Граждане неба. Мое путешествие к пустынникам Кавказских гор XI. Лисичка Рано утром мы стали собираться в путь. Дорога предстояла не очень дальняя, но очень трудная: спуститься с горы о.Никифора - перейти Кодорскую долину, пройти верст десять по ущелью реки Брамбы и, наконец, подняться на вершину, к пустынникам.
О.Иван укладывался, а мы с о.Никифором стояли на балкончике и он рассказывал мне очень трогательную историю о лисичке.
- Приручилась один раз ко мне лисичка. Сначала на поляну ходила. Увидит меня, испугается - убежит. Я, бывало, положу ей чего-нибудь поесть и уйду. Возьмет и съест. Потом все смелей и смелей стала и до того привыкла, что как собачонка за мной, бывало, бегает. Я в кельи - она около терраски сидит, дожидается. Пойду за водой - она сзади меня бежит...
И вот, пришел ко мне охотник, мингрел. Лисичка моя, как раз, на полянке была. Увидал он ее, схватился за ружье. Не тронь, - говорю, - это моя лисичка, ручная. - «Откуда, - говорит, - она у тебя?» - Откуда? из лесу! Приручилась. Теперь ручная. Мы с ней вместе за водой ходим. Пристал и пристал ко мне: благослови, отец, убить. Да ведь ручная, говорю, как же ее убивать. Был у меня кусочек рыбы. Бросил я ее. Думаю, схватит и убежит от греха. А она взяла, легла в ямочку и ест! «Нет, - говорит мингрел, - не могу стерпеть, убью. Благослови». Я уж на хитрость пустился. Не могу, говорю, благословить тебя, потому, что я не иеромонах. «Ну, я все-таки, - говорит, - выстрелю». Ах, ты, Господи! Жалко мне лисички. Ведь ручная, за водой со мной ходит. Господи, думаю, спаси лисичку. А сам прошу охотника: не тронь, она никому зла не делает, живет все равно, как собачка. Целый день около кельи. Не послушался! Прицелился. Выстрелил... Два раза перевернулась она и бросилась в лес. Охотник себе не верит! «Никогда, - говорит, - в жизни таких промахов не давал». А я рад. Чуть не плачу от радости... Подошли мы к ямке - смотрим: кровь, и так к лесу красной ниточкой потянулась. Долго бранил себя мингрел: уж очень ему было досадно. Говорю ему: за то, что мою лисичку ранил, никогда ты ничего на этой горе не убьешь. Она верила, что ей никто зла не сделает. Из лесу пришла, за водой со мной ходила. Что она теперь об нас с тобой думает? - Рассердился на меня охотник, больше и не приходил ко мне.
- А лисичка? - спросил я.
- Лисичка пришла один раз - на трех лапках. Он лапку прострелил ей. Попрыгала, попрыгала на полянке. Близко не подошла. Бросил я ей есть - не взяла. Долго на полянке стояла все. Точно прощаться приходила. Потом пошла в лес. И больше не вернулась. Может быть, забоялась, а, может быть, померла - Господь ее знает...
XVIII. Разбойники Вечером мы опять сидели около кельи и опять разговаривали до поздней ночи.
Но теперь разговор наш был о другом: мне рассказывали о разбойниках.
Разбойники нападали несколько раз и на о.Сергия и на о.Исаакия. Рассказывали они об этом опять-таки совсем не так, как о.Никифор.
Там «разбойники» окружены были тем же мистическим светом, что и вся личность о.Никифора. Он чувствовал их приближение. Они являлись, как бы орудием бесов, искушавших его. Они были не столько «разбойниками» - сколько «искушением» - одним из внутренних препятствий на пути его спасения.
Здесь подвижники были другие - другие были и разбойники. И о.Исаакий и о.Сергий говорили об них без тени злобы, с удивительно милым добродушием. Почти с юмором. В рассказах этих вместе с тем выражалось много смирения и истинно-христианского отношения к злу, - но разбойники их были простые «определенные» люди, внушающие страх тоже не «мистический», а самый простой «общечеловеческий» страх.
У о.Никифора - это бесы в костюме разбойников. Здесь - самые настоящие мингрелы с револьверами, кинжалами и винтовками.
- Один раз он так напугался, что убежал от них, - подсмеивается о.Исаакий над о.Сергием.
- Я не испугался, - говорит о.Сергий, - я думал так лучше будет... О.Исаакий в келье был, а я вон на том конце поляны. Вижу, схватили они его. Как думаю быть? спрячусь думаю: одного-то скорей отпустят. Вот, когда первый раз пришли, верно - испугался... Без привычки! Как схватили они меня, приставили револьвер к груди: «деньги!» - кричат. Я весь дрожу: и руки трясутся, и ноги трясутся - зуб на зуб не попадает - право! И главное, сделать-то с собой ничего не могу. Трясусь и трясусь... Денег, конечно, не было. Перерыли всю келью: даже на подлавку слазили! Сапоги, чашки, ложки, - все начисто взяли... Ушли они - а я все в себя прийти не могу, точно в лихорадке озноб сделался...
- Как же! Один раз пять рублей взяли - да еще чужих! Дали мне эти деньги в монастыре, передать одному брату пустыннику. Передать-то я еще не успел, а они, как раз и пожаловали. Первым делом, конечно, деньги! Это у них всегда первое слово. Деньги спрятаны хорошо были. Может быть, и не нашли бы их. Только подумал-подумал я - нет, все равно отдам! Пошел в келью - достал пять рублей и отдал.
- А ты расскажи, о.Сергий, как разбойник тебе сапоги вернул, - сказал о.Исаакий.
О.Сергий засмеялся.
- Да, да - вот какой разбойник хороший попался! Дело так было. Пришли как-то разбойники. Все вооруженные: винтовки, револьверы, кинжалы. Я на молитве стоял. Вывели меня из кельи, а сами начали шарить. Все обыскали. До последней тряпки в мешок к себе поклали. Были у меня сапоги - и те взяли. Осталось только то, что на себе: подрясник, да скуфейка. А нога у меня тогда болела. Я и говорю одному из них:
- Отдай мне сапоги назад.
Взял, завернул вот так и показываю ему ногу:
- Видишь, говорю, нога у меня болит, мне никак без сапог нельзя.
- Хорошо-хорошо, - говорит.
Пошел к мешку, достал сапоги - принес:
- На, говорит, носи!
Уж не знаю, что это с ним сделалось...
- Помните, в Драндском монастыре монах к вам приходил? - обратился ко мне о.Иван.
- Как же, конечно, помню, о.Нафанаил?
- Да-да! Ведь он немного жил у нас: и как раз на разбойников попал.
- Были у нас разбойники. Все, что только можно было, забрали и ушли. Мы думаем, надо о.Вениамина предупредить. Поскорей собрались - и чуть ни бегом к нему! Приходим, а они уж там! Раньше нашего пришли: в гостях у о.Вениамина сидят. Крик такой, беда! Деньги давай... Грозятся. И о.Нафанаил тут. На нем золотые очки были. Схватил он эти очки, подает разбойнику:
- Возьми, - говорит, - это самое ценное, что у нас есть.
Не взяли! «Нам, - говорят - очков не надо. Нам деньги надо». Чудаки!
- А то еще вот искушение-то, - покачал головой о.Сергий, - это в первый же раз было, когда я больно напугался-то. Мучили они меня, мучили угрозами своими. И кинжал к горлу приставляли и револьвером грозили, все деньги требовали. Я бы и рад дать, чтобы отпустили поскорей - да денег никаких нет. И вот один пристал:
- Покажи, где товарищи живут!
- Ну, нет, - говорю, - никаких товарищей показывать я вам не стану, - если надо вам, сами ищите!
И ведь вот: не то плохо, что вещи все забирают, а самое это устрашение. Не бьют ничего, - а страхом истерзают всего. Так живешь, думаешь: смерти не боишься. А тут видишь: не хочется еще умирать, страшно... Беда с этими разбойниками. Боже сохрани!
О.Исаакий сказал:
- Я недавно объездчика видел: теперь, - говорит, - разбойники не будут вас трогать - можете не беспокоиться. Не знаю, почему так сказал.
- А потому - уверенно проговорил о.Иван, - что в Сочинском округе недавно разбойников у пастухов нашли и воспретили им за это на горах пасти скот. Жил там горный инженер, или землемер - не знаю кто. Только, что жил в горах и лес измерял. Разбойники ограбили его и убили. Через некоторое время этих разбойников нашли в горах у пастухов. Теперь казна и не дает пастбища, и негде им скот пасти. Вот они и боятся... Ведь все эти разбойники или сами пастухи, или живут с пастухами.
- А все-таки, - сказал о.Иван, - хорошо и то, что разбойники к нам приходят. Пустыня больше всего тем и хороша, что нигде так не чувствуешь промысел Божий, как здесь. В миру на то надеешься, на другое надеешься - на себя, на знакомых, на деньги, на полицию, на сторожей - решительно на все... А здесь один. И прямо перед Богом. И ни на кого, как на Бога, надеяться не приходится.
- В пустыне жить и трудно, и хорошо, - своим задумчивым тоном сказал о.Исаакий, - сначала кажется, что никакого смысла нет одному жить, на горе, с дикими зверями... а как поживешь подольше, так и видишь, что только тут и открывается настоящий смысл жизни... потому что в Боге он, а не в мирских заботах... Я вот рад, что Господь болезнь посылает... Ближе к концу. Слава тебе Господи.
Стало совсем темно. И опять, как накануне, встал о.Исаакий и сказал:
- Пойдемте, помолимся. А потом отдыхайте. Завтра вам дорога дальняя, надо, как следует отдохнуть. А то, может быть, погостите? - с полуулыбкой спросил он.
Охотник был в лесу, как и пустынник. Ирина, ваши знания о Кавказе и его народах, о их трепетном отношению к гостю наверное почерпнуты из советских грузинских комедий?
Ирина, я был в экспедициях в горах Кавказа еще в советское время, к менгрелам (мегрелам) отношение всегда было самое настороженное, о них предупреждали все местные народности, мол за тем перевалом уже менгрелы живут, будьте осторожны, коварные, нехорошие люди, могут обворовать, обмануть, и даже убить.
Граждане неба. Мое путешествие к пустынникам Кавказских гор
XI. Лисичка
Рано утром мы стали собираться в путь. Дорога предстояла не очень дальняя, но очень трудная: спуститься с горы о.Никифора - перейти Кодорскую долину, пройти верст десять по ущелью реки Брамбы и, наконец, подняться на вершину, к пустынникам.
О.Иван укладывался, а мы с о.Никифором стояли на балкончике и он рассказывал мне очень трогательную историю о лисичке.
- Приручилась один раз ко мне лисичка. Сначала на поляну ходила. Увидит меня, испугается - убежит. Я, бывало, положу ей чего-нибудь поесть и уйду. Возьмет и съест. Потом все смелей и смелей стала и до того привыкла, что как собачонка за мной, бывало, бегает. Я в кельи - она около терраски сидит, дожидается. Пойду за водой - она сзади меня бежит...
И вот, пришел ко мне охотник, мингрел. Лисичка моя, как раз, на полянке была. Увидал он ее, схватился за ружье. Не тронь, - говорю, - это моя лисичка, ручная. - «Откуда, - говорит, - она у тебя?» - Откуда? из лесу! Приручилась. Теперь ручная. Мы с ней вместе за водой ходим. Пристал и пристал ко мне: благослови, отец, убить. Да ведь ручная, говорю, как же ее убивать. Был у меня кусочек рыбы. Бросил я ее. Думаю, схватит и убежит от греха. А она взяла, легла в ямочку и ест! «Нет, - говорит мингрел, - не могу стерпеть, убью. Благослови». Я уж на хитрость пустился. Не могу, говорю, благословить тебя, потому, что я не иеромонах. «Ну, я все-таки, - говорит, - выстрелю». Ах, ты, Господи! Жалко мне лисички. Ведь ручная, за водой со мной ходит. Господи, думаю, спаси лисичку. А сам прошу охотника: не тронь, она никому зла не делает, живет все равно, как собачка. Целый день около кельи. Не послушался! Прицелился. Выстрелил... Два раза перевернулась она и бросилась в лес. Охотник себе не верит! «Никогда, - говорит, - в жизни таких промахов не давал». А я рад. Чуть не плачу от радости... Подошли мы к ямке - смотрим: кровь, и так к лесу красной ниточкой потянулась. Долго бранил себя мингрел: уж очень ему было досадно. Говорю ему: за то, что мою лисичку ранил, никогда ты ничего на этой горе не убьешь. Она верила, что ей никто зла не сделает. Из лесу пришла, за водой со мной ходила. Что она теперь об нас с тобой думает? - Рассердился на меня охотник, больше и не приходил ко мне.
- А лисичка? - спросил я.
- Лисичка пришла один раз - на трех лапках. Он лапку прострелил ей. Попрыгала, попрыгала на полянке. Близко не подошла. Бросил я ей есть - не взяла. Долго на полянке стояла все. Точно прощаться приходила. Потом пошла в лес. И больше не вернулась. Может быть, забоялась, а, может быть, померла - Господь ее знает...
Reply
а жаль.
Reply
(The comment has been removed)
Reply
Вечером мы опять сидели около кельи и опять разговаривали до поздней ночи.
Но теперь разговор наш был о другом: мне рассказывали о разбойниках.
Разбойники нападали несколько раз и на о.Сергия и на о.Исаакия. Рассказывали они об этом опять-таки совсем не так, как о.Никифор.
Там «разбойники» окружены были тем же мистическим светом, что и вся личность о.Никифора. Он чувствовал их приближение. Они являлись, как бы орудием бесов, искушавших его. Они были не столько «разбойниками» - сколько «искушением» - одним из внутренних препятствий на пути его спасения.
Здесь подвижники были другие - другие были и разбойники. И о.Исаакий и о.Сергий говорили об них без тени злобы, с удивительно милым добродушием. Почти с юмором. В рассказах этих вместе с тем выражалось много смирения и истинно-христианского отношения к злу, - но разбойники их были простые «определенные» люди, внушающие страх тоже не «мистический», а самый простой «общечеловеческий» страх.
У о.Никифора - это бесы в костюме разбойников. Здесь - самые настоящие мингрелы с револьверами, кинжалами и винтовками.
- Один раз он так напугался, что убежал от них, - подсмеивается о.Исаакий над о.Сергием.
- Я не испугался, - говорит о.Сергий, - я думал так лучше будет... О.Исаакий в келье был, а я вон на том конце поляны. Вижу, схватили они его. Как думаю быть? спрячусь думаю: одного-то скорей отпустят. Вот, когда первый раз пришли, верно - испугался... Без привычки! Как схватили они меня, приставили револьвер к груди: «деньги!» - кричат. Я весь дрожу: и руки трясутся, и ноги трясутся - зуб на зуб не попадает - право! И главное, сделать-то с собой ничего не могу. Трясусь и трясусь... Денег, конечно, не было. Перерыли всю келью: даже на подлавку слазили! Сапоги, чашки, ложки, - все начисто взяли... Ушли они - а я все в себя прийти не могу, точно в лихорадке озноб сделался...
Reply
- Как же! Один раз пять рублей взяли - да еще чужих! Дали мне эти деньги в монастыре, передать одному брату пустыннику. Передать-то я еще не успел, а они, как раз и пожаловали. Первым делом, конечно, деньги! Это у них всегда первое слово. Деньги спрятаны хорошо были. Может быть, и не нашли бы их. Только подумал-подумал я - нет, все равно отдам! Пошел в келью - достал пять рублей и отдал.
- А ты расскажи, о.Сергий, как разбойник тебе сапоги вернул, - сказал о.Исаакий.
О.Сергий засмеялся.
- Да, да - вот какой разбойник хороший попался! Дело так было. Пришли как-то разбойники. Все вооруженные: винтовки, револьверы, кинжалы. Я на молитве стоял. Вывели меня из кельи, а сами начали шарить. Все обыскали. До последней тряпки в мешок к себе поклали. Были у меня сапоги - и те взяли. Осталось только то, что на себе: подрясник, да скуфейка. А нога у меня тогда болела. Я и говорю одному из них:
- Отдай мне сапоги назад.
Взял, завернул вот так и показываю ему ногу:
- Видишь, говорю, нога у меня болит, мне никак без сапог нельзя.
- Хорошо-хорошо, - говорит.
Пошел к мешку, достал сапоги - принес:
- На, говорит, носи!
Уж не знаю, что это с ним сделалось...
- Помните, в Драндском монастыре монах к вам приходил? - обратился ко мне о.Иван.
- Как же, конечно, помню, о.Нафанаил?
- Да-да! Ведь он немного жил у нас: и как раз на разбойников попал.
И почему-то все при этом воспоминании улыбнулись.
Reply
- Были у нас разбойники. Все, что только можно было, забрали и ушли. Мы думаем, надо о.Вениамина предупредить. Поскорей собрались - и чуть ни бегом к нему! Приходим, а они уж там! Раньше нашего пришли: в гостях у о.Вениамина сидят. Крик такой, беда! Деньги давай... Грозятся. И о.Нафанаил тут. На нем золотые очки были. Схватил он эти очки, подает разбойнику:
- Возьми, - говорит, - это самое ценное, что у нас есть.
Не взяли! «Нам, - говорят - очков не надо. Нам деньги надо». Чудаки!
- А то еще вот искушение-то, - покачал головой о.Сергий, - это в первый же раз было, когда я больно напугался-то. Мучили они меня, мучили угрозами своими. И кинжал к горлу приставляли и револьвером грозили, все деньги требовали. Я бы и рад дать, чтобы отпустили поскорей - да денег никаких нет. И вот один пристал:
- Покажи, где товарищи живут!
- Ну, нет, - говорю, - никаких товарищей показывать я вам не стану, - если надо вам, сами ищите!
И ведь вот: не то плохо, что вещи все забирают, а самое это устрашение. Не бьют ничего, - а страхом истерзают всего. Так живешь, думаешь: смерти не боишься. А тут видишь: не хочется еще умирать, страшно... Беда с этими разбойниками. Боже сохрани!
О.Исаакий сказал:
- Я недавно объездчика видел: теперь, - говорит, - разбойники не будут вас трогать - можете не беспокоиться. Не знаю, почему так сказал.
- А потому - уверенно проговорил о.Иван, - что в Сочинском округе недавно разбойников у пастухов нашли и воспретили им за это на горах пасти скот. Жил там горный инженер, или землемер - не знаю кто. Только, что жил в горах и лес измерял. Разбойники ограбили его и убили. Через некоторое время этих разбойников нашли в горах у пастухов. Теперь казна и не дает пастбища, и негде им скот пасти. Вот они и боятся... Ведь все эти разбойники или сами пастухи, или живут с пастухами.
Reply
- А все-таки, - сказал о.Иван, - хорошо и то, что разбойники к нам приходят. Пустыня больше всего тем и хороша, что нигде так не чувствуешь промысел Божий, как здесь. В миру на то надеешься, на другое надеешься - на себя, на знакомых, на деньги, на полицию, на сторожей - решительно на все... А здесь один. И прямо перед Богом. И ни на кого, как на Бога, надеяться не приходится.
- В пустыне жить и трудно, и хорошо, - своим задумчивым тоном сказал о.Исаакий, - сначала кажется, что никакого смысла нет одному жить, на горе, с дикими зверями... а как поживешь подольше, так и видишь, что только тут и открывается настоящий смысл жизни... потому что в Боге он, а не в мирских заботах... Я вот рад, что Господь болезнь посылает... Ближе к концу. Слава тебе Господи.
Стало совсем темно. И опять, как накануне, встал о.Исаакий и сказал:
- Пойдемте, помолимся. А потом отдыхайте. Завтра вам дорога дальняя, надо, как следует отдохнуть. А то, может быть, погостите? - с полуулыбкой спросил он.
- Нет, не могу.
- Пойдемте, помолимся, - повторил о.Исаакий.
Это был последний мой вечер на Брамбских горах.
Reply
(The comment has been removed)
Ирина, ваши знания о Кавказе и его народах, о их трепетном отношению к гостю наверное почерпнуты из советских грузинских комедий?
Reply
Reply
Leave a comment