Зелёная беседа

Sep 04, 2014 09:22

Главный редактор газеты GREEN CITY Владимир Семёнов побеседовал с писателем, богословом и философом протодиаконом Андреем (Кураевым). Темами обсуждения стали Пост и вегетарианство, права животных и Библия, экология и мистика, отношение Церкви к алкоголю и наркотикам.

image Click to view



Владимир Семёнов: Отец Андрей, большое Вам спасибо за то, что согласились на эту беседу. Попробую сформулировать, почему для меня тема православия и экологии так важна. Возможно, общаясь с молодежью, Вы видите, что приверженцами экологического мышления становится лучшая, думающая, гуманная часть общества. Но, как ни парадоксально, природоохранная, правозащитная и гуманитарная тематика активно разрабатывается представителями не христианства, а восточных религий, даже сект. Особенно активны в этой теме кришнаиты, буддисты, вишнуисты, поскольку в этих религиях активно разрабатываются темы ненасилия, вегетарианства, защиты животных, внедряется йога. На этом фоне мне хотелось бы увидеть посыл от нашей Церкви к молодому поколению. И я бы хотел попытаться в нашей беседе найти точки соприкосновения православия и экологии. Давайте начнём, прежде всего, с темы отказа от идеологии потребления как основы сегодняшнего экологического мышления. Можно ли провести параллели между православной аскетикой, которая испокон веков базировалась на минимизации потребления, и современными экологическими подходами? И в этой связи, лично для Вас важна тема экологии?

Диакон Андрей (Кураев): Для меня - нет, по той простой причине, что я оставляю в прошлом то, что «уже ел». У меня была статья на эту тему под названием «Виновато ли христианство в экологическом кризисе». Она, в частности, была напечатана и переиздается в главной книге моей жизни «Дары и анафемы. Что христианство принесло в мир».
Вторая причина, почему эта тема для меня сейчас мало интересна, - я обычно о чем-то пишу только тогда, когда вижу, что нет других спикеров Церкви, которые об этом вопросе хорошо и качественно говорят. В данном случае это не так. Есть прекрасные писатели, например, Татьяна Горичева. Есть официальная обеспокоенность православной Церкви: эта тематика станет одной из тем предстоящего Всеправославного собора, собирающегося впервые за полторы тысячи лет. Патриарх Кирилл весной участвовал во встрече всех патриархов православного мира, посвященной подготовке Всеправославного собора. Он назначен на весну 2016 года, так вот среди одиннадцати пунктов работы этого Собора заявлена и экологическая тематика. Поэтому без моих «пяти копеек» вполне обойдутся, и я не считаю себя нравственно обязанным постоянно об этом «талдычить».
К этой теме у меня есть личный интерес, связанный не с тем, каким воздухом я дышу, а с тем, что экологическая тематика стала, к сожалению, полем информационной войны, которую нам объявили новоязычники. Оккультная пропаганда твердит, что именно христианская вера виновата в экологическом кризисе.
Их логика такова: экологический кризис - это кризис индустриального общества, а индустриальная революция произошла именно в западном мире, считающем себя христианским. Христианская вера, считающая человека образом вне-космического Бога-Творца, виновна в отрыве человека от природы и, соответственно, в том, что человек воюет с природой. Далее обычно приводятся слова вроде бы не теолога, а, наоборот, советского биолога И. В. Мичурина: «Мы не можем ждать милостей от природы, взять их у нее - наша задача». Почему-то в этом лозунге атеистической идеологии им видится отзвук именно христианской культуры...
Но поскольку такая инвектива к христианству есть, приходится отнестись внимательно к этой тематике, задуматься, что происходит в запанном мире.
Первое. Действительно, научно-технический прогресс западного мира - это причина, породившая экологический кризис. Но это только половина правды. По той причине, что этот прогресс, не остановившись на фазе индустриализации и создания экопроблем, стал активно работать для ликвидаций последствий этого кризиса. Западная наука уже давно работает над проблемой минимизирования своих прошлых деяний. И эта минимизация заключается во вполне реальной работе, а не сводится к благоувещевающей агитации.
Именно поэтому я был решительно против создания экологического факультета в рамках Российского православного университета в 1990-е годы. Я, будучи деканом философско-богословского факультета, пытался робко возражать, что мы обречены просто готовить «болтологов», т.к. наш университет не потянет нормальной химической лаборатории, лаборатории биотехнологии, т.е. всего, что нужно для полноценного обучения. Люди будут просто перечитывать чужие книги, компилировать из них свои рефератики. Называть такое вкладом в защиту окружающей среды немного стыдно. Но мои слова не были услышаны. Судьба этого факультета «болтологии» оказалась недолгой. Сейчас он уже закрыт. Но я уверен, что никому из вас не доводилось читать труды его выпускников. Не говоря уже о том, что на нем или его выпускниками не был разработан какой-то экологический проект, принесший реальную пользу людям.
Но возвращаемся к дискуссии об истоках кризиса. Да, христианство выделило человека из природы. Но здесь возникает вопрос, только ли христианство это сделало, или же это естественный рост человеческого самопознания.
Есть в Библии рассказ о том, как Адам нарекает имена животным. У нас часто говорят, что история человечества началась с неудачи - с грехопадения. На самом деле это не так. История человечества началась с удачи: Адам назвал имена животных. Текст многослоен и многозначен. Во-первых, наречь имя - однозначно увидеть сущность. Есть даже латинская поговорка - «nomina sunt numina» «имена суть знамения». Имя как суть и как судьба.
Чтобы наречь имя, надо видеть суть вещей, это некое интуитивное знание, холистическое постижение. Но дело даже не в этом. Главное в том, что Адам, назвав животных, никого из них не назвал человеком. С точки зрения современного понимания, это очень важный этап самопознания через противопоставление: «Нет, я не Байрон - я другой», я чем-то отличаюсь, я не копия папы или мамы, я не просто член своей стаи. Я идентичен самому себе, а не другим. И вся культура идёт этим путем: на каком-то этапе любая культура исходит из представления, что человек - одно из животных, а животные - это необычные люди. Но со временем этот наивный и тотальный антропоморфизм уходит. Приходит понимание некоего своего одиночества, уникальности: человек не может быть сведён к тому, что роднит его с нечеловеческим миром: к игре атомов, к животным инстинктам, потребностям и т.д.
Я думаю, что это некий общий антропологический, исторический вектор. Не только в христианстве это происходит. Например, в буддизме человек - это уникальный путь к выходу из космоса, из природы. Мир есть страдание, несвобода, тотальная навязанность. Но человек имеет шанс найти «прямой путь», решительно порвать все свои привязанности в мире (в том числе к природе и к самому себе) - и навсегда вырваться из колеса сансары. Ни одно другое существо, согласно буддизму, не может совершить «побег из Шоушенка», даже боги.
Так вот, в Библии Адам понимает, что он одинок: подобного себе он не узнал ни в одном из животных, - и почувствовал потребность в другом, соответствующем ему собеседнике и помощнике. Но что дальше происходит в библейско-христианской картине мира? Человек становится стражем Эдемского сада; Бог помещает человека в Эдем, чтобы хранить и возделывать его.
Первое (выделение из природы) связано со вторым (заботой о мире). Если мы считаем, что человек это часть природы, часть биоценоза, то на нём не может лежать экологическая ответственность за целое. Ведь волк не отвечает за проблемы популяции зайцев, обитающих в его лесу, или за здоровье деревьев, хотя всё это его непосредственно касается.
А человек, именно потому, что он акосмичен, что в нём есть не-физиологические, нравственные измерения - может отвечать за то, что происходит с закатом и восходом, т.е. с миром, в котором он живёт.
Христианская картина мира иерархична: есть неразумный дочеловеческий мир, есть человек, который выше этого мира, но и есть Бог, который выше человека. Соответственно, я владею тем, что ниже меня, но потом за это владение должен отчитаться перед тем, кто выше меня. Да, человек - посланник в этот мир, наместник Бога на земле, но не хозяин, а только наместник. И мне предстоит дать отчёт. Так что моя власть в мире - это не полноценное владычество и не тирания.
Но приходит атеистическая эпоха. По странному совпадению эпоха дикого капитализма совпала с эпохой торжества атеизма. Идея, что я ответственен перед Богом, исчезает из массового сознания и сознания хозяйствующих элит. В результате получается, что мне ни перед кем не надо отчитываться. А за экологию тогда никто не спрашивал. Так христианство или атеизм породил печальные экопоследствия?
Второе соображение, которое хорошо бы учесть. Давайте расширим немного свой кругозор.. Все же одно дело - сидеть в уютной европейской кафешке, читать книжку о буддизме или об экологии и думать: «Да, всё у этих мудрых и спокойных индусов гармонично, связь с природой, у них джайнисты даже муравьёв жалеют… А у нас в Москве такие жуткие пробки, а в Лондоне - смог, дышать нечем…». Кстати, насчёт лондонского смога: я ездил, проверял - нет его, остался в прошлом. Это к вопросу о том, что формула «я тебя породил - я тебя и убью» касается не только отношений Тараса и Андрия, но и Научно-технического Прогресса с Экологическим Кризисом.
Так вот, если избавиться от нашего европоцентризма и съездить в Индию, то любого путешествующего из Европы там ждёт экологический шок. Более грязной помойки, чем именно в язычески-натуральной Индии, воспетой проповедниками Нью-Эйдж, на земле не найти. Да и самая страшная, как считается, в истории человечества экологическая катастрофа, произошла на заводе в Бхопале в Индии, а не в Англии или Германии. Та беда повлёкла смерть, по крайней мере, 18 тысяч человек.
Индийские показатели продолжительности жизни, детской смертности, бегства населения из своей родной страны говорят о том, что не все там соответствует радужно-идиллической картинке.

Владимир Семёнов: Говоря про животных, библейское к ним отношение, можно сказать, что Бог заключил завет с Ноем и сказал: «Я поставляю завет Мой с вами и с потомством вашим после вас, и со всякою душею живою, которая с вами, с птицами и со скотами, и со всеми зверями земными, которые у вас, со всеми вышедшими из ковчега, со всеми животными земными ….» (Бытие, 9, 8-10). Я правильно понимаю, что «заключить завет» можно лишь с тем, у кого есть некая свобода выбора, ведь завет же не заключается с теми, кто не может сказать «да» или «нет»? Можно ли исходя из этого говорить о животных как личностях, соответственно, сделать вывод о необходимости более гуманного с ними обращения? Можно ли сделать вывод о субъектности животных, и тогда по цепочке речь пойдёт об убийстве животных, в том числе убийстве для пищи. Кстати, недавно правительство Индии приняло закон, по которому дельфины признаны личностями. В то же самое время, например, в Дании и Японии их самым жестоким образом убивают.

Диакон Андрей (Кураев): Но в том же месте Библии как раз человеку дается право есть животных: «всё, что движется на земле, и все рыбы морские: в ваши руки отданы они; всё движущееся, что живёт, будет вам в пищу; как зелень травную даю вам всё» (Бытие, 9, 2-3).
И слова про завет Бога с рыбами давайте отнесем на счет библейской поэтичности. Все-таки Библия - это не научный трактат, а поэтический текст, Во 13-й пслом: «Когда вышел Израиль из Египта, дом Иакова - из народа иноплеменного, море увидело и побежало; Иордан обратился назад. Горы прыгали, как овны, и холмы, как агнцы. Что с тобою, море, что ты побежало, и Иордан, что ты обратился назад? Что вы прыгаете, горы, как овны, и вы, холмы, как агнцы?». Что, будем сверять этот текст с данными сейсмологов?
Не надо всё это понимать буквально. Читаем текст, гораздо более поздний, чем Библия: «Было девять часов утра. Туман сплошным морем расстилался понизу, но на высоте, на которой стоял Наполеон, окруженный своими маршалами, было совершенно светло. Над ним было ясное голубое небо, и огромный шар солнца, как огромный поплавок, колыхался на поверхности молочного моря тумана. Когда солнце совершенно вышло из тумана и ослепляющим блеском брызнуло по полям и туману, он снял перчатку с красивой белой руки, сделал ею знак маршалам и отдал приказание начинать дело».
Сделаем ли мы из этого текста вывод, будто Лев Толстой был убеждённым противником гипотезы Коперника?

Владимир Семёнов: Но при этом в первой главе Бытия говорится: «Я дал вам всякую траву, сеющую семя, какая есть на всей земле, и всякое дерево, у которого плод древесный, сеющий семя; - вам сие будет в пищу» (Бытие 1:29).

Диакон Андрей (Кураев): Это означает, что если раньше, до потопа, можно было есть только плоды, то после потопа людям можно вкушать мясо.

Владимир Семёнов: В пророчестве Исаии, где говорится о грядущем Царстве, есть известная фраза: «И младенец будет играть над норою аспида, и дитя протянет руку свою на гнездо змеи». (Исаия 11:8).

Диакон А. Кураев: Это в Царстве Божием, то есть по ту сторону нашей истории. Этому пророчеству не дано буквально исполниться в нашей истории, но лишь в пост-апокалиптической метаистории.
Но сколько же людей погибло из-за неправильного понимания подобных мест Библии! Есть пятидесятнические секты, которые утверждают буквально, что мы, христиане, уже находимся в Царстве Божием, и, следовательно, все звери уже наши друзья. Вот и начинают прямо в храме играть со змеями. И погибают от их укусов.

Владимир Семёнов: Хочу поговорить с Вами об отношении к вегетарианству. Мне этот вопрос кажется важным - можно ли сказать, что традиционное монашеское постничество - это форма вегетарианства, но во имя Господа?

Диакон Андрей (Кураев): Нельзя. Видите ли, у меня отношение к вегетарианству совершенно пофигистское: если человек создает себе кулинарные проблемы - это меня ну никак не касается. Если кто-то взял на себя ограничение никогда не спускаться в московском метро - это тоже его проблема. Причем тут я, моя вера, христианство?
Но если сам человек этот свой выбор обосновывает не вкусом, а религией, тогда я могу сопоставить его религиозные представления с моими. Весьма нередко я вижу, что мировоззрения, на словах вполне доброжелательные по отношению к христианству, за ласковыми словами прячут крайнюю агрессивность под маской миролюбия. Представьте, что президент Турции говорит: «Я очень хорошо понимаю симпатию россиян к Крыму. Мне тоже очень нравится Крым. Он для меня совсем мой. Это неотъемлемая часть нашей турецкой идентичности культуры и истории». Вас ничего не насторожит в этом потоке теплых слов?
Вот так же меня настораживают слова религиозных «синтезаторов», улыбчиво воркующих о том, что ваша христианская вера - это часть их, скажем, кришнаитской веры, а ваш Христос - одно из воплощений нашего Кришны.
Вот и идеологии вегетарианства утверждают, что мотивы монахи именно такие, какие озвучивают они. Но не надо всех на один манер кроить.
В монашеском и вообще христианском посте нет никакой этики, никакого сострадания к животным. У поста несколько назначений.
Первое - самое понятное - это как знамя, цвет и место которого определяют «свой-чужой». Людям важны узнаваемые, хорошо приметные признаки своей идентичности. Вот, например, коренное население Египта, наследник фараонов это копты, а не нынешнее арабское большинство. Они христиане. Крестик они носят не на груди под рубашкой. Крест они татуируют прямо на правой руке. Так его не спрячешь (как в советские времена крестик модно было спрятать под одеждой). Татуировку не сотрёшь и не снимешь на время. Римский папа Франциск недавно позорно спрятал свой нагрудный крест в карман - когда встречался с иудеями… Но копты с детства знают: веру не спрячешь. Они не прячутся. И их убивают.
Так вот, общий календарный пост и общий ряд праздников - это декларация некой идентичности.
Второе назначение поста - в упражнении воли.
А вот для понимания третьего смысла именно христианского поста важно осознать, что пост это отказ от хорошего, а не от плохого. Нельзя поститься от зла. Ведь у поста есть временные границы, а у воздержания от греха таких границ быть не может. Нельзя поститься от зависти, убийства, прелюбодеяния. Воздержание от зла - это не пост, это - норма. А вот пост - это то, что сверх нормы. Это воздержание от добра (на время) и с определённой целью. Напомню, всякий пост заканчивается праздником, и его празднование связано с разговением, на котором предполагается мясная пища.

Владимир Семёнов: То есть, нет предпосылок, что отказ от поедания животных - это хорошо?
Диакон Андрей (Кураев): - Это адиафорная норма. То есть общепринятый поступок, который сам по себе находится по ту сторону добра и зла. Ешь мясо - в этом не грех. Не ешь - и в этом нет ничего особенного. Ну как пользование метро. Ездишь ты на нем или нет - само по себе это к Богу тебя никак не приближает.
Так вот, третий и важнейший смысл поста - борьба за свободу моей души от моей собственной плоти. В этом случае пост должен быть серьёзным, без всяких кулинарных изысков. Эти посты появились поздно - когда в IV веке появилось монашество, возникла проблема, как нормальным мужчине и женщине контролировать свою физиологическую сексуальность. Обнаружилась связь между тем, как ты поужинал и что тебе снится. Чтобы эту связь контролировать, начали экспериментально выяснять, что и сколько безопасно кушать, а что - нет.
До этого в Церкви были только однодневные посты по средам и пятницам. Но посты эти были очень строгие - воздержание от всего. Посты времени Ветхого завета и Нового завета не предполагали разделение пищи на постную и непостную: даже воду и хлеб нельзя было употреблять, как в Рамадан у мусульман - от восхода до заката нельзя ни пить, ни есть.
Так постились до IV века и христиане, поэтому нынешние рецепты постной кухни к Христу и апостолам не имеют ни малейшего отношения, а значит, у них не может быть богословского смысла. Смысл поста не религиозный, а чисто физиологический - контролировать свою собственную сексуальность. Формула поста проста: ешь так и столько, чтобы встав из-за стола, ты мог сразу перейти к молитве, а не упасть без сознания на диван, переваривая, как удав, заглотнувший кролика. Ты поел - и готов к работе, а не передвигаешься полусонный до ближайшего дивана. Вот это - нормальная форма поста. Здесь нет мистики, а значит, нет и натужно-философских религиозных объяснений.

Владимир Семёнов: Не можем ли мы ожидать, что получим какую-то гуманистическую оценку со стороны Церкви относительно вегетарианства? Я говорю об этом потому, что многие святые являли множество случаев дружеских отношений с животными. Например, Серафим Саровский отдавал последний кусок хлеба медведю, а Мария Египетская кормила из рук льва и т.д. Ведь у них, насколько я понимаю, в основе этих отношений был гуманизм.

Диакон Андрей (Кураев): Нет там никакого гуманизма. Давайте не будем забывать гениальные слова Черчилля: «Чем лучше я узнаю людей, тем больше я люблю собак». Любить мишку бывает легче, чем любить соседа по келье в монашеском общежитии, и тем более, тёщу. У нас сейчас, будем честными, к сожалению, многие активисты «зелёного» движения - радикально асоциальные и весьма сволочные товарищи. Любовь к животным они используют как повод для ненависти к людям, что и видно в акциях порчи или срывания шуб. Это такое экологическое фарисейство. А что касается святых - давайте учиться у них любви к людям, а не любви к скотине. Если бы Серафим и Герасим были мирны лишь с животными - это были бы не святые, а просто дрессировщики.

Владимир Семёнов: Есть ещё один вопрос, который меня интересует. Британские учёные провели исследование популярных наркотиков и алкоголя на вредность и по его результатам опубликовали в медицинском журнале Lancet список двадцати самых опасных наркотиков. Би-Би-Си даже сняла об этом фильм. В нём сигареты и алкоголь существенно опередили по вредности даже экстази. Что самое удивительное, на пятом месте оказался алкоголь, на девятом - табак, конопля на одиннадцатом, а экстази - на восемнадцатом.
Если посмотреть на другие религии, то например, в исламе категорически запрещено употребление алкоголя, но совсем другое отношение к курению. Меня несколько покоробило, когда я увидел курящего раввина. В православии же отношение к алкоголю достаточно спокойное, а к табаку - негативное. Не секрет, что пристрастие к алкоголю - беда многих священников, как и вообще наших соотечественников. На Ваш взгляд, насколько эта проблема судьбоносная, потому что те ученые, которые этот список составляли, объясняют, что и алкоголь, и табак надо внести в список наркотиков, и относиться к ним с соответствующей жесткостью. Грехом является употребление наркотиков, тогда и употребление алкоголя - грех тоже. Тем более что по опасности для окружающих алкоголь оказался на втором месте, обогнав даже кокаин, а табак занял третье место в группе «зависимость». Есть в этом утверждении здравое зерно?

Диакон Андрей (Кураев): Фраза «британские ученые доказали …» уже стала сродни словам «Штирлиц идёт по коридору» или «вернулся муж из командировки». То есть это как зачин байки. Я думаю, что данный сюжет, скорее всего, рекламный ход на пути легализации «лёгких» наркотиков, чтобы уважаемые телезрители поняли, что выпивка хуже, чем наркота, поэтому родители не могут меня осуждать за то, что я курю травку. Ну по принципу: «Чем они лучше, если сами пьют шампанское в Новый год?»

Владимир Семёнов: А почему нет жёсткого осуждения употребления алкоголя со стороны Церкви? Это как-то обусловлено историческим прошлым страны, или потому, что пили тысячелетиями? Может, поэтому Церковь как бы закрывает на проблему глаза?

Диакон Андрей (Кураев): Христианство пришло на Русь из винодельческих балканских стран, где к вину там было спокойное отношение. Так как раз веками складывалась культура винопития.
Что касается пьяных священников, эта проблема типичная для 19 века. И связно это было с тем. Что именно в это время духовенство было потомственной кастой. Детям священников законы Российской Империи запрещали поступать в университеты (такая мягкая форма крепостного права). Соответственно, было много людей, которые обреченно шли в священники. Не выбирая этот путь и не имея к нему призвания. В то же время в поповских семьях и в семинариях ребятам давали довольно хорошее и гуманитарное по своей ориентации образование - в духе «любви к бедным и к народу». И при этом в чем-то духовенство было бесправнее, чем даже крестьяне. Например, в 19 веке именно священники не имели права прямо обращаться к императору («бить челом»). Итак, человек, не видящий своего призвания в священстве и молитве, не имеющий права выхода с нелюбой ему службы (и, кстати, не имеющий права на развод), желающий помочь крестьянам и не имеющий такой возможности, нередко именно движением своей совести подталкивался к пьянству. Евгений Голубинский, знаменитый историк и профессор Московской духовной академии, с горечью писал на исходе того века: «пьянство не только не убывает, но, пожалуй, еще прибывает: лет сорок назад мы росли дитятей в селе среди гомерического пьянства духовенства всей окрестной местности, но, по крайней мере, мы не слыхали случаев, чтобы люди умирали от пьянства, а из наших товарищей и близких сверстников по учению мы знаем до пятка, которые отправились на тот свет положительно от пьянства».
Сегодня же многие из тех причин уже ушли. И пьянство современных священников, если оно встречается, это уже следствие не веры, а или «выгорания».
«Выгорание» - это когда человек теряет свой первоначальный энтузиазм. Это явление свойственно любому человеку любой профессии. Служение священника связано с высочайшими смыслами, и когда эти смыслы «замыливаются», становятся привычными, то и слова проходят через уста священника, уже не питая его душу. Формально всё остается, вроде, хорошо: он служит, помогает людям, считает, что он молится, а на самом деле всё превратилось в некую формальность. И получается, что он сам не получает пищи от того Евангелия, которое он возвещает людям, и пустота, которая вдруг начинает заливаться вином.
Другая причина пьянства у священников - слишком близкая дружба со светскими спонсорами или «подопечными» офицерами.
И все же именно потому, что главная причина ухода в наркотики и алкоголь - это бессмыслица, то именно религия, способная предлагать сверхмотивацию, традиционно является действенной альтернативой этим путям в пустоту.

Владимир Семёнов: Сейчас общество бурно обсуждает проблему применения генно-модифицированных организмов (ГМО). Можно ли её оценивать, как вмешательство человека в созданный Богом порядок, и считаете ли Вы эту проблему серьёзной?

Диакон Андрей (Кураев): Видите ли, наша беседа - тоже вмешательство в заведённый Богом порядок: вы использовали технику, чтобы добраться сюда, подняться на этаж. Запись нашей беседы ведется на диктофон - устройство, которого не было в первозданном Эдеме. Да и одежда, которая на нас - тоже не выросла на грядке, даже если она целиком сделана из натуральной ткани. Так что это слишком сильный аргумент. Творец даровал нам Свой Образ. Мы тоже можем творить - и это входит в Его план.
Проблема ГМ-продуктов вовсе не богословская. Прошлым летом я был в Норвегии, и там мне рассказывали, что у них создаётся крупнейший в мире банк семян. То есть там и правительство, и учёные серьезно обеспокоены тем, что ГМ-растения вытесняют нормальные растения, а поскольку последствия нашего вторжения в природу до конца неясны, банк семян необходим, чтобы была генетическая возможность «обнулиться» и вернуться к былым временам. Для этого семена современных и культурных и диких растений хранятся где-то в глубине шахт.

Владимир Семёнов: Сейчас противники ГМО ищут с разных сторон поддержку. А можно ожидать, что будет высказана какая-то позиция Церкви по этому вопросу, или это тема абсолютно научная?

Диакон Андрей (Кураев): Видите ли, наша позиция вполне ясно выражена словами Андрея Вознесенского: «Все прогрессы реакционны, если рушится человек». Если ГМО за человека, то мы за ГМО. Но, быть может, ГМО просто и только за своих собственных производителей и продавцов?

Владимир Семёнов: Очень интересен вопрос отношения экологии и мистики. Многие Евангелические церкви в Америке рассматривают катастрофы как Господние кары. А Патриарх Кирилл, выступая по проблеме Чернобыля, сказал, что эта катастрофа стала расплатой за человеческие грехи, что оператор, управляя реактором, совершил страшную ошибку - и Господь попустил. Или о землетрясении в Гаити он тоже сказал, что это расплата за то зло, которое сконцентрировано в этом регионе, расплата за человеческий грех. Каково Ваше мнение, есть ли доля истины в мистическом восприятии этих катастроф?

Диакон Андрей (Кураев): Формула или теория, которые объясняют всё, на самом деле не объясняют ничего. Ссылкой на волю Божью можно объяснить всё, и это значит, что у этого тезиса нет эвристической силы. Вот в столкновении двух людей - на чьей стороне Бог? В украинском конфликте - на чьей? Как узнать?
Ссылка на Божью волю полезна лишь для умерения своей собственной реакции. Христианская этика - это этика с двойным дном; в ней работают двойные стандарты: я не имею права относиться к другому так, как я отношусь к себе самому. И обратно - к себе я не могу относиться, как к другому. Это значит, что другого надо прощать и оправдывать, но не себя. Я должен винить себя в происходящем, но не должен обвинять других людей.
Так вот, если сам человек заболеет и скажет: «Господи, ты меня этим за грехи покарал» - это признак его святости. Как говорил святой Иоанн Златоуст - «тот, кто научился благодарить Бога за свои болезни, тот недалёк от святости». Но именно за свои болезни, а не за чужие.
Если я пойду к больной соседке тёте Маше и ей скажу: «Знаешь, почему ты вчера ногу сломала? Это потому, что ты со мной в церковь позавчера не пошла», - это будет просто хамством и свинством, а отнюдь не духовным размышлением.
Поэтому мне очень не нравятся религиозные проповедники, из какого бы храма христианской конфессии они ни были, которые начинают морализировать над слезой другого человека. Это осуждено ещё в Библии, когда друзья богослова пришли к страдающему Иову и начали пробовать строить на его страданиях красивую богословскую модель: «Ты страдаешь, потому что ты согрешил». Всем таким проповедникам надо выдавать членский билет - член богословского клуба «Друзья Иова». Человек, знающий Библию, поймёт, о чём идёт речь и улыбнётся.

Владимир Семёнов: Мне не приходилось слышать Ваши высказывания на тему мистики. Например, католическая мистика подразумевает очень высокую цену, которую платят те, кого Господь ведёт некой мистической дорогой. Я имею в виду их колоссальные испытания и мучения, в результате чего мы видим в конце жизни подвижников в состоянии некоей «агонии души», истерзанной страданиями. Например, Иоанн Креста или Святая Тереза. Как Вы считаете, это всё-таки путь некоторых крайностей?

Диакон Андрей (Кураев): Не надо брать отдельные национальные школы католической мистики и «натягивать» на весь католический мир. Испанская ново-европейская мистика имеет строгую прописку по месту и и во времени. Говорить, что именно так молятся все католики везде и всегда, было бы натяжкой. Не у всех католических мистиков были стигматы, и наличие стигматов вовсе не считается сегодня признаком святости. Ни необходимым, ни достаточным. Сейчас у католической Церкви отношение к этой проблеме более осторожное.

Владимир Семёнов: А каково отношение нашей Церкви к существующему мнению, что некоторые монахи могут брать на себя искушения других обычных людей, также как принимать на себя их скорби и болезни: когда по молитвам монаха исцеляется человек, то самого молитвенника сваливает болезнь. Есть ли в этом почва с точки зрения православия?

Диакон Андрей (Кураев): Я знаю несколько таких случаев по церковной литературе, но всё-таки в этом есть определенная богословская странность. Во-первых, это противоречит словам пророка Исаии о том, что каждый будет сам отвечать за грехи свои. Вторая странность - получается, как будто Бог не всемогущ и не властен просто прекратить или ослабить чьи-то страдания, и ему обязательно нужно найти какую-то другую жертву. Это как бы поиск «Маленьких Христов», из которого следует, что подвиг Христа вроде бы недостаточен, чьи-то грехи он недоискупил. Народное сердце очень любит такие рассказы, но богословски это не убеждает.

http://greencityreview.ru/flower-news/674-ne-vladychestvo-i-tiraniya
Previous post Next post
Up