“ «Манкурт не знал, кто он, откуда родом-племенем, не ведал своего имени, не помнил детства, отца и матери - одним словом, манкурт не осознавал себя человеческим существом. Лишенный понимания собственного Я, манкурт с хозяйственной точки зрения обладал целым рядом преимуществ. Он был равнозначен бессловесной твари и потому абсолютно покорен и безопасен. Он никогда не помышлял о бегстве. Для любого рабовладельца самое страшное - восстание раба. Каждый раб потенциально мятежник. Манкурт был единственным в своем роде исключением - ему в корне чужды были побуждения к бунту, неповиновению. Он не ведал таких страстей. И поэтому не было необходимости стеречь его, держать охрану и тем более подозревать в тайных замыслах. Манкурт, как собака, признавал только своих хозяев. С другими он не вступал в общение. Все его помыслы сводились к утолению чрева. Других забот он не знал. Зато порученное дело исполнял слепо, усердно, неуклонно. Манкуртов обычно заставляли делать наиболее грязную, тяжкую работу или же приставляли их к самым нудным, тягостным занятиям, требующим тупого терпения. Только манкурт мог выдерживать в одиночестве бесконечную глушь и безлюдье сарозеков, находясь неотлучно при отгонном верблюжьем стаде. Он один на таком удалении заменял множество работников. Надо было всего-то снабжать его пищей - и тогда он бессменно пребывал при деле зимой и летом, не тяготясь одичанием и не сетуя на лишения. Повеление хозяина для манкурта было превыше всего. Для себя же, кроме еды и обносков, чтобы только не замерзнуть в степи, он ничего не требовал…» - Чингиз Айтматов «Буранный полустанок» (И дольше века длится день).
«Манкурт не знал, кто он,
откуда родом-племенем, не
ведал своего имени, не
помнил детства, отца и
матери - одним словом,
манкурт не осознавал себя
человеческим существом.
Лишенный понимания
собственного Я, манкурт с
хозяйственной точки
зрения обладал целым
рядом преимуществ. Он
был равнозначен
бессловесной твари и
потому абсолютно покорен
и безопасен. Он никогда
не помышлял о бегстве.
Для любого рабовладельца
самое страшное -
восстание раба. Каждый
раб потенциально
мятежник. Манкурт был
единственным в своем
роде исключением - ему в
корне чужды были
побуждения к бунту,
неповиновению. Он не
ведал таких страстей. И
поэтому не было
необходимости стеречь его,
держать охрану и тем
более подозревать в
тайных замыслах. Манкурт,
как собака, признавал
только своих хозяев. С
другими он не вступал в
общение. Все его помыслы
сводились к утолению
чрева. Других забот он не
знал. Зато порученное дело
исполнял слепо, усердно,
неуклонно. Манкуртов
обычно заставляли делать
наиболее грязную, тяжкую
работу или же приставляли
их к самым нудным,
тягостным занятиям,
требующим тупого
терпения. Только манкурт
мог выдерживать в
одиночестве бесконечную
глушь и безлюдье
сарозеков, находясь
неотлучно при отгонном
верблюжьем стаде. Он
один на таком удалении
заменял множество
работников. Надо было
всего-то снабжать его
пищей - и тогда он
бессменно пребывал при
деле зимой и летом, не
тяготясь одичанием и не
сетуя на лишения.
Повеление хозяина для
манкурта было превыше
всего. Для себя же, кроме
еды и обносков, чтобы
только не замерзнуть в
степи, он ничего не
требовал…»
- Чингиз Айтматов
«Буранный
полустанок» (И
дольше века длится
день).
Reply
Reply
Leave a comment