Интересно - а я бы стрелался с Пушкиным?
Интересно, а я бы пошел стреляться с Пушкиным с желанием его убить его наповал?
Кстати, Пушки и Дантес уже были родственниками: женаты на сестрах.
Ну вот я - Дантес - блестящий кавалергард, хоть и иностранец. Душа света - а Дантес был именно такой душой.
И вдруг приходит моему отчиму письмо с вызовом, в котором его обвиняют в сводничестве. Ну, то есть, в поставке дам кавалерам. Ну, как бы его называют по нынешнему, вроде - как бы - Петя Листерман. например.
И при этом я ничего не знаю про пасквили, присланные Пушкину. Их вообще, если судить по исследованиям, писали не Дантес и его приемный папа.
Это нынче есть выводы, что пасквили по поводу рогов у Пушкина, склоняются исследователи, писал Долгорукий. Ну, да Бог с ним.
И вот я, офицер, карьера в разгаре, молод, не черняв, узнаю, узнаю, что папиньку низвели до звания сутенера в обществе, где все отмерено и обусловлено.
Ваше действие?
Я бы пошел стреляться.
А поскольку у меня рука офицера (хотя Пушкин, говорят, стрелял не дурно), то я автоматически положил пулю туда, куда она и легла - в живот.
Но не потому, что я так жесток, а потому, что по дуэльному кодексу того времени отказ от дуэли был бесчестием.
И если бы Пушкин отказался - он был бы с этого момента маргиналом. Без чести, без положения, вообще - без.
...
Зачем я это пишу?
Затем, что глупо судить о тех временах с нынешней точки зрения наших.
Кстати, Пушки и Дантес уже были родственниками: женаты на сестрах.
Ну вот я - Дантес - блестящий кавалергард, хоть и иностранец. Душа света - а Дантес был именно такой душой.
И вдруг приходит моему отчиму письмо с вызовом, в котором его обвиняют в сводничестве. Ну, то есть, в поставке дам кавалерам. Ну, как бы его называют по нынешнему, вроде - как бы - Петя Листерман. например.
И при этом я ничего не знаю про пасквили, присланные Пушкину. Их вообще, если судить по исследованиям, писали не Дантес и его приемный папа.
Это нынче есть выводы, что пасквили по поводу рогов у Пушкина, склоняются исследователи, писал Долгорукий. Ну, да Бог с ним.
И вот я, офицер, карьера в разгаре, молод, не черняв, узнаю, узнаю, что папиньку низвели до звания сутенера в обществе, где все отмерено и обусловлено.
Ваше действие?
Я бы пошел стреляться.
А поскольку у меня рука офицера (хотя Пушкин, говорят, стрелял не дурно), то я автоматически положил пулю туда, куда она и легла - в живот.
Но не потому, что я так жесток, а потому, что по дуэльному кодексу того времени отказ от дуэли был бесчестием.
И если бы Пушкин отказался - он был бы с этого момента маргиналом. Без чести, без положения, вообще - без.
...
Зачем я это пишу?
Затем, что глупо судить о тех временах с нынешней точки зрения наших.