счастливое историческое недоразумение?
Вот эта цитата не даёт мне покоя со вчерашнего дня: "В далеком августе 1991 года случилась великое и счастливое исторические недоразумение.
На стороне «свободной России» была одна танковая рота Сергея Евдокимова, на стороне путчистов многочисленные дивизии, ОМОН, спецподразделения «Альфа» и «Вымпел». Но язовы, янаевы и пуги с одной извилиной на всех ошибочно приняли интеллигентское стояние у стен Белого дома за начало всесоюзного восстания, а вышедших на улицы города тогдашних креаклов - за народ. Они побоялись проехаться по «народу» танками. Могли бы спокойно ехать. 84 процента населения не выразили бы решительного протеста. Покряхтели бы, почесали репу и спокойно продолжали бы себе жить в Союзе Советских Социалистических Республик."
Всё время об этом думаю. И соглашаюсь, и не могу согласиться. Я хорошо помню, где я была, когда узнала о путче - 19 августа я ехала в автобусе из бабушкиной деревни в райцентр, чтобы сесть в поезд и вернуться домой в Ленинград. Автобус был битком набит людьми, у водителя работало радио. Дорога до райцентра занимала около двух часов, так что пассажиры успели и послушать сообщение о введении чрезвычайного положения, и обсудить его. Я не помню, чтобы кто-то обрадовался. Первую минуту после объявления у всех были вытянутые лица и в автобусе воцарилась полная тишина (надо сказать, что в автобусе, курсировавшем между Реболами и райцентром, никогда не бывало тишины - все пассажиры были друг другу знакомы и обычно оживлённо беседовали). А потом все стали возмущаться, охать и ахать: только по-человечески жить начинаем, и вот на тебе - сейчас же снова всё отберут и позакрывают. Это были те самые простые люди из глубинки, которые сейчас так полны любовью к сильной руке. В поезде люди тоже гудели и возмущались. По приезде в Ленинград я обнаружила своих родителей на работе - там все в тревоге прилипли к радиоприёмнику, транслирующему Эхо Москвы. Настроение у всех было такое же, как и в деревенском автобусе: что угодно, только не обратно в совок! Работали они в кооперативе недалеко от метро "Владимирская", и я оттуда пошла на Синий мост, предполагая, что там будет митинг напротив Мариинского дворца. Я хотела принять участие. Мне было 16 лет, и родители меня бы не остановили, даже если бы и хотели. Но они и не хотели. Мама только спросила: "Может, лучше не надо?" (для сравнения: когда она в мае 2012 года увидела меня с белой лентой на сумке, она пыталась силой её у меня отобрать, и места себе не находила, пока я не вернулась домой). У Ленсовета уже почти никого не было, митинг был на Дворцовой, но когда я туда пришла, он уже закончился, и на площади шел концерт. В городе было спокойно, погода была хорошая. Люди уже знали, что Питере ГКЧП не победит, и все улыбались.
Всё-таки я думаю, что в 1991 году решительный протест был бы. Он был, я его видела. Люди смотрели другими глазами: в них был шок, было возмущение, была тревога. Но не было страха. Что же с нами стало за эти годы, когда мы превратились в массу циников и зомби?
На стороне «свободной России» была одна танковая рота Сергея Евдокимова, на стороне путчистов многочисленные дивизии, ОМОН, спецподразделения «Альфа» и «Вымпел». Но язовы, янаевы и пуги с одной извилиной на всех ошибочно приняли интеллигентское стояние у стен Белого дома за начало всесоюзного восстания, а вышедших на улицы города тогдашних креаклов - за народ. Они побоялись проехаться по «народу» танками. Могли бы спокойно ехать. 84 процента населения не выразили бы решительного протеста. Покряхтели бы, почесали репу и спокойно продолжали бы себе жить в Союзе Советских Социалистических Республик."
Всё время об этом думаю. И соглашаюсь, и не могу согласиться. Я хорошо помню, где я была, когда узнала о путче - 19 августа я ехала в автобусе из бабушкиной деревни в райцентр, чтобы сесть в поезд и вернуться домой в Ленинград. Автобус был битком набит людьми, у водителя работало радио. Дорога до райцентра занимала около двух часов, так что пассажиры успели и послушать сообщение о введении чрезвычайного положения, и обсудить его. Я не помню, чтобы кто-то обрадовался. Первую минуту после объявления у всех были вытянутые лица и в автобусе воцарилась полная тишина (надо сказать, что в автобусе, курсировавшем между Реболами и райцентром, никогда не бывало тишины - все пассажиры были друг другу знакомы и обычно оживлённо беседовали). А потом все стали возмущаться, охать и ахать: только по-человечески жить начинаем, и вот на тебе - сейчас же снова всё отберут и позакрывают. Это были те самые простые люди из глубинки, которые сейчас так полны любовью к сильной руке. В поезде люди тоже гудели и возмущались. По приезде в Ленинград я обнаружила своих родителей на работе - там все в тревоге прилипли к радиоприёмнику, транслирующему Эхо Москвы. Настроение у всех было такое же, как и в деревенском автобусе: что угодно, только не обратно в совок! Работали они в кооперативе недалеко от метро "Владимирская", и я оттуда пошла на Синий мост, предполагая, что там будет митинг напротив Мариинского дворца. Я хотела принять участие. Мне было 16 лет, и родители меня бы не остановили, даже если бы и хотели. Но они и не хотели. Мама только спросила: "Может, лучше не надо?" (для сравнения: когда она в мае 2012 года увидела меня с белой лентой на сумке, она пыталась силой её у меня отобрать, и места себе не находила, пока я не вернулась домой). У Ленсовета уже почти никого не было, митинг был на Дворцовой, но когда я туда пришла, он уже закончился, и на площади шел концерт. В городе было спокойно, погода была хорошая. Люди уже знали, что Питере ГКЧП не победит, и все улыбались.
Всё-таки я думаю, что в 1991 году решительный протест был бы. Он был, я его видела. Люди смотрели другими глазами: в них был шок, было возмущение, была тревога. Но не было страха. Что же с нами стало за эти годы, когда мы превратились в массу циников и зомби?