Пушкин и автобус с неграми
Сейчас расскажу про тот день в Америке, когда я впервые испытала на себе расовую ненависть.
Дело было в Ямайке - одном из черных районов Нью-Йорка недалеко от аэропорта Кеннеди. Мне нужно было провести где-то ночь между перелетами и выбор отеля в этом унылом месте был обусловлен исключительно его близостью к аэропорту. Мне повезло. Теми же рейсами, с той же пересадкой в Нью-Йорке со мной летела соотечественница (тоже Оля), которая решила остановиться в Hotel Howard Johnson Inn Jamaica вместе со мной.
Утром у нас еще оставалось немного времени до самолета и мы захотели проехаться по Квинсу на автобусе.
Сначала все шло неплохо. Одноэтажная полубарачная Америка за окном, белая сакура в цвету, автомойки, заправки, запах жаренного картофеля в весеннем воздухе...
На остановке в автобус вошли две негритянки. Посмотрели на нас немного удивленно и прошли очень близко, причем одна довольно ощутимо проехалась мне по плечу сумкой, а затем язвительно произнесла "Сорри". Этот жест явно не был случайным, но мы не придали ему значения.
На следующей остановке в автобус, не заплатив, вошли трое парней. Их джинсы сидели так низко, что едва держались. Взглянув на нас они ухмыльнулись, плюхнулись напротив и стали глядеть в упор, не моргая. Мне стало не по себе.
Автобус ехал, на остановках в него входили черные люди, и каждый проходя мимо нас, старался толкнуть или задеть. Это был вызов. Но мы, разумеется, не принимали его. Мы продолжали сидеть на своих местах как приклеенные. Вскоре автобус целиком набился чернокожими. Это были бедные люди, плохо одетые, с рваными сумками, с озлобленными лицами, какие иногда можно встретить в вечерних электричках из Москвы. Но главное - все они ненавидели нас - приодетых, белых, причесанных.
- Давай выйдем. Прямо сейчас, - сказала я Оле.
- Посмотри на улицу, - сказала она.
На улице были одни чернокожие. На каждом углу стояли уголовного вида парни в спадающих джинсах, они раскручивали на пальцах железные брелки, кричали, смачно сплевывали на тротуар. Большинство были под кайфом.
- По крайней мере в автобусе нас не будут бить. Может быть просто ограбят, - сказала Оля.
Автобус шел. Чернокожие прибывали. И каждый смотрел на нас этим тяжелым, ненавидящим взглядом.
- Давай о чем-нибудь говорить на русском, - сказала я. - Чтобы они поняли, что мы не имеем отношения к их бывшим рабовладельцам.
- А о чем? - спросила Оля еле слышно. - Я даже говорить не могу.
Еще со школы я помнила наизусть третью главу "Онегина". Я сказала:
- Сейчас я начну, стихами. Только ты не смейся, а то подумают, что над ними.
- Я даже смеяться не могу, - сказала Оля. От страха она сделалась просто вызывающе белой.
И я начала читать. Это не шутка, не художественный вымысел. Мы ехали в автобусе наполненном чернокожими людьми под «Евгения Онегина». Уголовники напротив не понимали что именно я говорю, но несомненно почувствовали ритм онегинской строфы и смотрели на нас уже без злобы. Просто с недоумением.
Я почти дошла до третьего авторского отступления о неприступных красавицах с брегов Невы, когда ситуация за окном изменилась. На улицах появились китайцы, мелькнул индус в чалме. Их лица показались такими родными, как будто мы вернулись домой. Вскоре в автобус вошел и первый бледнолицый.
- О, господи, - прошептала Оля. - Мы спасены.
Услышав русскую речь, бледнолицый обернулся и сказал:
- А вы откуда, девушки?
Oh, my God! Да будет благословенно постсоветское пространство, обеспечивающее Америку непрерывным миграционным потоком.
Человек представился Борей из Ташкента, в прошлом архитектор, в настоящем шофер-дальнобойщик. Выиграл грин-карту, взял ипотеку, живет, выплачивает потихоньку. Правда, английского почти не знает. Но ведь он ему здесь и не нужен.
Так, за разговором, Ямайка закончилась. Автобус опустел, побелел. Появились вывески «Аптека», «У дяди Вани», «Кошерная пища», «Березка». Начинался русский район Квинса.
Оригинал взят у elagina в Пушкин и автобус с неграми
Дело было в Ямайке - одном из черных районов Нью-Йорка недалеко от аэропорта Кеннеди. Мне нужно было провести где-то ночь между перелетами и выбор отеля в этом унылом месте был обусловлен исключительно его близостью к аэропорту. Мне повезло. Теми же рейсами, с той же пересадкой в Нью-Йорке со мной летела соотечественница (тоже Оля), которая решила остановиться в Hotel Howard Johnson Inn Jamaica вместе со мной.
Утром у нас еще оставалось немного времени до самолета и мы захотели проехаться по Квинсу на автобусе.
Сначала все шло неплохо. Одноэтажная полубарачная Америка за окном, белая сакура в цвету, автомойки, заправки, запах жаренного картофеля в весеннем воздухе...
На остановке в автобус вошли две негритянки. Посмотрели на нас немного удивленно и прошли очень близко, причем одна довольно ощутимо проехалась мне по плечу сумкой, а затем язвительно произнесла "Сорри". Этот жест явно не был случайным, но мы не придали ему значения.
На следующей остановке в автобус, не заплатив, вошли трое парней. Их джинсы сидели так низко, что едва держались. Взглянув на нас они ухмыльнулись, плюхнулись напротив и стали глядеть в упор, не моргая. Мне стало не по себе.
Автобус ехал, на остановках в него входили черные люди, и каждый проходя мимо нас, старался толкнуть или задеть. Это был вызов. Но мы, разумеется, не принимали его. Мы продолжали сидеть на своих местах как приклеенные. Вскоре автобус целиком набился чернокожими. Это были бедные люди, плохо одетые, с рваными сумками, с озлобленными лицами, какие иногда можно встретить в вечерних электричках из Москвы. Но главное - все они ненавидели нас - приодетых, белых, причесанных.
- Давай выйдем. Прямо сейчас, - сказала я Оле.
- Посмотри на улицу, - сказала она.
На улице были одни чернокожие. На каждом углу стояли уголовного вида парни в спадающих джинсах, они раскручивали на пальцах железные брелки, кричали, смачно сплевывали на тротуар. Большинство были под кайфом.
- По крайней мере в автобусе нас не будут бить. Может быть просто ограбят, - сказала Оля.
Автобус шел. Чернокожие прибывали. И каждый смотрел на нас этим тяжелым, ненавидящим взглядом.
- Давай о чем-нибудь говорить на русском, - сказала я. - Чтобы они поняли, что мы не имеем отношения к их бывшим рабовладельцам.
- А о чем? - спросила Оля еле слышно. - Я даже говорить не могу.
Еще со школы я помнила наизусть третью главу "Онегина". Я сказала:
- Сейчас я начну, стихами. Только ты не смейся, а то подумают, что над ними.
- Я даже смеяться не могу, - сказала Оля. От страха она сделалась просто вызывающе белой.
И я начала читать. Это не шутка, не художественный вымысел. Мы ехали в автобусе наполненном чернокожими людьми под «Евгения Онегина». Уголовники напротив не понимали что именно я говорю, но несомненно почувствовали ритм онегинской строфы и смотрели на нас уже без злобы. Просто с недоумением.
Я почти дошла до третьего авторского отступления о неприступных красавицах с брегов Невы, когда ситуация за окном изменилась. На улицах появились китайцы, мелькнул индус в чалме. Их лица показались такими родными, как будто мы вернулись домой. Вскоре в автобус вошел и первый бледнолицый.
- О, господи, - прошептала Оля. - Мы спасены.
Услышав русскую речь, бледнолицый обернулся и сказал:
- А вы откуда, девушки?
Oh, my God! Да будет благословенно постсоветское пространство, обеспечивающее Америку непрерывным миграционным потоком.
Человек представился Борей из Ташкента, в прошлом архитектор, в настоящем шофер-дальнобойщик. Выиграл грин-карту, взял ипотеку, живет, выплачивает потихоньку. Правда, английского почти не знает. Но ведь он ему здесь и не нужен.
Так, за разговором, Ямайка закончилась. Автобус опустел, побелел. Появились вывески «Аптека», «У дяди Вани», «Кошерная пища», «Березка». Начинался русский район Квинса.
Оригинал взят у elagina в Пушкин и автобус с неграми