожащими пальцами дотянулся до брелока стимулятора. Нажатая кнопка должна была остановить любого. Но это нечто, только вздрогнуло и, раскрыв двери тамбура, вышло прочь из салона.
Меня будто выпустили из тисков. Почти с наслаждением я повалился на грязный пол вагона, и некоторое время у меня словно конвульсивно дергало все тело.
Не знаю, сколько прошло времени, пока я в себя приходил и точно не вспомню, что я думал в те минуты или часы. Хорошо запомнилась только одна мысль - что вся наша психотехника ни черта не стоит по сравнению с такими Олэсями. И почему она раньше меня так вот в оборот не взяла, а терпела, как она это называет, пытки… Может ей что-то мешало, а может боялась выдавать себя. Но Старик все равно ее узнал. Как же мне не хватало в тот момент этого вечно хитро щурящегося Судьи. Уж он-то точно знал бы и что делать, и как оседлать ситуацию.
Забравшись обратно на скамью, я только и смог, что обратить внимание на дерево сиденья. Богатые люди строили поезд, удивился я про себя. Дерево это была роскошь. А они лавки в салоне из него делают. И неудобно, и дорого.
Но эти мимолетные мысли, очнувшегося мозга, сразу улетучились и вместо них остался только немой вопрос: Что дальше?
Олэси нет. Да, Великий Император, вообще никого нет! Только тьма за окнами салона, и я один, бессильно развалившийся на драгоценном сидении.
Не меньше четверти часа я приходил в себя и, глубоко дыша, накачивал кислородом свое изнуренное тело. Только почувствовав себя бодрее, я выключил забытый, но изредка попискивающий стимулятор и поднялся. Пришло время что-то делать, а не сидеть.
Разумеется, я сразу вышел в тамбур. И, разумеется, Олэси в нем не было. Эксперименты по выходу наружу я решил отложить, все равно не считал после сказанного молодой женщиной, что у меня получится выйти там, где нужно.
Да, я верил ей. И любой бы поверил. Езда в поезде, который никто не видит, мгновенный гипнотический паралич, и поглощение излучения психотехники без видимых для себя последствий - очень, знаете ли, убеждают.
Я поглядел на дверь тамбура ведущую, как я предполагал, в другой вагон и решительно открыл ее. Дверь, хоть и тяжелая, послушно распахнулась, и я увидел перед собой словно мостик поверх стыка вагонов. В конце мостика была такая же дверь.
Шум, ворвавшийся мне в уши, сильно отвлекал от анализа происходящего и потому я решительно доверился самому себе. Просто шагнул на мостик и открыл следующую дверь. За ней был такой же, как и сзади меня слабоосвещенный тамбур, а за ним начинался яркий салон полный все тех же деревянных сидений. Оглянувшись назад, я все же решил не возвращаться. Закрыв дверь тамбура и избавившись от шума, я не задумываясь вошел в салон. Прошел его насквозь и вышел в следующий пропахший соляркой закуток тамбура.
Я бы назвал его таким же, как и предыдущий, но этот удивил меня тем, что его стены были во многих местах расписаны чем-то похожим на разноцветные фломастеры. Хотя встречались и чисто карандашные надписи.
Большая часть мне была непонятна. Это были просто рисунки, хотя может быть и со значением. Но то, что я прочитал, меня сильно заинтересовало. А может это просто первая попавшаяся надпись меня так озадачила:
«Бойся ржавых ведьм. Не верь им.»
Надеюсь у того, кто это написал, не пропадала дочь и его предостережение носит скорее теоретический характер.
Остальные записи были мне непонятны в силу непонимания тех, кто их оставил. Ну, что это могло бы значить:
«Виски должен мне два якоря (желтые витые, не гладкие). Если не отдаст до Нового Года, будет должен шесть патронов. Артур»
«Кирилл, верни Моську. Я без нее скучаю! А.»
«Сера и Свинец прошли за прибрежные пески. Кому что нужно оттуда пишите здесь».
И сразу ниже отписавшихся было не менее десятка. Все просили какую-то раковину с морским шумом. Один, правда, просил «правильного песка». Что такое правильный песок я не понял, как и про раковину, зато осознал, что передо мной некая доска объявлений, для своих. Если поезд не ходил двадцать пять лет, то я, как минимум, тратил время на ненужное и несущественное.
Бегло пробежав взглядом остальные надписи, я перешел в следующий вагон.
Тут тамбур был так же исписан, но словно кем-то из другой группы. Старше, наверное. Кто-то первый описал состав некоего взрывчатого вещества, а остальные разными способами дополняли рецепт своими замечаниями. Кто-то просто царапал краску дописывая: «Угля нужно меньше на треть».
Я сам мог тут написать составов под сотню штук, но решил, что это будет безответственно. Да и времени было жалко.
Пустой салон я пробежал не задерживаясь. И в следующем тамбуре так же стал вчитываться в надписи. Чтение принесло первые плоды понимания.
«Если кому нужно, можете остановиться у меня. Земляничная 2. Представьте белую башню с зубчатым верхом, а на башне почти в самом верху часы с большой синей пятиконечной звездой. Поезд знает станцию Ветер. Марат». Рядом был накарябан рисунок этой самой башни. Как я понимал, достаточно было представить себе эту часовую башню и меня высадят на станции «Ветер». Я уже в это вполне верил. Только вот мне туда было не надо.
«Чтобы попасть в Бор ко мне, представьте станцию в сосновом лесу. Там даже перрона нет. Только табличка синяя с белым ободком «Бор». Жду в гости на Овражной десять. Саша. Если сможете, привезите разрыв-траву. У нас не растет.»
У меня не было разрыв-травы, да и Саша мне был не нужен. Но и остальные надписи и указатели мне не говорили ничего. И ничем помочь не могли. Хотя признаюсь, читать их было интересно.
Следующий вагон отличался от пройденных мной. Очень. В нем были хоть и другие на вид, но такие же деревянные, скамьи. В нем было меньше света. Даже окон в нем было меньше. И сам он казался сильно короче. И самое важное - в нем чувствовался какой-то дым. Я не мог понять, что это за запах чуть похожий на горелую листву. Но понимал, что запах свежий.
Я осторожно прошел по вагону и увидел перед собой не привычную застекленную дверь, ведущую в тамбур, глухую железную с облупившейся зеленой краской и с затертой до блеска металлической ручкой.
Только мгновение я потерял в неуверенности. Но потом, решительно повернув ручку, открыл дверь. Меня словно ударило по голове шумом и ветром. Дверь вела на открытую со всех сторон площадку. Крепко держась руками за косяки двери, я вышел на площадку и взялся за поручень, что ее ограждал. Я хотел повернуться, чтобы закрыть дверь, но от увиденного замер и даже чуть не отшатнулся.
Прижимаясь к стенке вагона и одной рукой держась за поручень, второй рукой на меня наводил револьвер, какой-то совсем уж смешной лопоухий мальчишка. Одетый в дикий, невообразимый тулуп, скрывающий его с ног до головы, мальчишка был комичен во всем кроме оружия в своих руках. Оружие внушало. Но недолго.
Даже не понимая, что делаю я на абсолютном автомате схватил мальчишку за запястье и вывернул револьвер из его совсем крохотной ладони. Мгновенно спрятав оружие у себя в карман брюк, я обхватил тулуп и того, кто в нем отчаянно брыкался, и внес их в салон, ногой захлопнув дверь за собой. Усадив тулуп на первое же сидение, и придавив мальчонку ладонью в грудь, я, нагнувшись и глядя в глаза ему, потребовал:
- Назови себя! Как тебя зовут?
- Пустите! - Завопил он довольно высоким голосом. Уши не закладывало, но до этого было не далеко.
- Назови себя! - Требовал я. - Назови и я отпущу!
Вторая моя рука была готова в любой момент активировать весь навешанный на меня комплекс психотехники. Останавливало меня только то, что на вид дите было абсолютно не в моей власти. Свидетель не имеет права работать с детьми дошкольного и раннего школьного возраста. И в какой бы экстраординарной ситуации я не оказался, рефлекторика бы протестовала против решения воздействовать на ребенка. Это в нас вбивали очень жестоко с помощью той же психотехники.
- Пустите! - Верещал малец, но я уже был сам не свой. Сильно вдавив парня в сидение я, наверное, лишил его воздуха, раз он даже визжать перестал.
- Назови себя, и я тебя отпущу! - Снова потребовал я стальным голосом.
Вот хоть бейте меня, но правы были мои преподаватели, когда гоняли нас отрабатывать твердость и непреклонность в голосе. Только чужая воля иногда может остановить людей, даже находящихся под действием паники.
Парень перестал трепыхаться, и я ослабил давление ему на грудь.
- Витя. Меня Витя зовут. - Сказал он всхлипывая.
Выполняя обещание, я убрал руку, но предупредил:
- Не пытайся бежать, Витя. Ответишь на мои вопросы, и я тебя отпущу совсем. Но побежишь - мне придется … Ты понимаешь, что я говорю?
Он судорожно кивнул и снова всхлипнул.
Я попытался сесть напротив него, но револьвер в кармане брюк неприятно давил на бедро. Достав его, я спросил:
- Откуда это у тебя, Витя.
- Я нашел! - Ответил он, ничуть меня не удивив.
- А где? - Спросил я, найдя, где откидывается барабан и проверяя наличие патронов. Они были в наличии. Все. Не отстрелянные. С целыми капсюлями. Шесть смертей в руках мальчишки.
- У пирса. - Сказал он, елозя внутри своего огромного тулупа.
- Там что они раскиданы были? Только тебя ждали? - спросил я, убирая револьвер в поясную сумку.
- Там же ночью бой шел. И всех поубивали там. А я думал, может у солдат что-то поесть осталось. - Говорил он какую-то нелепицу. - Но там ничего не было. Только вот у офицера на шнурке был пистолет этот… Его у бабы Леры или Полака можно было бы на пшено поменять. На тушенку бы не хватило, а на пшено должно было.
- А как ты здесь оказался? - Спросил я, ничего не понимая, да и особо не собираясь вникать.
- За мной патруль погнался… я к вокзалу побежал. Думал спрячусь, он же разбомблен… Там нашел вот это, завернулся, спрятался… Но они бы меня все равно нашли. Они с собакой были. Я слышал. Но в это время поезд пришел.
Он вдруг замер, утер свой сопливый нос рукавом и, разглядывая мое лицо, как-то доверительно тихо сказал:
- А ведь вокзал первым разбомбили еще месяц назад. Чтобы не эвакуировался никто. Там не мог поезд пройти. А он пришел.
Мальчишка замолчал и я, не дождавшись ответа, спросил:
- А ты, значит, в него и прыгнул в этот поезд? Да?
Вместо ответа мальчишка покивал.
- Давно это было? - спросил я с интересом.
Он пожал плечами, и я думал этим и кончится, но малец добавил:
- Я поспал, не знаю сколько. Потом я от других двух мальчиков убегал. Они хотели у меня забрать пистолет. А вот сейчас вы. Я хотел спрыгнуть с площадки, как поезд тормозить будет. Но он не тормозит.
- Ты видел тут других? - спросил я.
Мальчишка кивнул. Я поглядел в конец вагона, словно ожидая кого-то, и потом сказал парню.
- Я тут кое-кого ищу. Мальчик и девочка. Старше тебя года на три-четыре. Он без футболки, а она в белой футболке и шортах. У нее такой темно красный рюкзак с собой был. Не видел их?
Конечно, он их не видел. Мне не могло бы так вот повезти. Пока я сидел в задумчивости, мальчишка, все так же шмыгая носом, достал из кармана какой-то кусочек бумаги и стал деловито насыпать в него что-то буро-коричневое. Свернул в трубочку, вставил себе в рот и, достав спички, поджег один конец этой трубки.
Тогда-то уж я догадался, чем это пахло в салоне, когда я вошел. Я ничего не сказал. В третьей и четвертой технологических зонах еще разрешалось курение дурманящих растений. Может там, откуда этот мальчик было нормально, что даже такие маленькие приобщались к подобной культуре. Запах меня не раздражал, скорее он меня физически угнетал. Рядом с малышом сидеть становилось все более неприятно для дыхания. Я невольно встал и прошелся по салону. Мне надо было думать о своем, о важном. Этот вооруженный мальчишка был мне не нужен совсем. Я не воспитывался на Наставника. Мне не прививали безусловный рефлекс защиты ребенка. Но я не мог думать о своем деле пока не решу вопрос с малолетним наркоманом. Как вариант, я даже рассматривал возможность последовать совету Олэси. Она там говорила, что надо представить то место откуда уехал, и поезд высадит меня дома?
Рассуждая, я шагал на все большие расстояния. Я уже ходил от тамбура до двери на площадку. А мысли полезные все так и не шли в голову.
Я уже хотел было вернуться к мальчишке и порасспросить его о другом. И уже даже повернулся к нему. Но время вопросов, очевидно, прошло. Мальчишка исчез. Тяжеленная дверь была раскрыта нараспашку, и из нее в салон светило яркое солнце.
Бросившись к двери, я видел, как она медленно, но неумолимо начинает закрываться. Проклиная все на свете, я, словно растянул время, и успел. Из прокуренного салона поезда я упал на пыльный теплый бетон неизвестности.
Начало тут http://dim-deev.livejournal.com/28493.html
ОСТОРОЖНО МНОГОБУКВ
Глава пятая
В салоне Олэся села на первую же скамью и протянула мне стянутые пластиком руки. Но, прежде чем освободить ее, я прошелся по всему вагону и даже заглянул в противоположный тамбур. Вернувшись к ней, по непривычно раскачивающемуся полу, я сел напротив и, глядя в ее глаза, спросил:
- Мне не нужно беспокоиться и включать психостимулятор? Ты не будешь делать глупости и пытаться сбежать?
Вместо ответа Олэся как-то криво улыбнулась и резко встала. Я думал, что, как в дурных фильмах она попытается меня ударить ногой и приготовился эту ногу ловить и выворачивать. Но случилось иное. Она встала к торцу скамьи рядом со спинкой и, высоко размахнувшись, ударила стянутыми запястьями прямо по ней. Пластик лопнул, и девушка стала растирать освободившиеся руки. Все так же недобро ухмыляясь, она снова села напротив меня и сказала:
- Забудь, Свидетель, про свои игрушки. У тебя сил не хватит что-либо мне сделать. Ты не Старик. А здесь все вокруг дает мне силы. Хочешь, я сейчас заставлю тебя танцевать вприсядку? Или убиться?
Я даже не сразу понял, что она сказала. Словно слова прошли сквозь ватную подушку, и только мозг, с трудом, смог разобрать эту странную, тихую и невнятную речь. Удивленно я попытался, что-то ответить, но не смог разжать даже губы.
Я чувствовал, как немеет у меня шея под ее взглядом. Какой-то странный и безотчетный страх поселился в груди, и я, кажется, начинал паниковать от своей одеревенелости. Я попытался поднять руку и заслониться ладонью от ее взгляда, но руки меня также не слушались. Страх нарастал все сильнее, и я словно вертелся внутри своего тела пытаясь найти выход…
- Не дергайся, Харн. - Сказала она и засмеялась - Ты так глупо выглядишь сейчас. Наверное, тебе было тоже смешно, когда ты меня пытал?
Я дико смотрел на нее и пытался сделать хоть что-то. В бессилии я хотел заорать, но даже мычания у меня не выходило.
- Сиди спокойно. И слушай. - Сказала она вдруг серьезно. - Мне скоро сходить с поезда. И времени у нас мало.
Она откинулась на спинку и, прекратив растирать запястья, сказала чуть утомленно:
- Я не знаю, зачем ты попёрся со мной. Я бы нашла твою дочь быстрее. И я найду ее. Девочка, увидевшая поезд… Что-то в ней наверняка есть. И я верну ее, как обещала. Не скажу, когда. У меня дел много, я девушка занятая. Но ты… Ты - дурак, что прицепился ко мне. И старик твой дурак. Двадцать пять лет пути были закрыты. И сейчас те, кто их открыл, оторвутся за все это время. И твоему городу, Харн, тоже придется не сладко. Старые долги надо платить. Тебе бы дома сидеть и ждать. И готовиться. Но ты же герой, да? Я знаю таких как ты. Тебе стыдно будет в глаза жене смотреть. Спать не сможешь, жить не сможешь… Правильно? А что ты убьешься, скорее всего, пока ее ищешь и никому ничем помочь не сможешь, так разве ты об этом думал?
Она откровенно смеялась надо мной словно над каким-то клоуном. В ее глазах, кажется, я таким и выглядел. Мол, куда я лезу глупец…
С трудом я восстановил контроль над мыслями и вниманием. Теперь слышал я уже нормально, да и в глазах больше не было непонятной мути.
- Я сейчас сойду и по своим делам отправлюсь. А ты… Слушай и запоминай. Запоминай - от этого твоя жизнь очень зависит. - Она наклонилась почти к самому моему лицу и продолжила: - Поезд этот остановится тогда, когда ты будешь четко понимать, где сойти хочешь. Но ты же никогда нигде не был и потому он будет для тебя ехать вечно, пока ты не вспомнишь дом. И он вернет тебя домой. Но туда, где твоя дочь он тебя не отвезет. Ты не сможешь сказать ему, где тебя высадить. Если ты хоть на миг представишь понятное ему место - он высадит тебя там. Но я не знаю, как ты обратно тогда доберешься. Может быть, под старость и найдешь путь домой. Так что послушай мудрых людей. Когда я уйду, просто выйди в тамбур и представь то место откуда мы стартовали - и вернись домой. Понимаешь?
Я даже не пытался кивать или делать вид что понимаю. Не до того было. Мой прояснившийся разум не только слушал это злобное создание, но и боролся за свободу тела. Вдруг вспомнились методики сопротивления дурману медикаментозному. Вспомнилась нешуточная подготовка против наркотического опьянения. И это начало помогать! Я уже смог распрямиться. А обуявшая меня злость помогала разгонять кровь по телу.
Олэся, разумеется, заметила это и поднялась. Нет, она не пыталась вновь взять контроль надо мной, она положила мне руку на плечо и сказала в самое ухо.
- Если же ты все-таки дурак, и сможешь вывалится там, где ты никому не сдался… И где тебя никто не ждет… Ищи Тех Кто Велят. Будь осторожен. Их ненавидят многие. И тебя будут ненавидеть, если упомянешь вслух. Но они тебе точно помочь смогут. И думаю, даже без особых уговоров помогут. Им ты, как и твоя дочь, точно поперек горла встанете. Я уже тебя немного знаю. Так что, думаю, от тебя они рады будут избавиться.
Разлепив губы, я прохрипел:
- Кто это…
Олэся засмеялась громко в голос. И повернулась уходить.
- Стой! - Потребовал я и дрожащими пальцами дотянулся до брелока стимулятора. Нажатая кнопка должна была остановить любого. Но это нечто, только вздрогнуло и, раскрыв двери тамбура, вышло прочь из салона.
Меня будто выпустили из тисков. Почти с наслаждением я повалился на грязный пол вагона, и некоторое время у меня словно конвульсивно дергало все тело.
Не знаю, сколько прошло времени, пока я в себя приходил и точно не вспомню, что я думал в те минуты или часы. Хорошо запомнилась только одна мысль - что вся наша психотехника ни черта не стоит по сравнению с такими Олэсями. И почему она раньше меня так вот в оборот не взяла, а терпела, как она это называет, пытки… Может ей что-то мешало, а может боялась выдавать себя. Но Старик все равно ее узнал. Как же мне не хватало в тот момент этого вечно хитро щурящегося Судьи. Уж он-то точно знал бы и что делать, и как оседлать ситуацию.
Забравшись обратно на скамью, я только и смог, что обратить внимание на дерево сиденья. Богатые люди строили поезд, удивился я про себя. Дерево это была роскошь. А они лавки в салоне из него делают. И неудобно, и дорого.
Но эти мимолетные мысли, очнувшегося мозга, сразу улетучились и вместо них остался только немой вопрос: Что дальше?
Олэси нет. Да, Великий Император, вообще никого нет! Только тьма за окнами салона, и я один, бессильно развалившийся на драгоценном сидении.
Не меньше четверти часа я приходил в себя и, глубоко дыша, накачивал кислородом свое изнуренное тело. Только почувствовав себя бодрее, я выключил забытый, но изредка попискивающий стимулятор и поднялся. Пришло время что-то делать, а не сидеть.
Разумеется, я сразу вышел в тамбур. И, разумеется, Олэси в нем не было. Эксперименты по выходу наружу я решил отложить, все равно не считал после сказанного молодой женщиной, что у меня получится выйти там, где нужно.
Да, я верил ей. И любой бы поверил. Езда в поезде, который никто не видит, мгновенный гипнотический паралич, и поглощение излучения психотехники без видимых для себя последствий - очень, знаете ли, убеждают.
Я поглядел на дверь тамбура ведущую, как я предполагал, в другой вагон и решительно открыл ее. Дверь, хоть и тяжелая, послушно распахнулась, и я увидел перед собой словно мостик поверх стыка вагонов. В конце мостика была такая же дверь.
Шум, ворвавшийся мне в уши, сильно отвлекал от анализа происходящего и потому я решительно доверился самому себе. Просто шагнул на мостик и открыл следующую дверь. За ней был такой же, как и сзади меня слабоосвещенный тамбур, а за ним начинался яркий салон полный все тех же деревянных сидений. Оглянувшись назад, я все же решил не возвращаться. Закрыв дверь тамбура и избавившись от шума, я не задумываясь вошел в салон. Прошел его насквозь и вышел в следующий пропахший соляркой закуток тамбура.
Я бы назвал его таким же, как и предыдущий, но этот удивил меня тем, что его стены были во многих местах расписаны чем-то похожим на разноцветные фломастеры. Хотя встречались и чисто карандашные надписи.
Большая часть мне была непонятна. Это были просто рисунки, хотя может быть и со значением. Но то, что я прочитал, меня сильно заинтересовало. А может это просто первая попавшаяся надпись меня так озадачила:
«Бойся ржавых ведьм. Не верь им.»
Надеюсь у того, кто это написал, не пропадала дочь и его предостережение носит скорее теоретический характер.
Остальные записи были мне непонятны в силу непонимания тех, кто их оставил. Ну, что это могло бы значить:
«Виски должен мне два якоря (желтые витые, не гладкие). Если не отдаст до Нового Года, будет должен шесть патронов. Артур»
«Кирилл, верни Моську. Я без нее скучаю! А.»
«Сера и Свинец прошли за прибрежные пески. Кому что нужно оттуда пишите здесь».
И сразу ниже отписавшихся было не менее десятка. Все просили какую-то раковину с морским шумом. Один, правда, просил «правильного песка». Что такое правильный песок я не понял, как и про раковину, зато осознал, что передо мной некая доска объявлений, для своих. Если поезд не ходил двадцать пять лет, то я, как минимум, тратил время на ненужное и несущественное.
Бегло пробежав взглядом остальные надписи, я перешел в следующий вагон.
Тут тамбур был так же исписан, но словно кем-то из другой группы. Старше, наверное. Кто-то первый описал состав некоего взрывчатого вещества, а остальные разными способами дополняли рецепт своими замечаниями. Кто-то просто царапал краску дописывая: «Угля нужно меньше на треть».
Я сам мог тут написать составов под сотню штук, но решил, что это будет безответственно. Да и времени было жалко.
Пустой салон я пробежал не задерживаясь. И в следующем тамбуре так же стал вчитываться в надписи. Чтение принесло первые плоды понимания.
«Если кому нужно, можете остановиться у меня. Земляничная 2. Представьте белую башню с зубчатым верхом, а на башне почти в самом верху часы с большой синей пятиконечной звездой. Поезд знает станцию Ветер. Марат». Рядом был накарябан рисунок этой самой башни. Как я понимал, достаточно было представить себе эту часовую башню и меня высадят на станции «Ветер». Я уже в это вполне верил. Только вот мне туда было не надо.
«Чтобы попасть в Бор ко мне, представьте станцию в сосновом лесу. Там даже перрона нет. Только табличка синяя с белым ободком «Бор». Жду в гости на Овражной десять. Саша. Если сможете, привезите разрыв-траву. У нас не растет.»
У меня не было разрыв-травы, да и Саша мне был не нужен. Но и остальные надписи и указатели мне не говорили ничего. И ничем помочь не могли. Хотя признаюсь, читать их было интересно.
Следующий вагон отличался от пройденных мной. Очень. В нем были хоть и другие на вид, но такие же деревянные, скамьи. В нем было меньше света. Даже окон в нем было меньше. И сам он казался сильно короче. И самое важное - в нем чувствовался какой-то дым. Я не мог понять, что это за запах чуть похожий на горелую листву. Но понимал, что запах свежий.
Я осторожно прошел по вагону и увидел перед собой не привычную застекленную дверь, ведущую в тамбур, глухую железную с облупившейся зеленой краской и с затертой до блеска металлической ручкой.
Только мгновение я потерял в неуверенности. Но потом, решительно повернув ручку, открыл дверь. Меня словно ударило по голове шумом и ветром. Дверь вела на открытую со всех сторон площадку. Крепко держась руками за косяки двери, я вышел на площадку и взялся за поручень, что ее ограждал. Я хотел повернуться, чтобы закрыть дверь, но от увиденного замер и даже чуть не отшатнулся.
Прижимаясь к стенке вагона и одной рукой держась за поручень, второй рукой на меня наводил револьвер, какой-то совсем уж смешной лопоухий мальчишка. Одетый в дикий, невообразимый тулуп, скрывающий его с ног до головы, мальчишка был комичен во всем кроме оружия в своих руках. Оружие внушало. Но недолго.
Даже не понимая, что делаю я на абсолютном автомате схватил мальчишку за запястье и вывернул револьвер из его совсем крохотной ладони. Мгновенно спрятав оружие у себя в карман брюк, я обхватил тулуп и того, кто в нем отчаянно брыкался, и внес их в салон, ногой захлопнув дверь за собой. Усадив тулуп на первое же сидение, и придавив мальчонку ладонью в грудь, я, нагнувшись и глядя в глаза ему, потребовал:
- Назови себя! Как тебя зовут?
- Пустите! - Завопил он довольно высоким голосом. Уши не закладывало, но до этого было не далеко.
- Назови себя! - Требовал я. - Назови и я отпущу!
Вторая моя рука была готова в любой момент активировать весь навешанный на меня комплекс психотехники. Останавливало меня только то, что на вид дите было абсолютно не в моей власти. Свидетель не имеет права работать с детьми дошкольного и раннего школьного возраста. И в какой бы экстраординарной ситуации я не оказался, рефлекторика бы протестовала против решения воздействовать на ребенка. Это в нас вбивали очень жестоко с помощью той же психотехники.
- Пустите! - Верещал малец, но я уже был сам не свой. Сильно вдавив парня в сидение я, наверное, лишил его воздуха, раз он даже визжать перестал.
- Назови себя, и я тебя отпущу! - Снова потребовал я стальным голосом.
Вот хоть бейте меня, но правы были мои преподаватели, когда гоняли нас отрабатывать твердость и непреклонность в голосе. Только чужая воля иногда может остановить людей, даже находящихся под действием паники.
Парень перестал трепыхаться, и я ослабил давление ему на грудь.
- Витя. Меня Витя зовут. - Сказал он всхлипывая.
Выполняя обещание, я убрал руку, но предупредил:
- Не пытайся бежать, Витя. Ответишь на мои вопросы, и я тебя отпущу совсем. Но побежишь - мне придется … Ты понимаешь, что я говорю?
Он судорожно кивнул и снова всхлипнул.
Я попытался сесть напротив него, но револьвер в кармане брюк неприятно давил на бедро. Достав его, я спросил:
- Откуда это у тебя, Витя.
- Я нашел! - Ответил он, ничуть меня не удивив.
- А где? - Спросил я, найдя, где откидывается барабан и проверяя наличие патронов. Они были в наличии. Все. Не отстрелянные. С целыми капсюлями. Шесть смертей в руках мальчишки.
- У пирса. - Сказал он, елозя внутри своего огромного тулупа.
- Там что они раскиданы были? Только тебя ждали? - спросил я, убирая револьвер в поясную сумку.
- Там же ночью бой шел. И всех поубивали там. А я думал, может у солдат что-то поесть осталось. - Говорил он какую-то нелепицу. - Но там ничего не было. Только вот у офицера на шнурке был пистолет этот… Его у бабы Леры или Полака можно было бы на пшено поменять. На тушенку бы не хватило, а на пшено должно было.
- А как ты здесь оказался? - Спросил я, ничего не понимая, да и особо не собираясь вникать.
- За мной патруль погнался… я к вокзалу побежал. Думал спрячусь, он же разбомблен… Там нашел вот это, завернулся, спрятался… Но они бы меня все равно нашли. Они с собакой были. Я слышал. Но в это время поезд пришел.
Он вдруг замер, утер свой сопливый нос рукавом и, разглядывая мое лицо, как-то доверительно тихо сказал:
- А ведь вокзал первым разбомбили еще месяц назад. Чтобы не эвакуировался никто. Там не мог поезд пройти. А он пришел.
Мальчишка замолчал и я, не дождавшись ответа, спросил:
- А ты, значит, в него и прыгнул в этот поезд? Да?
Вместо ответа мальчишка покивал.
- Давно это было? - спросил я с интересом.
Он пожал плечами, и я думал этим и кончится, но малец добавил:
- Я поспал, не знаю сколько. Потом я от других двух мальчиков убегал. Они хотели у меня забрать пистолет. А вот сейчас вы. Я хотел спрыгнуть с площадки, как поезд тормозить будет. Но он не тормозит.
- Ты видел тут других? - спросил я.
Мальчишка кивнул. Я поглядел в конец вагона, словно ожидая кого-то, и потом сказал парню.
- Я тут кое-кого ищу. Мальчик и девочка. Старше тебя года на три-четыре. Он без футболки, а она в белой футболке и шортах. У нее такой темно красный рюкзак с собой был. Не видел их?
Конечно, он их не видел. Мне не могло бы так вот повезти. Пока я сидел в задумчивости, мальчишка, все так же шмыгая носом, достал из кармана какой-то кусочек бумаги и стал деловито насыпать в него что-то буро-коричневое. Свернул в трубочку, вставил себе в рот и, достав спички, поджег один конец этой трубки.
Тогда-то уж я догадался, чем это пахло в салоне, когда я вошел. Я ничего не сказал. В третьей и четвертой технологических зонах еще разрешалось курение дурманящих растений. Может там, откуда этот мальчик было нормально, что даже такие маленькие приобщались к подобной культуре. Запах меня не раздражал, скорее он меня физически угнетал. Рядом с малышом сидеть становилось все более неприятно для дыхания. Я невольно встал и прошелся по салону. Мне надо было думать о своем, о важном. Этот вооруженный мальчишка был мне не нужен совсем. Я не воспитывался на Наставника. Мне не прививали безусловный рефлекс защиты ребенка. Но я не мог думать о своем деле пока не решу вопрос с малолетним наркоманом. Как вариант, я даже рассматривал возможность последовать совету Олэси. Она там говорила, что надо представить то место откуда уехал, и поезд высадит меня дома?
Рассуждая, я шагал на все большие расстояния. Я уже ходил от тамбура до двери на площадку. А мысли полезные все так и не шли в голову.
Я уже хотел было вернуться к мальчишке и порасспросить его о другом. И уже даже повернулся к нему. Но время вопросов, очевидно, прошло. Мальчишка исчез. Тяжеленная дверь была раскрыта нараспашку, и из нее в салон светило яркое солнце.
Бросившись к двери, я видел, как она медленно, но неумолимо начинает закрываться. Проклиная все на свете, я, словно растянул время, и успел. Из прокуренного салона поезда я упал на пыльный теплый бетон неизвестности.