Андрей Кураев, наверное, самый заметный и положительно воспринимаемый обществом православный миссионер. Он не боится в разговоре о Церкви и вере использовать разговорный язык вплоть до молодежного сленга, обладает отменным чувством юмора, он блестящий оратор и полемист. Вероятно, он сознательно поддерживает образ «отца Гилберта» - Честертона, перевоплотившегося в героя своих книг - отца Брауна. Перечисленное следует умножить на энциклопедические знания преподавателя философского факультета МГУ и Московской Духовной академии. Правда, огромное число людей, в том числе - называющих себя православными, делают многое, чтоб разрушить работу миссионеров. Об этой ситуации и возможностях ее преодоления отец Андрей побеседовал с корреспондентом 36on.ru
- На минувший вторник пришелся важный день церковного календаря - Радоница, день поминовения усопших родственников. Расскажите о смысле и содержании этого дня.
- Радоница - это праздник отложенного спроса. Результат попытки понудить людей думать не совсем эгоцентрично. Посмотрите на церковный календарь: Великий Пост, Страстная неделя, Пасха, потом - Радоница. Во время поста предписано думать о своих грехах. Во время Страстной недели - о личных грехах забыть и сопереживать мукам Христа. Во время Пасхи - радоваться Воскресению. Космическое значение этого события не позволяет в это время думать ни о себе, ни о своих близких. Но почитание предков - это самая примитивная форма религиозности. Чтобы она не заслонила собою Пасхи, для нее был отведен особый день, связанный с Пасхой, но отделенный от него. В советское же время люди хотели прикоснуться к пасхе но пойти в храм духа у них не хватало. Поэтому на Пасху ездили на кладбище - пограничную территорию между Церковью и советской властью. Потом, если на парткоме грозно спросят «почему участвуешь в религиозном мракобесии?!», человек мог ответить, что мол, знать не знаю ни про какую Пасху, я просто в выходной ездил на кладбище, родительские могилы поправить. Сейчас Церковь пытается восстановить логику церковного календаря, получается пока не очень хорошо. И правительство Москвы, которое организует дополнительный транспорт на кладбища, оказывает верующим и Церкви не очень хорошую услугу. Вереницы автобусов, автомобильные пробки, переполненный транспорт - это не то, с чем человек должен сталкиваться в Светлое Воскресенье. А неверующие, тоже страдающие от транспортного коллапса, испытывают понятное раздражение и переносят его на Церковь. А это решение московской мэрии, никак не согласованное с Патриархией. С другой стороны, если бы вся Москва разом поехала на кладбища именно на Радоницу, то пробки были бы в два раза больше, была бы совсем катастрофа. Так что, наверное, эти поездки в два приема - это даже к лучшему. Я бы сказал, что Господь умудряется даже человеческие ошибки использовать на благо.
- Православные миссионеры, вы в том числе, констатируют: «православие остается малоизвестной в России религией». Несмотря на то, что огромное число людей идентифицируют себя с православием и православной культурой. Почему?
- Во-первых, мы все еще преодолеваем последствия советского периода забвения церковной жизни. А после него активно начали работать сектанты и протестантского толка и оккультного, и языческого. Их активность отдалила людей о сути понимания и переживаний православия. В-третьих, и с самим православием произошли метаморфозы: так, неофиты часто выдают за православие плохо переваренное католичество. Такое случалось и в предыдущие эпохи: православное учение постоянно приходится искать под спудом западных влияний, которым заражается, в том числе, и система духовного образования. Когда в начале прошлого веке будущий мученик Новоселов издал книгу «Забытый путь опытного богопознания» - она стала сенсацией для современников. Так же, как письма и книги святителя Игнатия Брянчанинова, который обращался к святым отцам, минуя семинарских толкователей. Такую работу нужно проводить постоянно. И очень мешает привычка думать, что мы и так все знаем про православие, иллюзия причастности, иллюзия знания.
- Попытки религиозного просвещения негативно воспринимаются значительной частью общества, видящей в ней наступление церкви на свободу совести.
- Мы находимся в «вилке». Когда Церковь предупреждает, например, об опасности какой-либо секты: «осторожно, это опасный путь» - на нас шикают: молчите, вы мракобесы, ничего не понимаете, вы против свободы совести, слова и так далее. Потом с членами секты происходит некое ЧП, и те же люди нас спрашивают: «а почему вы молчали?», «где была церковь?». Если мы от чего-то дистанцируемся, нас обвиняют в пассивности, если мы действуем - нас обвиняют в том, что мы «всюду лезем». Я отвечу словами Честертона: если о каком-то человеке одни говорят, что он слишком толстый, другие, что слишком худой, то скорей всего, это человек нормального телосложения.
- Как вы видите дальнейшее развитие православной миссии?
- Я исхожу из того, что хороший продукт в рекламе не нуждается. Святой IV века Григорий Богослов сказал: «Словеса опровергаются словесами, но чем можно опровергнуть жизнь?» Если в церкви будет качественная духовная жизнь - вся шелуха отвалится сама собой. В советские времена сколько гадостей писали про Церковь, но сколько людей стали тефлоновыми в отношение атеистической пропаганды, просто потому что они встречались глазами с ликами, написанными Андреем Рублевым. Люди с такими глазами - и это темное мрачное средневековье? Не складывается… Однажды в Московской духовной семинарии проходила конференция для учителей по вопросам введения предмета «Основы православной культуры». Учителя были настроены скорее недоброжелательно. Мол, не надо нам ничего навязывать, у нас светская школа, детям это не надо... А один из священников привез с собой детей из православной гимназии. В то время как один из директоров произносил горячую речь о том, что детям всего это не надо, в зал вошла девочка из православной гимназии и тихонечко села. Надо было видеть лицо этого директора школы и остальных учителей. Он не смог дальше говорить, потому что всем педагогам было понято, что эта девочка - это их мечта. Они хотели бы, чтоб их детишки, в их классах были бы вот такими.
- В публичном пространстве сегодня присутствует много людей, называющих себя «православными экспертами», «православными активистами» и выступающих с общественными инициативами разного рода бредовости и изуверства.
- Количество таких людей невелико, просто о них давно мечтали медиа. В начале нулевых была такая мода на телеканалах: приглашать на ток-шоу заведомо неадекватных священников, косноязычных, стесняющихся, со смещенным мозгами. И с удовольствием показывали. Их использовали как очень удобных мальчиков для битья.
Однажды меня пригласили в качестве эксперта на ток-шоу Владимира Соловьева. Дело было перед Пасхой, передача на церковную тематику. В качестве эксперта я принимать в ней участие отказался. В Страстную пятницу потратить несколько часов ради минутного выступления - есть более важные занятия. Я спросил, кто основные выступающие. Оказалось отец Всеволод Чаплин и режиссер Николай Бурляев. Я предложил себя в качестве третьего. Мне сказали, что формат не предусматривает. Я пригрозил, что тогда я расскажу всему интернету, что Соловьев делает на Пасху жидовскую антицерковную передачу. Они испугались: «Да с чего вы такое взяли?!». Я отвечаю: потому что на вашей передаче православную сторону представляют два заики (отец Всеволод тогда заикался, а ум у него всегда был ясным). Телевизионщики сразу сдали назад: да, мы не подумали, приезжайте, будете третьим выступающим.
Сейчас проявились неадекватные православные активисты. «Энтеобразные» - просто мечта любого антицерковного журналиста. Кроме того, нельзя не предположить обычный циничный политтехнологический расклад, примерно как на Северном Кавказе. Президент местной республики негласно поддерживает или просто не слишком усердно борется с радикалами, потому, что на их фоне он выглядит приличным и вменяемым. Он может сказать федеральной власти: «Или я - или лесные братья». Боюсь, подобная логика присутствует у некоторых церковных дипломатов и политтехнологов.
- Вы, как, наверное, все христианские проповедники, часто критикуете общество потребления, консюмеризм. Но разве религия препятствует излишествам и тщеславию. Если люди не будут меряться телефонами и машинами, они будут меряться, у кого крестик больше или икона поокладистей.
- Неправда. Единственный случай, когда религия способствовала росту престижного потребления связан со швейцарскими протестантами. Когда Кальвин и его последователи запретили ювелирные украшения, то бюргеры стали меряться часами. Отсюда и пошла культура сверхдорогих швейцарских часов. Это уникальный случай. В истории православия подобного не было. А стремление к росту потребления - отнюдь не закон человеческой природы. Об этом написано, в том числе, и в книге Макса Вебера «Рождение духа капитализма из протестантской этики». До относительно недавнего времени люди не испытывали потребности в том, чтоб постоянно увеличивать свое потребление и состояние. Большинство обществ не испытывали роста потребления. Когда в Голландии 17 века работодатели попробовали увеличить производительность труда своих рабочих, переведя их на сдельную оплату, по результату они обломались. Люди работали ровно столько, сколько им было нужно для обеспечения своей жизни, хотя могли бы заработать больше. Современный человек в такой ситуации влез бы в сверхурочную работу, взял бы еще пару кредитов. Кстати, одна из новизн Ленина в политэкономике - закон возрастания потребностей. Вещь малодоказуемая, но во всяком случае это новинка истории, а не антропологическая константа.
- А какой смысл критиковать консюмеризм в России, где большинству людей ничего хорошего потреблять-то не дают?
- Мы вовсе не обязаны жить как немецкие или швейцарские бюргеры. Если ставить себе такую планку, то всегда будет повод для слез. Полагаю, этих слез хорошо было бы избежать. Если сравнивать уровень жизни россиян с уровнем жизни огромного числа жителей Индии и Китая - мы еще очень хорошо живем. А если посмотреть на общий моральный климат в обществе - то надо сказать, мы не по грехам нашим хорошо живем. Страна, являющаяся чемпионом мира по числу абортов, просто не имеет права жить так жирно.
http://36on.ru/news/interview/22298-dyakon-andrey-kuraev-my-ne-po-greham-nashim-horosho-zhivem ***
Еще одна реплика с той лекции:
До этого известный богослов был в Воронежском государственном университете в октябре 2004 года на факультете журналистики. Тогда в процессе беседы Кураев затронул проблему журфаков и сказал, что лучше бы их закрыть. Сегодня речь, скорее, зашла о богословском образовании и даже об идее создания в будущем богословских факультетов в целом ряде вузов страны.
Беседа, в целом, получилась ироничная, живая и вскрывающая глубинную суть вещей. И нестереотипная, потому отец Андрей сыпал шутками и поговорками, говоря о достаточно серьезных вещах. В первой половине встречи он рассказал об «энтеобразных» - новом церковном движении, которое, например, трактует слова Иоанна Златоуста как призыв к насилию, и об оправдании терроризма религией. О супружеском долге и о святости. В красках отец Андрей рассказал о том, как 17 лет назад во время прогулки по Воронежу он случайно наткнулся на баптистскую семинарию и решил зайти. В итоге, он доказал ее ректору, что молитва иконам - это естественно.
Во второй части встречи слушатели, студенты и преподаватели, задавали отцу Андрею вопросы о различиях между католицизмом и православием, о законе защиты прав верующих, о торговле свечами в храмах:
- Как человек совершенно не зависимый от церковно-приходской экономики, я могу сказать, что я как раз считаю такую позицию наших настоятелей правильной. Молиться должен человек, а не его свечка. Свечка - это не более, чем напоминание для особо тупых. Ты должен быть похож на твою свечу. Желательно, таким же тоненьким и стройным, сказал я. Что такое свеча? Огонек тянется вверх, а освещает и согревает все окружающее. Тянись к Богу и свети окружающим! Такая же вертикальная упертость должна быть и в твоем характере, какие бы мысли не отвлекали тебя от молитвы. Свечка твоей молитвы не заменяет, это не магическое средство. Когда я прихожу в храм молиться, я отчего-то отказываюсь в пользу церковной общины, в пользу моей веры. Теперь подумайте сами. Если я иду в храм, а кто-то продает свечки в метро дешевле, чем в храме. Моя жертвенность здесь уже становится сомнительной. И что приношу в храм? Копоть. Свечка - это будущая копоть. А значит, будущие расходы этой общины на отмывку росписи. Радикальный выход: древнерусский и современный греческий. Второй вариант - во всех школах 10 лет изучают закон Божий, и все знают, что такое свеча. Поэтому в греческих храмах ничего не продается. У входа в храм лежат свечи совершенно бесплатно, рядом - ящичек. Какую хочешь монетку, такую и брось. У нас пробовали это делать, но слово «халява» пока сильнее. Единственное исключение - Троице-Сергиева Лавра. Но чтобы доехать до нее - нужно уже решиться. Если у нас будут факультеты богословия, тогда можно будет поставить этот эксперимент. Древнерусский вариант - у каждого был свой пчельник. Человек приносит свою свечку с прикрепленной к ней монеткой. И так образуется общецерковная казна. Но готовы ли вы сами заниматься разведением пчел?
Были вопросы про филологию и поэзию:
- Я сам стихи не пишу, и в моей жизни, в моем приходе к вере, к церкви поэзия значила многое…(цитирует отрывок из «Поэмы горы» Цветаевой). Григорий Богослов в 14 веке сказал, что каждый христианин обязан быть филологом. Наличие Писания означает, что Бог вверяет себя в человеческую культуру. И поэтому научиться грамотно этой культурой владеть - христианский долг. Тот же Иоанн Златоуст так начинает свои размышления о Евангелии от Матфея: «То, что у вас эта книга есть, - это ужасно. Потому что Евангелие не должно быть в книге. Заповеди Божьи должны быть в сердце, в совести. Но, поскольку они стерлись из нашей совести, то нужна вот такая внешняя запись. И давайте хотя бы ее изучим внимательно, для того, чтобы восстановить внутреннее внимание». Нужно четко понимать: путь религиозного человека лежит за пределами культуры. За пределы культурных условностей и знаков. У Иоанна Богослова в «Апокалипсисе» подчеркивается: там нет храмов. Там этого не надо. Культура - это вообще знак болезни. Как очки у меня на носу, потому что мое зрение несовершенно. Но это не повод, чтобы растоптать мои очки. Культура - это жемчужина. Для моллюска - это болезнь. Точно так же мы потеряем эту интуитивную способность постижения самих себя, Бога, Вселенной. Поэтому нам нужен тяжкий труд систематического познания, самопознания мира. Все это и есть культура. Поэтому отношение к поэзии и филологии тоже двойственное. Потому что надо выйти по ту сторону слов. У Рильке были дивные строки: «Святой поднялся, обронив куски Молитв, разбившихся о созерцанье». Вот это судьба культуры. И филологии, и поэзии.
Увидев среди зрителей подростка, он спросил, когда и куда он хочет поступать, и вновь пошутил, что есть три года на то, чтобы открыть богословский факультет в ВГУ. И сказал, что не прочь бы приглашенным ВГУ еще. Значит, зачитанная ректором перед началом вопросно-ответной формы цитата из одного интервью «Трудно только с равнодушными» подтверждает, что воронежская аудитория в их число не вошла.
http://culturavrn.ru/person/9402