Понятие диалога (2014) 1 часть
Вестник МГЛУ. Серия 3, История, философия, социология, экономика, культурология, политология : научно-теоретический ежегодник / [учредитель Минский государственный лингвистический университет]
2014. № 13. - С. 29-39
МАЙБОРОДА Д.В. ПОНЯТИЕ ДИАЛОГА
Выявляются и анализируются основные типы явных определений диалога -логико-лингвистический (определенный жанр речи или вербального мышления), коммуникативно-структурный (обмен сообщениями, в которого формируется общность) и экзистенциально-феноменологический (взаимное бытийное отношение Я - Ты, особо сознаваемое его участниками). На остенсивного и контекстуального прояснений выделяются двоичность, самоорганизация, креативность и сбалансированность как существенные характеристики диалога, а также важнейшие аспекты (психофизические, нравственные, эстетические, логические и когнитивные) диалогического габитуса. На сонове проведенного изыскания предлагается синтетичекое определение диалога.
Понятие диалога считается интуитивно понятным, а потому его определение - редкое явление. Распространение диалогических тенденций в науке, искусстве, религии и политике сегодня, однако, способствовало актуализации проблемы дефиниции этого понятия, в том числе в связи с участившимся метафорическим употреблением имени «диалог». Правда, вместо настоящего определения часто предлагаются действительные или мнимые синонимы имени «диалог» (разговор, беседа, общение, обмен репликами, контакт). Несмотря на то, что такие «определения» всерьез не могут быть приняты, они всё же имеют некоторую ценность, поскольку помогают обнаружить проявления понятия диалога в именах естественного языка, а также указания на связанные с ним понятия. Тем не менее, эти прояснения следует использовать как дополнения к ясному явному определению.
Распространенный (в первую очередь в энциклопедической литературе ХХ в., хоть сложившийся гораздо ранее и имеющий место также сегодня) тип явных определений диалога - те, что фиксируют в качестве родового признака жанр художественной или дидактической речи. Эти дефиниции, однако, определяют не сам диалог, но особые его проявления в культуре. Распространение этих определений - следствие того, что диалог традиционно более отчетливо проявляется и наделяется большей ценностью в искусстве и образовании. Сегодня же вряд ли кто-то станет всерьез спорить с тем, что диалог важен не только в них, но и в политике, религии и науке. В частности, как показывает история, монологизация политики чревата ужасными последствиями. Подлинная демократия, представляемая ныне идеалом политического устройства, невозможна вне политического диалога. Диалог важен и при олигархии, к которой по так называемому «железному закону» склоняются современные государства. Но поскольку ни демократия, ни олигархия не имеют в современной истории длительной традиции реализации и легитимации (в отличие от монархии, построенной на монологе), то и тематизация политического диалога лишь начинает складываться. В будущем это вполне может привести к политологической деформации понятия (типа «диалог - форма социально-политической речи»).
Сходная ситуация - с религией и наукой. В современных религиозных кругах отнюдь не экзотично мнение, что сама суть религии - диалог между Богом и человеком. Этот взгляд, безусловно, возник далеко не сегодня, но ранее преобладающим он не был. Веками доминировало понимание религии как исполнения людьми предначертаний свыше в соответствии с писаниями и преданиями, в том числе для получения благ или избавления от зол. В науке в прошлом диалог также воспринимался скорее как удобная форма изложения результатов исследования (т.е. как значимый диадактически), тогда как сегодня он все более рассматривается как ведущий или, по крайней мере, необходимый (благодаря своей эвристичности) вид научного поиска. В связи с этим понятие диалога сегодня привлекает к себе всё большее внимание в теологии и науковедении, что также может сказаться на его будущей деформации.
Учитывая это, следует предпочесть сведению диалога к жанру лишь определенного типа речи более широкую идентификацию родового признака, а именно - понимание диалога как формы речи (вида логоса, конфигурации дискурса или явления Слова) вообще. Дефиниции, идущие этим путем (обобщим их как логико-лингвистический тип определений диалога), подкрепляются этимологией имени «диалог» - «через-речь». Диалог тут - пронизанная (сообщением, взаимоотношением) или соединяющая (собеседников) речь. Однако диалог нельзя полностью свести к его языковым проявлениям (хотя возможно - наоборот: «язык существует лишь в разговоре» [1, с. 83]), а потому этот тип определений приемлем лишь при расширительной трактовке понятия речи.
Такое расширительное понимание подразумевает, что не речь - проявление языка, но, напротив, язык - особый феномен речи. Язык тут может пониматься как некоторое свойство, обретаемое речью по мере ее самоорганизации, или как особое состояние речи, характеризуемое специфическими качествами (системностью, устойчивостью, социальной реализацией и пр.). Язык также может признаваться проявлением речи, в которой осуществляется или, напротив, затуманивается её аутентичный смысл. Главное же - что при этом признаётся и внеязыковая речь, а потому - и внеязыковой диалог как особая форма речи.
В логико-лингвистическом типе определений диалога используются два основных варианта относительно видового признака. При утверждении, что всякая речь - диалог, нужда в выделении видового признака отпадает, но тогда и теряется смысл разведения этих имен (понятие монолога тогда вообще теряет смысл). Более разумно понимание диалога как формы речи, в которой осуществляется взаимоотношение субъектов (носителей, источников или авторов) речи. В этом случае диалог противопоставляется монологу как форме речи, в которой - лишь один изолированный субъект. Поскольку такая изоляция всегда относительна, тогда как аутентичный смысл речи как раз связан с взаимоотношением, то в этом случае можно утверждать, что диалог - подлинная форма речи. В целом, несмотря на удачность этого пути прояснения сути диалога, он всё же приемлем лишь при принятии особого рода онтологии речи (подобной христианскому учению о Слове), в противном же случае данный тип определяет не сам диалог, но его речевое проявление.
Иной способ определения диалога как раз подразумевает, что диалог - коммуникативная взаимосвязь, проявляющаяся в речи. В отличие от других видов связи - в частности, от обмена веществом или энергией - этот тип взаимосвязи подразумевает сообщение (передача сведений или информационный обмен). Такой тип определений, который можно обозначить как коммуникативно-структурный, предполагает также, что в ходе сообщения на основе первичных прямой и обратной связи формируется более сложная общая структура: «главным эффектом диалога является порождаемая общением общность» [2, с. 48]. Элементарная коммуникативная общность, в свою очередь, служит фундаментом общественности (сообщества) а затем и общества в целом. Видовая специфика диалога при этом часто раскрывается как связанная с медиумом, речью. Это сближает такие коммуникативно-структурные определения с логико-лингвистическими, - то, что выступает родовым понятием для одних, принимается как видовое для других. Но среди коммуникативно-структурных определений предлагаются и другие образы вида, в частности, принадлежность человеческому миру или связь с мышлением.
Вообще распространение коммуникативно-структурного типа определений, характерного для семиотики и теории коммуникации, информатики и кибернетики, различных школ структурализма и системного анализа, связано с влиятельностью этих дисциплин и направлений в современной науке. Этот тип определений позволяет чётко зафиксировать ряд важных диалогических параметров, но всё же в нём редуцируются некоторые важные стороны диалога и, соответственно, такой подход следует использовать лишь при существенных дополнениях. Нельзя сводить диалог лишь к обмену информацией, хоть такой обмен - важный аспект диалога. Диалог нередко бессодержателен, хоть даже это и не означает полного отсутствия сообщаемого содержания, но, по крайней мере, подразумевает, что сообщение может и не играть в диалоге определяющей роли.
Коммуникативно-структурный подход удачен тем, что допускает вариант невербальности диалога, тем самым не допуская редукции его к чисто языковому феномену. Слабая же его сторона - сведение диалога к чисто формальному параметру, даже если за ним маскируется монолог. Если монологическая речь просто дополняется выражениями согласия или перемежается монологами Другого, а образуемая общность иллюзорна или авторитарна, то этого всё равно вполне достаточно для признания такой ситуации диалогом с коммуникативно-структурной позиции. Важно также, что концентрация на информации не только не раскрывает подлинную суть диалога, но часто препятствует её обнаружению. Современный человек постоянно вовлечен в обмен информацией, но часто практически не способен вести диалог. Информационная зависимость сегодня все более напоминает наркотическую, причём для «информационного наркомана» диалог не стерпим как слишком медленный и требовательный способ обмена информацией. Действительно, если ценна лишь передача сообщений, то разумно предпочесть диалогу чередование монологов (тем более, что в коммуникативно-структурном подходе это и есть диалог). Подлинный диалог ценен для поиска знаний и стремления к мудрости, но в культуре, где они практически стали анахронизмами, и нужда в таком диалоге отмирает.
Тем не менее, всё это - не достаточное основание дисквалификации коммуникативно-структурных определений. Так вышеприведенные замечания можно парировать тем, что бессодержательный диалог перестаёт соответствовать своему названию; что даже монолог, сопровождаемый выражением согласия слушателя - всё же диалог, пусть и формальный; что информационная зависимость современного человека если и отражается на его умении вступать в диалог, то всё же это не опровергает коммуникативной сущности последнего, просто свидетельствуя об особом контексте его проявления. Коммуникативно-структурный подход даже не обязательно базируется на осуждении «холодности» обмена информацией, напротив, он способен выступать фундаментом особого вида диалогизма (обобщенной теории, ядром которой выступает положение о ключевой роли диалога для основных форм культуры). А, учитывая влиятельность разрабатывающих коммуникативно-структурный подход дисциплин и направлений современного знания, его как минимум необходимо учитывать во всяком ином типе усмотрения сущности диалога.
Наконец, существует и третий тип определений диалога - экзистенциально-феноменологический. В отличие от вышеназванных типов определений в нём диалог раскрывается не через анализ среды его осуществления (речи), или содержания и результата, но по самой своей бытийной сути. Диалог - сосуществование (ориентированное на совместность экзистирование), или экзистенциальное взаимоотношение Я - Ты, специфически мыслимое каждой его стороной. Особенность феноменального раскрытия сосуществования - в экзистенциальном обнаружении Другого. Такого типа подход преобладает в диалогической философии, в частности, в фундаментальной для всей диалогической традиции концепции Мартина Бубера. Он отмечал, что в подлинном диалоге «каждый из его участников действительно имеет в виду другого или других в их наличном и своеобразном бытии и обращается к ним, стремясь, чтобы между ним и ими установилось живое взаимоотношение» [3, c. 108]. Диалог как начало «живого взаимоотношения» - не просто особый модус экзистенции, но раскрытие самой её действительности.
Экзистенциально-феноменологический подход подразумевает, что явное определение диалога - лишь дериват непосредственно переживаемого феномена, в котором выражается лишь внешняя, формализованная его сторона. Настоящее усмотрение сути диалога означает раскрытие его нередуцируемой феноменальной данности. Это раскрытие достигается путём контекстуального прояснения и остенсивного толкования. Для других типов явного определения этот путь - скорее просто экземплификация и способ прояснения некоторых нетривиальных случаев или особенностей диалога. В экзистенциально-феноменологическом же подходе, напротив, он приоритетен, причём наибольшая продуктивность достигается при включенном исследовании контекста. Действительно понять диалог можно лишь изнутри его опыта. Опыт диалога есть у каждого человека и постоянно возобновляется, потому апеллировать к нему лучше, чем искать логически выверенное определение. Опосредованное определение, в том числе и явное, регистрирует лишь поверхностные и случайные свойства диалога, к тому же часто стирая его аутентичный смысл. Но, в то же время, явное определение диалога может быть ценно, если оно действительно выражает конкретно переживаемые случаи сосуществования, обеспечивая чуткость к со-бытию диалога. Такая экспрессивность понятия может служить противоядием по отношению к случаям, когда потеря ясности постижения диалога приводит к его подмене монологом. Кто привык говорить, не слушая, может считать это наилучшей формой диалога. Властитель вполне способен уверять, что насилие - допустимая форма взаимоотношения с Другим. Тот, кто развязывает войну, часто принимает её за особый вид международного сотрудничества. Но, конечно, ни монолог, ни власть, ни война - не формы диалога. В диалоге всегда есть элементы собственной речи, влияния и борьбы, но сами по себе они - не диалог, несмотря на то, что им могут в ряде случаев быть присущи его черты. Известное софистическое мастерство и выхолащивание мысли может обеспечить доказательство всего, чего угодно, если им не противостоит скрепленное конкретным демонстрируемым опытом чёткое явное определение.
При контекстуальном прояснении диалога на основе остенсивных толкований выявляется, прежде всего, такое свойство диалога, как двоичность. В субъектном плане диалог сбывается во взаимоотношении двух субъектов, «голосов» (авторов речи) или позиций. Именно так, основываясь на анализе поэтики Фёдора Михайловича Достоевского, понимал диалог Михаил Михайлович Бахтин: «Два голоса - minimum жизни, minimum бытия» [4, c. 434]. Двоичность в процессуальном отношении означает, что минимальный цикл диалога включает в себя две реплики или «хода», - вопрос (запрос, вызов или зов) и ответ. Основываясь на этой двоичности, кстати, можно дать его рекурсивное определение: диалог - взаимоотношение двух субъектов посредством вопроса и ответа, а также все случаи взаимного отношения, к нему сводимые. Утеря этой фундаментальной двоичности ведет к вырождению диалога. При устранении дистанции между собеседниками диалог превращается в монолог. Взаимоотношение трех и более участников, не сводимое к фундаментальной субъектой двоичности, - хаос. Если вопрос и ответ накладываются друг на друга, то он превращается в шум. Потеря связи между ними - агрегация двух монологов. Двоичность хорошо объясняет то, что диалог имеет место чаще при камерной встрече двух людей, чем при скоплениях многих или изоляции одного, а также в контексте, при котором обеспечиваются условия отчетливой постановки вопроса и адекватности ответа, чем вне такового (например, при сильных внешних помехах).
К двоичности диалога имеет прямое отношение такая его черта, как самоорганизация. Если собеседники оказываются не способны вести диалог, то диалог замирает. Когда участники диалога превращаются в марионеток, диалог замещается игрой в диалог. Нельзя назвать диалогом мнимое общение между куклами в руках ребенка. Правда, человека нельзя полностью превратить в марионетку, не уничтожив его. Пока человек жив, у него всегда остаётся пусть и не всегда просто обнаруживающаяся субъектность и потому способность вести диалог. Потому диалог сбывается даже под самым сильным контролем со стороны в противовес ему, хотя бы и в невербальных формах. Нормальный же диалог требует относительной изолированности к внешним воздействиям, способности собеседников самим вести диалог. Важна тут и сбалансированность организации диалога: если его ведёт лишь один собеседник, то это - уже монолог. Особый баланс характерен и отношению диалога к его субъектам. Безусловно, нельзя быть в диалоге и быть свободным от диалога. Но также нельзя вести диалог и полностью в нём раствориться. Если субъект совершенно самостоятелен, то он - субъект монолога. Если субъект полностью зависим, то он - не субъект. Свобода субъектов важна для диалога не менее, чем вовлеченность в него. Гармоническое сочетание свободы и ответственности собеседников - основа диалога.
Диалог, конечно, характеризуется не только созиданием собственного порядка, ему присущ вообще творческий характер. Диалог, в котором нет ничего нового, а только повторяется привычными способами уже известное, не только теряет смысл, но и становится противным человеку. Креативность диалога - проявление творческой природы экзистенции. Безусловно, эта инновационность диалога никогда не абсолютна, в нём всегда значимы определенные предпосылки, - воспринятая ранее информация, включенность в некоторую среду, нормативные программы мышления и действия (традиции). Важнейшим каналом предпосылочности диалога предстаёт диалогический габитус его участников.