Дружба и гей-культура
Неожиданным образом, продолжить свое доказательство, в критическом пылу казавшееся очевидным, оказалось не так-то просто. Феномен дружбы оказался крепким орешком. Я написала уже два текста на эту тему, и оба они меня не удовлетворили. Начинаю третью попытку, с учетом всех предыдущих ошибок.
Главная из них заключается в том, что дружба все-таки не является социальным институтом в контексте естественного права (каковым я ее считала долгие годы, ничуть в этом не сомневаясь - поскольку привыкла к тому, что в истории культуры дружба является социальным институтом по определению). Это вызвало мою ошибку: если история культуры позволяет нам считать дружбу, наряду с браком и семьей, институтами, базовыми для построения всех прочих институтов, то право не позволяет этого никаким образом. В естественном праве нет норм, регулирующих дружеские отношения. Есть нормы, касающиеся семьи, брака, частной собственности, даже сексуальных отношений - но только не дружбы. Следовательно, то, что социальный феномен дружбы является базой для построения всех прочих институтов, никак не может быть аксиомой естественного права, хотя может быть аксиомой культурологической: ведь даже выгоды невозможно достигнуть, если в том или ином сообществе отношения между людьми недружелюбны. С сообществах, где совершенно нет дружбы, нет никакой социальности - есть лишь война всех против всех до полного истребления. Подтверждение той же идеи мы находим в гл. 8 «Никомаховой этики» Аристотеля, где о дружбе сделано множество прекрасных и очень точных замечаний:
«Дружественность, по-видимому, скрепляет и государства, и законодатели усердней заботятся о дружественности, чем о правосудности, ибо единомыслие - это, кажется, нечто подобное дружественности, к единомыслию же и стремятся больше всего законодатели и от разногласий (stasis), как от вражды, охраняют [государство]. И когда [граждане] дружественны, они не нуждаются в правосудности, в то" время как, будучи правосудными, они все же нуждаются еще и в дружественности; из правосудных же [отношений] наиболее правосудное считается дружеским (philikon)»
Из этих слов следует, что дружбу, в самом деле, будет верным определить как неправовой социальный феномен. В дружбе нет никаких писаных правил, нет учреждений, нет служащих; следовательно, дружба - это объединение двух или более людей с общими целями и/или интересами, основанное на взаимном доверии. А доверие - это тоже неправовой (хотя и также социальный) феномен. Доверие всегда основано на убежденности в добродетели другого - в его доброй воли и добрых намерениях. Именно поэтому имеющие доверие друг к другу друзья не нуждаются в нормах права для регулирования своих отношений - они верят друг другу на слово, не предполагая у друга задней мысли. Поэтому дружба - это всегда риск, потому что доверие одного из друзей к другому всегда может быть обмануто, и при этом никакой суд его не защитит и не возместит ущерб за вероломство. Наоборот, общество скорее всего признает, что обманутый был сам виноват - нельзя же быть таким наивным и неосмотрительным…
Таким образом, мы приходим к определению дружбы как естественного неправового социального феномена, поскольку людям от рождения естественно стремиться к единству с другими людьми, в особенности к тем из них, кто имеет сходные интересы, ценности и цели. Также людям свойственно доверять другим людям, то есть считать их честными, порядочными и добронамеренными в их отношении.
В чем же социальная роль дружбы?
Во-первых, дружба, входя в качестве базового элемента в такие основные социальные институты, как брак, семья, частная собственность, государство, право, укрепляет и облагораживает их, направляя к еще большему благу и большей справедливости.
Именно дружба между мужем и женой, детьми и родителями делает браки счастливыми, а семьи - крепкими. Именно доверие к партнерам и встречное выполнение обязательств с их стороны делает бизнес честным и социально полезным , а взаимоотношения народа и власти - гармоничными и продуктивными. И уж совершенно неоспоримо именно дружелюбие и доверие ко всем членам общества, даже находящимся под следствием, породило в юриспруденции понятие «презумпции невиновности» обвиняемого.
Во-вторых, из всех социальных феноменов дружба самым непосредственным образом соседствует с подлинной основой любого разумного бытия: сверхъестественными добродетелями веры, надежды и любви и, в первую очередь - с главной из них, любовью, о которой Христос сказал: "Нет больше той любви, если кто положит живот свой за други своя" ((Ин, 15, 13). Этот, наивысший смысл дружбы был вскрыт только после Крестной жертвы Христа - ибо никогда до того люди в своих дружеских отношениях не поднимались выше принципа разумного эгоизма и не полагали разумным всего себя отдавать в служение другим людям, даже близким друзьям - тем более не первому встречному, или врагам, как учил Христос.
Из всего вышесказанного следует, что дружба и, тем более, любовь, являются по сути своей феноменами, прямо противоположными отношениям, связывающим сторонников свободных сексуальных отношений. Хотя они так любят утверждать обратное - что именно им, в отличие от законопослушных и холодных блюстителей нравственности и свойственно по преимуществу стремиться к подлинной дружбе и подлинной любви.
Почему так?
Да потому, что в основе феномена гей-культуры лежит недоверие людей к добродетели друг друга: они попросту не верят, что людей могут объединять духовные ценности, высокие цели стремления к общему благу - ведь что все это, как не ложные идеалы отжившей свое традиционной морали? И что может соединять людей в отсутствии у них общих целей и идеалов? Только соображения сиюминутной пользы или столь же мимолетного удовольствия , которые никак не могут создать ни прочных личных отношений ни, тем более, прочной социальной структуры - ведь как только иссякает польза или удовольствие, такие отношения рушатся…Такие люди не верят ни в собственные добрые намерения, ни, тем более, в добрые намерения других - именно это глубинное недоверие к естественности и изначальной благости человеческой природы и приводит их к мысли, что все в мире основано лишь на выгоде или сексе - как частном случае таковой выгоды. И это недоверие и побуждает их видеть в другом не личность, и уж тем более не социальность, а в первую очередь (и зачастую исключительно) сексуальность, и даже менее того - «сексуальную ориентацию». Здесь защитники гей-культуры могут возмущенно воскликнуть - это ложь! Геи очень даже ценят личности друг друга! Однако, разве могут геи ценить личность больше сексуальной ориентации? Ведь отними у геев однополый секс - и что останется? Пара безбрачных друзей, ведь верно? Но именно этого они бегут, как чумы, потому что именно секс, а не личность является для них главной и самодовлеющей ценностью. И ради сохранения этой ценности они готовы на все - даже на социальную мимикрию. Для того, чтобы отстоять свое право на свободный выбор сексуального партнера, они готовы даже пойти на создание брака и семьи - ведь никаким иным образом они не могут доказать обществу свою благонамеренность и социальную полезность. Однако, даже использование благих средств - моногамии, совместного ведения хозяйства и воспитания детей, - не приводит в случае гей-культуры к позитивному социальному эффекту. Потому что своими действиями геи не укрепляют общество, а эффективно разрушают его, распространяя вокруг ауру недоверия людей друг к другу, подозрительности и грубого утилитаризма Столкнувшись с гейскими эрзац-социумами, традиционные социальные институты начинают трещать по швам - но вовсе не потому, что ценности, когда-то их создавшие, ложны, а лишь в силу постепенной утраты доверия и дружелюбия и нарастания недоверия и враждебности людей по отношению друг к другу и к самим себе. А этот процесс обратной связью соединен с укреплением вертикали власти, органов госбезопасности и возникновению извращенных социальных институтов, какими, безусловно, являются органы слежки и надзора над частной жизнь граждан - в первую очередь, печально известной ювенальной юстиции…А это, в свою очередь, приводит к еще большему нарастанию деструкции общества: не случайно, что в извращенной ситуации недоверия власти к собственным гражданам и подозрении всех и каждого в неблагонамеренности наиболее заслуживающей доверия частью общества оказываются именно те, кто и не скрывает собственной неблагонамеренности. Поэтому, парадоксальным образом, при всеобщем нарастании тоталитарных тенденций, семьи сексуальных меньшинств оказываются как раз в привилегированном положении по отношению к традиционным . И потому именно в гей-семьи попадают дети, отнятые по самым незначительным поводам из традиционных семей: у органов власти нет сомнений, что первые будут очень стараться, чтобы доказать свое преимущество перед «отжившими свое социальными институтами» - и, вдобавок, избавят государство от необходимости содержать отнятых детей на гособеспечении. Таким образом, история замыкает круг: из дискриминируемых меньшинств представители гей-культуры стремительно превращаются в дискриминирующее большинство, завершая этим процесс развала традиционного общества, основанного на естественном праве и естественной этике и, встречным образом, формирования эрзац-социума, основанного на извращенной этике и извращенном праве. Только замечать это, после исчезновения социума, построенного на традиционных социальных институтах, будет уже некому…..