Миф об общественной пользе, дубль два: социальность и макросоциум.
В этой части своих размышлений я на время забуду о детях и проблемах образования, и сосредоточусь на узловой проблеме, к которой сходятся все силовые нити сегодняшнего бытия - на проблеме макросоциума.
И сразу же, на входе, я хочу ответить на два витающих в воздухе вопроса - еще до того, как мне их зададут. Первый вопрос - является ли макросоциум эвфемизмом России, т.е., грубо говоря - не русофобка ли я? И второй вопрос - считаю ли я социум воплощением зла - то есть, не являюсь ли я социопатом?
Отвечаю на первый вопрос: подразумеваю ли я под макросоциумом Россию, т.е. являюсь ли я русофобом? Ни в малейшей степени. Потому что тенденции, описанные в моих заметках, в большей или меньшей степени присутствуют во всем мире и проявляются во всех странах на всех континентах - где-то в большей, где-то в меньшей степени. Но при нынешних темпах глобализации эти тенденции имеют шанс в ближайшие 20-30 лет равномерно распространиться по всему миру. Я родилась в России, и конечно же люблю свою родину (хотя и очень странной любовью), и никогда не променяю ее ни на какую другую - в силу того же, в силу чего я привязана к своей семье - она местами очень уродская, местами удивительно обаятельная, и я в ней родилась, и другой у меня никогда не будет, и все что я могу - это помочь ей стать лучше, победив уродское (не закрыв на него глаза и не заполировав снаружи!) и максимально развив обаятельное. Если я отрекусь от своей семьи, погнушавшись ее уродством и забыв об обаянии - я останусь одиноким атомом без корней и привязанностей, который возможно и получит будущность в лоне другой семьи - но скорее всего, просто окажется перед фактом замены шила на мыло, поскольку другая семья окажется ничуточки не лучше моей собственной, просто процентное соотношение и распределение уродства и обаяния может оказаться немножко другим. Говоря проще: я люблю Россию, но при этом считаю, что любовь полностью совместима с критикой, подчас очень жесткой, и вовсе не заключается в том, чтобы постоянно подчеркивать то, как невероятно чудна и замечательна моя родина, как она безусловно права в любом случае, какая в ней неповторимая духовность и ментальность и прочая, прочая, прочая. Я люблю Россию как любят очень дорогого и близкого тебе человека, который причинил тебе много боли, тысячу раз разочаровал и предал, но которого ты все равно не перестаешь надеяться вернуть к человеческой жизни и спасти от самого себя. Я могу ругать русских (вообще) и Россию (в целом) почем зря,- и при этом считать единственной в мире подлинной ценностью конкретных русских людей, человеческими качествами которых я не перестаю восхищаться. На них-то вся и надежда.
Теперь второй вопрос: являюсь ли я противником социальности? Ни в коей мере. Я являюсь убежденной сторонницей организованной и осмысленной социальной жизни - в первую очередь потому что человек как вид homo sapiens вне такой жизни невозможен. Человек может стать в полном смысле человеком только находясь в обществе себе подобных. Даже если в определенном возрасте человек принимает решение уйти от общества и дальше достигать высоких степеней совершенства в индивидуальном порядке - до принятия такого решения он должен соответствующим образом дорасти, а это возможно только в человеческом обществе, сохранившем традиции культуры духовного подвижничества, хотя бы и почти забытые. Тем более если человек чувствует в себе собственно общественное призвание - в этом случае он никак не может быть противником социальности и социума как такового, иначе он просто рубит сук на котором сидит. А я как раз вовсе не отшельник, а совершенно наоборот - весьма социальное существо, и нравится мне, или не нравится - но без социума мне не обойтись.
Теперь, когда все необходимые декларации сделаны, можно переходить к сути - то есть анализу феномена социального поведения млекопитающих вида homo sapiens. Дело это непростое, тем более что я не социолог, не историк, не философ, вообще никто («простая французская крестьянка»). Поэтому тем, кто таких дилетантских разглагольствований не терпит, советую в этом месте прерваться. Ну а тем, кому любопытно узнать, что такое социум глазами «простой французской крестьянки», предлагаю набраться терпения - разговор будет долгий.
Так вот, я считаю что социум (лат.socium - общее, т.е. человеческое общежитие)
- это безусловное и объективное благо. По одной простой причине: такое общежитие, т.е. социум, всегда в истоке своем создается для того, чтобы человек мог быть в максимальной степени человеком, чтобы собственно-человеческие (брак, семья, воспитание детей, труд, отдых) и надчеловеческие (культура, искусство, наука, закон) ценности производились, сохранялись, защищались и транслировались в следующие поколения. Простейшим социумом является уже объединение двух людей в одну семью - однако все перечисленные выше ценности настолько сложны, что силами двух и даже нескольких людей не могут быть развитыми в должной мере. Именно поэтому людям свойственно объединять свои усилия в достижении этих целей, и совместно обеспечивать самим себе лучшие условия для безопасности, труда, отдыха, семейной жизни, культурного творчества, познания мира - через создания соответствующих социальных форм и институтов (государственной системы, экономики, армии, закона, религии и культуры). То есть социум возникает не как таковой, не сам по себе, а именно как форма для выражения и защиты содержания, то есть той или иной формы бытия - то есть блага и истины. Говоря проще: сперва один или несколько человек открывают в мире или в себе некую объективную ценность, - например, изобретают колесо, или поцелуй, или танец, или боевое искусство, или добычу железа из железной руды - а далее объединением усилий множества людей создаются специальные формы (социальные институты) для дальнейшего развития, сохранения и воспроизведения этих ценностей. Интересно, что даже разница между детьми и взрослыми определяется, в сущности, их отношением к объективным ценностям - дети их в основном познают и усваивают, а взрослые - производят и поддерживают.
И такое положение вещей сохраняется до тех пор, пока человеческое бытие и присущие ему ценности не усложняются и не умножаются настолько, что для их сохранения и ретрансляции требуется создание такого количества социальных форм и институтов, что форма вдруг, толчком, начинает преобладать над содержанием. Так вместо простого социума - города-государства, полиса, республики, монархии - возникает то, что я называю макросоциумом - монструозное сращение социальных и экономических институтов, имеющий собственное, независимое от своего содержания (человеческих ценностей), самодовлеющее существование. В отдаленном и не очень отдаленном прошлом, вплоть до конца 19 века, макросоциум, по сути, был один - империя (не важно, рабовладельческая, феодальная или частнособственническая). Мы имеем сведения о Вавилонской и Персидской империи, намного лучше мы знаем империю Александра Македонского и Римскую империю, совсем неплохо мы помним Византийскую, Британскую и, наконец, Российскую империю. Составив этот ряд, мы можем уверенно назвать одно, объединяющее все эти империи свойство: доминирование единственной, собственно-имперской идеи над всеми остальными человеческими ценностями и идеями. Однако в прошлом был момент, который определенное время спасал империю от полной утраты смысла - это была идея священной, богоданной власти Пока эта идея сохранялась и разделялась гражданами империи - макросоциум успешно функционировал и развивался. Как только идея священного происхождения и предназначения имперского социума испарялась, так сразу он довольно быстро (в исторических масштабах, конечно), распадался.
А вот на рубеже 19 и 20 веков, когда никакая идея священной власти отдельной личности уже не могла лежать в основе макросоциума ( в силу всеобщего упадка религиозности и потери веры в монарха-самодержца - помазанника Бога) - тогда на арене истории впервые появились совершенно новые, дотоле невиданные макросоциумы - капитализм, социализм, фашизм ( не путать с немецким национал-социализмом). В основе каждого из этих макросоциумов тоже лежит идея священной власти - но только не личности, а определенной социальной группы. Капиталистический макросоциум воплощает идею священной власти крупных собственников и предпринимателей, социалистический- власти, принадлежащей пролетариату, и наконец, в фашизме была воплощена идея власти среднего класса. Эти три идеи в первой половине 20 века не без боя завоевали довольно обширные территории, на которых были созданы соответствующие макросоциумы. Всем им, как и империям прежних веков, было в совершенно одинаковой мере присуще одно и то же свойство: полное безразличие или враждебность к собственно-человеческим ценностям, ради которых когда-то и зародились все без исключения социальные институты. Ради собственного существования и беспрепятственного воспроизводства макросоциум может даже уничтожать некоторые из них - например, церковь, семью, или частное предпринимательство, или средства массовой информации. Середина столетия была отдана столкновению соперничающитх макросоциумов между собой. В этой схватке фашизм растратил все силы и энергию, а социализм и капитализм нашли в себе силы выжить и развиваться дальше во взаимном противостоянии - до всем нам известного момента крушения глобальной системы социализма, а вместе с ним - и соответствующего макросоциума. В настоящий момент у нас нет оснований говорить о существовании собственно капиталистического, социалистического или фашистского макросоциума. Сегодня следует говорить о стирании последних топологических различий между макросоциумами ( я не говорю о падении государственных границ - скорее всего, это произойдет позже) и об постепенном формировании единого супермакросоциума, эклектично, но непротиворечиво сочетающего в себе все характерные особенности своих предшественников: от капитализма - выживание сильнейшего и индивидуализм, от социализма - уравниловку и тотальный контроль, от фашизма - ура-патриотизм и ксенофобию.
А вот на этом моменте я считаю необходимым прерваться и сделать отступление о наполовину пустом и наполовину полном стакане.
Некоторые находки немецких и американских психоаналитиков, в частности, гештальт-подход, могут нам чрезвычайно пригодиться для дальнейшего углубления в проблему. Напоминаю, что гештальт-подход - это принятый среди ряда психотерапевтов терапии психических расстройств, который опирается на такую особенности человеческого восприятия, как разделение им всего потока бытия на главное и второстепенное - на «фигуру и фон». Из способности человеческой психики к саморегуляции и адаптации и происходит сама возможность разных интерпретаций одних и тех же событий. Даже такая простая вещь, как стакан с водой, может породить ожесточенные споры по поводу того, как его интерпретировать - как наполовину пустой или как наполовину полный. Или вот, - что мы видим на вот этих (http://www.gumer.info/bibliotek_Buks/Psihol/freydjer/03_clip_image002.jpg) и (http://mirsovetov.ru/images/607/2.jpg) картинках? Вазу или два лица? Старуху или молодую девушку?
И здесь у людей неподготовленных могут возникнуть разные интерпретации и на их основе - спор до перехода в драку. Несравненно больше сложности с интерпретацией возникают, когда речь заходит о таких сложных явлениях, как макросоциумы. Тем не менее, я попробую применить гештальт-подход в анализе феномена социальности как такового.
Итак, я считаю очевидным, что во времена простых, органических социумов центральной фигурой восприятия, а значит - и сосредоточием энергии и воли, являются базовые человеческие ценности, а сами социальные институты - только фоном, на котором они проявляются. В эпоху макросоциумов в восприятии людей происходит переворот: фигурой становятся социальные институты, а человеческие ценности, которые изначально порождают социум, начинают образовывать фон. После такого переворота все силы и энергия людей, которые и создают социум из себя самих, начинают уходить на поддержание и воспроизведение самих социальных институтов и экономических форм, в максимальной степени эмансипированных от создавших их когда-то ценностей. Последней идеей и последней ценностью, исчезающей в самый последний момент, является, как я уже говорила, идея священной власти определенной социальной группы. С течением времени эта идея девальвируется, как и все остальные, и вот тут возникает особенно драматическая ситуация, потому что перед нами остается только грубая форма социальности - но уже без какого бы то ни было человеческого содержания внутри.
За счет чего же живет и поддерживается эта очевидная химера? Что придает ей бытие?
Я считаю, что это происходит за счет двух вещей: инстинктивного страха людей перед анархией и тотальной борьбой всех против всех, в которые может вылиться любой серьезный социальный катаклизм в современных условиях; а также за счет привязанности к собственно-человеческим ценностям, которые у людей по недоразумению ассоциируются с тем макросоциумом, в котором они родились и выросли - они же не имеют иного опыта социальности и часто даже не подозревают, что эти ценности могут возникать и в других формах общежития людей. Это очень четко можно проследить в ходе дискуссий между, например, противниками и сторонниками социализма. Сторонники защищают не столько социализм как таковой - то есть теорию Маркса и Энгельса о классовой борьбе пролетариата за свои священные права и власть, сколько свои детские впечатления - поход на Кремлевскую елку, праздник 7 ноября, блестяще подготовленный пионерским звеном, ежегодный общедоступный отдых на море с родителями, новогодние куранты и шампанского, ощущения доверия к миру и сладостное ожидание «прекрасного далека». Противникам, наоборот, свойственно критиковать именно макросоциум как таковой, у них даже воспоминания детства могут быть точно такими же счастливыми - но они, в отличие от сторонников, четко разделяют фигуру и фон и понимают, что у социалистического макросоциума нет монополии на такие вещи, как радость бытия, счастье и истина. При этом противники социализма могут совершать аналогичную ошибку в отношении иного макросоциума - к примеру, капиталистического, -т.е. бессознательно приписывать фону свойства фигуры и искренне считать, что капиталистический макросоциум более человечен, нежели остальные ему подобные.
Теперь вернемся к самому макросоциуму и его взаимоотношений со своим творцом - человеком и его ценностями. Как я уже говорила, в макросоциуме собственно содержание социальных институтов уходит в фон, на переферию внимания, перестает быть целью. Работа, к примеру, перестает пониматься как добыча средств для исполненной смысла и творчества жизни (семейной и частной). Работа в условиях макросоциума становится самодовлеющей целью, смыслом жизни. То же самое происходит и с другими ценностями - в макросоциуме встречаются и учеба ради учебы, и семья ради семьи, и свобода ради свободы и т.д. и т.п. Все ценности обособляются, теряют взаимосвязь и в этот самый момент утрачивают смысл и одновременно перестают быть реальностью.
В этот момент обретает реальность социум-химера, который уже не создается людьми для людей - а сам создает людей для самовоспроизводства и самообеспечения. Причем людьми это не осознается - они по прежнему в значительной степени пребывают в уверенности, что они - творцы своей реальности и своего социума. Они несут его тяжкий груз, могут его проклинать и ненавидеть - но при этом готовы жизнь за него отдать, если потребуются, поскольку искренне уверены, что никакой иной социум, по-другому устроенный и функционирующий, реально не может существовать.
Больше всего описанное мною напоминает фильм «Матрица», если прочитать показанный в нем киберсоциум как именно макросоциум. В самом деле, макросоциум, так же как и мир машин в «Матрице», живет своей квазиразумной квазижизнью, для поддержания которой ему нужна человеческая энергия и человеческая воля. И, так же как и в мире «Матрицы», люди являются для современного макросоциума не более, чем батарейками. И так же как и в фильме, в сегодняшней реальности люди в большинстве своем пребывают в уверенности , что они являются творцами своей жизни. Однако есть и существенная разница между миром «Матрицы» и современным макросоциумом - в последнем люди ведут борьбу не с ним, а друг с другом - как за простое выживание, так и за доминирование тех или иных ценностей - грубо говоря, борьба за преобладание теплого над мягким, или наоборот, большого над светлым. При том истина, которой они никогда не достигнут в своей борьбе, включает в себя все - и теплое, и мягкое, и большое и светлое, и истиной является только тогда, когда все вместе, а не тогда когда она разорвана на части, растащена по углам и присвоена разными частными или групповыми эгоизмами. Часть бытия, истины и блага, отделенная от целого, не утрачивает бытия (и блага) - но утрачивает истинность. Она не может уже называться истиной - это просто частная ценность, которая, все более замыкаясь на себе, все более свое благо и бытие теряет. Девальвация частных ценностей - это бич современного общества - нет ни одного блага, которое не теряло бы привлекательность и смысл от своей самозамкнутости - именно в силу отрыва от прочих благ и ценностей, а часто и противопоставленности им. Все пустое, все суета - и работа, и отдых, и частная и коллективная собственность, и женщины, и мужчины, и любовь, и война, и предприимчивость, и расслабленность…Эта пустота - итог победы свободной от содержания формы над утратившим смысл и истину содержанием…
…если бы вдруг случилось чудо и в какой-то момент люди бы осознали, что они спорят о пустом, и что на самом деле они враги не друг другу, что враг у них на самом деле один - это спятивший макросоциум, получивший самостоятельное бытие, Тень, забывшая свое место, и что защищают в своей борьбе они на самом деле одно и то же - части разбитой на куски единой и неделимой Истины Бытия и Блага - тогда все еще могло бы измениться к лучшему…
На самом деле, никакого чуда тут как раз и нет. Не раз и не два враждующим соперникам помогает забыть о своих распрях и объединить усилия именно наличие общего врага. Этот враг опознан - это получивший самодовлеющее квазибытие макросоциум. Бороться с ним физическими методами, задумывать бунты и революции, в одиночку или группами - бесполезно и самоубийственно. Надо твердо знать и всегда помнить одно - никакого самостоятельного бытия у макросоциума нет и быть не может, т.к. он состоит из людей, то есть нас. Только мы поддерживаем его, кормим своим вниманием и энергией. Только мы делаем его таким, каков он есть - пустым, бессмысленным и бесчеловечным - забыв о том, что делает нас людьми. И только мы можем изменить его к лучшему - если мы вспомним, кто мы такие и вернемся к истокам собственной истории.
Внутри глобального макросоциума, фактически заменившего для нас природу, перед современным человеком встает, по сути, та же задача, что когда-то тысячи лет назад перед его полудикими предками - кочевниками и охотниками: не только выжить, но и сохранить и преумножить свою человечность. А для этого внутри обесчеловеченного макросоциума должны возникнуть островки подлинных человеческих общежитий - как это уже было давным-давно, когда наши предки только-только начали маленькими группами выходить из лесных чащ и горных пещер. Люди должны вновь объединиться между собой ради того, чтобы защитить собственную человечность. Особенность задачи состоит в том, что делать это они должны,_не переставая_поддерживать_ и_ воспроизводить_ существующие социальные формы и институты. Никакого насилия. Никакого разрушения. Только созидание. Только творчество. Все, что должно отмереть - отомрет само собой, в свое время. А то, что останется - исполнившись содержания, утратит химеричность и бесчеловечность. Это же очевидно - если социум состоит из людей, то он изменится, как только изменятся они.
На этом месте я пожалуй прервусь, чтобы дать читателям осмыслить вышеизложенное. Все что я написала может показаться чистой воды утопией - но я полностью уверена в том, что эта цель реальна и исполнима. И ключем к ее достижению как раз и является домашнее образование и воспитание детей. Но об этом я напишу уже в следующий раз.