«Пиковая дама» Игоря Масленникова (1982 г.)
Был у меня в начале 80-х период, когда я учился в паре кварталов от "Ленфильма". Я тогда примеривался на режиссёрский факультет, и мне было очень интересно посмотреть кухню кино, закулисье, процесс съёмок.
И временами я позволял себе сбегать из училища на массовки.
Так я попал зимой 82-го на съёмки "Пиковой дамы".
Фильм костюмный, мою шевелюру в первую (для массовки первую, конечно) съёмочную смену в течение четырёх часов превращали в перманент (это мне уж потом объяснили, когда кучерявость после душа не прошла, как это называется и какие последствия влечёт). Зал был большой, не то на шесть мест, не то на восемь, сейчас уже не вспомню, в креслах рядом менялись остальные персонажи - и массовка, и актёры, а над моими проволочными волосами колдует, как мне позже рассказали завсегдатаи массовок, одна из опытнейших гримёрш студии. Кстати сказать, до сих пор стоит в носу весьма специфический запах завиваемых огромными ножницами волос. И пудры, конечно. И весь процесс шёл под незатейливый разговор: то шутки, то сплетни, то байки. Ну примерно как сцена в парикмахерской в "Коротких встречах" Киры Муратовой.
Смоктуновского гримировали довольно долго, он жаловался на плохую организацию съёмок, жалел впустую потраченного времени, впрочем - довольно дежурно, без эмоций. Помнится, одним их первых вопросов, что ему задали, было: "А как там Вертинская?" Ассоциация более чем понятная: Ленфильм, Гамлет... Бытовая, невыразительная интонация Смоктуновского: "Не знаю, мы ведь практически не видимся".
И после небольшой паузы почти извиняющимся тоном: "Говорят, она злая стала..."
Накладные усы моментально отвалились, восстанавливать их я не стал. Убрал от греха подальше в карман серо-жемчужного фрака; если фрак до сих пор хранится в костюмерных "Ленфильма", усы так, небось, и лежат во внутреннем карманчике.
Главная роль оказалась у Аллы Демидовой; она читала авторский текст. Её голос прошёл лейтмотивом через всю картину, чуть суховатый и выверенный, как казалось, до последней ноты. В перерывах между съёмками часто помню в её руках листки машинописи.
В один из дней участники группы вдруг кинулись через павильон куда-то как ошпаренные. Сейчас я бы, наверное, махнул рукой, а тогда, по младости, я был наивен и любопытен. И припустился вслед за бегущими. Мы влетели в один из залов декорации, и немедленно с другой стороны распахнулись двери. В дверях застыла маленькая фигура величественной немолодой дамы в мехах. Мне не довелось по тем порам бывать в Малом театре, но по телепостановкам я давно знал её в лицо. Елена Николаевна Гоголева. Что удивляет больше всего - я отдаю себе отчёт, что Гоголева не могла возникнуть в дверях в одиночестве. Рядом должна была быть свита, те, кто везли её из Москвы, кто встречали её здесь на вокзале и сопровождали на студию, вели в павильон (в 82-м она была уже очень немолода, на девятом десятке да плюс почти королевский статус на русской сцене). Но такова характерная аберрация памяти: запомнилась одна Гоголева. Большой светлый павильон, распахиваются белые с золотом двери, и стоит одна великая старуха; и никого рядом (великие старухи - это не хамоватая фамильярность, так принято было звать за глаза некоторых старейших театральных актрис Москвы; в Малом, насколько я знаю, так называли ещё Пашенную и Яблочкину).
У меня до сих пор в стареньком блокноте сохранился автограф Масленникова. "На память о "Пиковой даме". И дата.
А у Смоктуновского автограф взять я так и не решился. Ну не дурак?
Своих фотографий почти не осталось. То ли раздарил, то ли посеял при переездах. Несколько некачественных отпечатков в пыли и муарных разводах - и всё. Правда, по тем временам я только учился фоторемеслу, у меня ещё даже зеркальной камеры не было, снимал на отцовский ФЭД.
Фильм получился вполне добротный, мастеровитый и несколько скучноватый. На премьере в Доме кино кто-то из мэтров сказал: "Пушкина читать я из без Масленникова умею".
И временами я позволял себе сбегать из училища на массовки.
Так я попал зимой 82-го на съёмки "Пиковой дамы".
Фильм костюмный, мою шевелюру в первую (для массовки первую, конечно) съёмочную смену в течение четырёх часов превращали в перманент (это мне уж потом объяснили, когда кучерявость после душа не прошла, как это называется и какие последствия влечёт). Зал был большой, не то на шесть мест, не то на восемь, сейчас уже не вспомню, в креслах рядом менялись остальные персонажи - и массовка, и актёры, а над моими проволочными волосами колдует, как мне позже рассказали завсегдатаи массовок, одна из опытнейших гримёрш студии. Кстати сказать, до сих пор стоит в носу весьма специфический запах завиваемых огромными ножницами волос. И пудры, конечно. И весь процесс шёл под незатейливый разговор: то шутки, то сплетни, то байки. Ну примерно как сцена в парикмахерской в "Коротких встречах" Киры Муратовой.
Смоктуновского гримировали довольно долго, он жаловался на плохую организацию съёмок, жалел впустую потраченного времени, впрочем - довольно дежурно, без эмоций. Помнится, одним их первых вопросов, что ему задали, было: "А как там Вертинская?" Ассоциация более чем понятная: Ленфильм, Гамлет... Бытовая, невыразительная интонация Смоктуновского: "Не знаю, мы ведь практически не видимся".
И после небольшой паузы почти извиняющимся тоном: "Говорят, она злая стала..."
Накладные усы моментально отвалились, восстанавливать их я не стал. Убрал от греха подальше в карман серо-жемчужного фрака; если фрак до сих пор хранится в костюмерных "Ленфильма", усы так, небось, и лежат во внутреннем карманчике.
Главная роль оказалась у Аллы Демидовой; она читала авторский текст. Её голос прошёл лейтмотивом через всю картину, чуть суховатый и выверенный, как казалось, до последней ноты. В перерывах между съёмками часто помню в её руках листки машинописи.
В один из дней участники группы вдруг кинулись через павильон куда-то как ошпаренные. Сейчас я бы, наверное, махнул рукой, а тогда, по младости, я был наивен и любопытен. И припустился вслед за бегущими. Мы влетели в один из залов декорации, и немедленно с другой стороны распахнулись двери. В дверях застыла маленькая фигура величественной немолодой дамы в мехах. Мне не довелось по тем порам бывать в Малом театре, но по телепостановкам я давно знал её в лицо. Елена Николаевна Гоголева. Что удивляет больше всего - я отдаю себе отчёт, что Гоголева не могла возникнуть в дверях в одиночестве. Рядом должна была быть свита, те, кто везли её из Москвы, кто встречали её здесь на вокзале и сопровождали на студию, вели в павильон (в 82-м она была уже очень немолода, на девятом десятке да плюс почти королевский статус на русской сцене). Но такова характерная аберрация памяти: запомнилась одна Гоголева. Большой светлый павильон, распахиваются белые с золотом двери, и стоит одна великая старуха; и никого рядом (великие старухи - это не хамоватая фамильярность, так принято было звать за глаза некоторых старейших театральных актрис Москвы; в Малом, насколько я знаю, так называли ещё Пашенную и Яблочкину).
У меня до сих пор в стареньком блокноте сохранился автограф Масленникова. "На память о "Пиковой даме". И дата.
А у Смоктуновского автограф взять я так и не решился. Ну не дурак?
Своих фотографий почти не осталось. То ли раздарил, то ли посеял при переездах. Несколько некачественных отпечатков в пыли и муарных разводах - и всё. Правда, по тем временам я только учился фоторемеслу, у меня ещё даже зеркальной камеры не было, снимал на отцовский ФЭД.
Фильм получился вполне добротный, мастеровитый и несколько скучноватый. На премьере в Доме кино кто-то из мэтров сказал: "Пушкина читать я из без Масленникова умею".