Минаев Иван Павлович о споре христиан с буддистами на Цейлоне
Минаев И. П. Очерки Цейлона и Индии. Из путевых заметок русского. В 2 чч. Санкт-Петербург: Издание Л. Ф. Пантелеева, 1878. Ч. 1: v, 285 с. Ч. 2: 239 с.
http://www.orientalstudies.ru/rus/images/pdf/add1/b_minaev_1878.pdf
стр. 45-58
"Вѣра, и знаніе буддистовъ начали оскудѣвать уже давно, гораздо ранѣе прихода европейцевъ, распространенія англійскаго языка и дѣятельности миссіонеровъ. Индифферентизмъ въ вѣрѣ и пониженіе уровня знаній родной литературы начались со временъ малабарскихъ царей. Усиленіе европейскаго элемента на островѣ и попытки миссіонеровъ распространить христіанство вызвали здѣсь совершенно оригинальныя явленія: то и другое расшевелило нѣсколько монаховъ и буддійское общество; нельзя отрицать, что въ послѣдніе годы между монахами пробудилась дѣятельность, конечно, мѣстами, и болѣе тревожная нежели сильная; защищая себя отъ нападковъ миссіонеровъ и слыша, что въ Европѣ ихъ литературу изучаютъ, они взялись за свои книги, стали ихъ собирать, выписывать новыя списки изъ Бирмы и Сіама и коекакъ нѣкоторые, до сихъ поръ незначительное меньшинство, начали изучать св. писаніе. Особенно примѣтно это движеніе и новый разцвѣтъ буддизма на югѣ острова, гдѣ нерѣдко въ монастыряхъ находятся богатыя библіотеки, собранныя въ послѣдніе годы главнымъ образомъ въ Бирмѣ; но и тамъ знающіе монахи попадаются не часто.
Въ Коломбо я имѣлъ случай близко познакомиться съ одной будційской школой; въ то время эта школа была единственная въ своемъ родѣ; она заведена на пожертвованія - частныхъ лицъ и имѣетъ своею цѣлью распространеніе знаній палійской литературы, какъ между монахами, такъ равно и въ средѣ мірянъ. Школа, нѣчто въ родѣ начинающагося буддійскаго университета, называется „восходъ знанія “ (Видьодая); она не помѣщается при храмѣ, но въ отдѣльномъ домѣ, занимаемомъ монахомъ Сумангала. Сумангала, одинъ изъ ученѣйшихъ сингалезсцевъ въ наше время, устроилъ эту школу; онъ ея главный начальникъ и пока единственный учитель. Учениковъ немного: сорокъ пять монаховъ и двѣнадцать мірянъ. Благодаря его стараніямъ и усердію преподаваніе идетъ успѣшно; конечно, оно ограничивается исключительно изученіемъ св. писанія на языкѣ Пали и чтеніемъ нѣкоторыхъ памятниковъ на санскритскомъ языкѣ, напримѣръ избранныхъ произведеній поэта Калидасы и грамматики Вопадевы. Учатся по тому же методу, которому слѣдуютъ и въ Индіи: ученикъ затверживаетъ наизусть, что говоритъ учитель и самъ не работаетъ: то, что было объяснено, то ученики знаютъ твердо, но становятся въ тупикъ и совершенно безпомощны какъ скоро вопросъ касается какого либо мѣста, не прочитаннаго вмѣстѣ съ учителемъ, хотя бы такое мѣсто было и очень легко. Письменныхъ работъ ученики не дѣлаютъ: затверживаніе разбираемаго памятника есть главная цѣль ученія. Учитель, прочитавъ нѣсколько строкъ, дѣлаетъ ихъ перифразъ, и переводъ на сингалезскій языкъ, затѣмъ разбираетъ этимологически каждое слово и подбираетъ синонимы; во всемъ этомъ онъ рабски слѣдуетъ древнимъ образцамъ коментаторовъ. Ученики прилежно записываютъ за нимъ и должны выучивать это къ мѣсячнымъ и годичнымъ экзаменамъ. Къ этому времени изготовляется рядъ вопросовъ по предметамъ прочитаннымъ; вопросы главнымъ образомъ относятся или къ грамматикѣ, или къ буддійскому каноническому праву; вопросы могутъ быть задаваемы и лицами посторонними. На одномъ изъ мѣсячныхъ экзаменовъ монахамъ были предложены слѣдующія вопросы по каноническому праву. 1) Отъ нецѣломудрія бываютъ ли проступки. Въ какія впадаютъ? - 2) Какія слѣдствія нецѣломудрія? Эти вопросы они должны были разрѣшить цитатами изъ св. писанія.
Въ декабрѣ, по окончаніи годичныхъ экзаменовъ, бываетъ торжественный актъ въ школѣ. Въ декабрѣ 1875 года мнѣ удалось быть на этомъ торжествѣ; въ этомъ году годичный актъ собирались отпраздновать съ особою торжественностью, ибо ожидали посѣщенія губернатора; но оно не состоялось и всѣ приготовленія: арка изъ зелени, и уборка дома зеленью и т. п., почти что пропали даромъ; собралось хотя много публики, но одни сингалезсцы; такъ какъ школѣ сочувствуютъ въ туземномъ обществѣ, какъ дѣлу доброму и патріотическому, то на актѣ было много монаховъ; они сидѣли отдѣльно отъ мірянъ, на возвышеніи нарочно для нихъ устроенномъ. На актѣ произносились рѣчи, читались стихи, раздавались награды; все происходило также, какъ на актахъ въ англійскихъ школахъ. По окончаніи акта явился приглашенный фотографъ и снялъ портретную группу со всѣхъ монаховъ. На этомъ собраніи были лучшіе и ученѣйшіе представители цейлонскаго монашества. Но, по ученымъ представителямъ монашества, нельзя составить себѣ вѣрнаго понятія о томъ, что такое большинство цейлонскихъ монаховъ.
Въ томъ же городѣ Коломбо мнѣ пришлось узнать другаго замѣчательнаго монаха, не ученаго, но практическаго дѣятеля; онъ пользуется большою извѣстностью на островѣ, любимъ народомъ невѣжественнымъ и весьма мало уважаемъ людьми свѣдущими и порядочными. Гунананда, о которомъ я хочу сказать нѣсколько словъ, живетъ въ монастырѣ выстроенномъ на частныя пожертвованія по его иниціативѣ. Монастырь этотъ находится въ отдаленной части города, въ Котахенѣ, и по его словамъ построеніе одного храма стоятъ около пятгі тысячъ фунтовъ; кромѣ того здѣсь же есть просторное помѣщеніе для монаховъ. Монастырь носитъ названіе „двипадоттама вихара, или монастырь высочайшаго между людьми (т. е. Будды) Молва о настоятелѣ «богатаго монастыря не красива: говорятъ, что онъ имѣетъ двухъ женъ, множество дѣтей, занимается подъ чужимъ именемъ торговлею, словомъ ведетъ жизнь неприличную для монаха. Но ему нельзя отказать въ природномъ умѣ, а особенно въ смѣлости; благодаря этой смѣлости и дару слова, дѣйствительно необычайному, онъ съумѣлъ составить себѣ репутацію проповѣдника; слушать его сходятся толпы, Онъ умѣетъ нравиться народу и увлекать его своимъ словомъ; знаній у него нѣтъ большихъ и то, что онъ знаетъ, то добыто имъ по наслышкѣ отъ другихъ, болѣе ученыхъ; но малыми свѣдѣніями онъ отлично владѣетъ; толкуетъ просто и вразумительно для толпы. Между своими собратами онъ славится также, какъ знатокъ Библіи; Библію,- или слѣдуя его произношенію Байбль, онъ дѣйствительно читалъ, но знать ее не зналъ, и толковалъ совершенно превратно. Гунананда создалъ цѣлую теорію о происхожденіи евреевъ и разъ разсказывалъ мнѣ слѣдующее:
- За три тысячи лѣтъ, говорилъ онъ, на нашемъ островѣ жило племя Хабара (т. е. Ебрью, Евреи). Племя это чтило и молилось яккхамъ. Родился между ними одинъ великій человѣкъ, Адамъ по имени. Этотъ человѣкъ былъ весьма искусенъ, ибо много жертвъ принесъ яккхамъ. Вступилъ онъ въ сожительство съ родною сестрою; это узнали и онъ долженъ былъ оставить родную страну. Оставилъ онъ островъ и переплылъ въ Аравію. Тамъ онъ написалъ книгу (т. е. Библію), взялъ онъ ее и сталъ странствовать; такъ прошло много времени. Родились у него два сына: одного звали Баянбалъ. Другой же женился на дѣвушкѣ изъ Аравіи, отъ него и произошли всѣ Хебрью.
- Какъ это, Адамъ жилъ на Цейлонѣ?
- А развѣ на Цейлонѣ нѣтъ мѣста Хабарагамъ? развѣ гора Самантакута, гдѣ слѣдъ Господа Будды, не называется Adam’s peak? Если бы Адамъ не родился на островѣ, откуда бы взяться этимъ названіямъ?
Грѣхопаденіе онъ также толковалъ своеобразно:
- Сатана, говорилъ онъ, это значитъ желаніе; запретный плодъ - плотскія наслажденія. Вкусить отъ запретнаго плода, не могло ничего другаго значить!
Онъ освѣдомился у меня, женатое ли наше духовенство, и не выразилъ своего одобрѣнія по поводу того, что узналъ. Гунананда, имѣя на сторонѣ двухъ женъ, стоялъ за целибатъ. Своимъ храмомъ, постройка котораго такъ дорого обошлась, онъ любилъ похвастать, ему очень хотѣлось, чтобы губернаторъ пріѣхалъ посмотрѣть на храмъ. Храмъ дѣйствительно былъ украшенъ изрядною живописью. Особенно поразила меня картина надъ входного дверью. Когда англичане, во время войны съ Бирмою, овладѣли Рангуномъ, они взорвали тамъ ступу. Этотъ моментъ воспроизведенъ на картинѣ въ верху, надъ входною дверью. Ступа изображена летящей по воздуху и рука съ неба хватаетъ ее. Внизу подпись по-англійски: „посвящается директорамъ остъ-индской компаніи".
Когда вь 1872 году, въ августѣ мѣсяцѣ, миссіонеры вызвали буддійскихъ монаховъ на словесное состязаніе и оно дѣйствительно состоялось въ Пантурѣ, Гунананда явился представителемъ со стороны буддистовъ и вышелъ благодаря своей ловкости и смѣлости, побѣдителемъ изъ диспута, который продолжался три дня. Миссіонеры съ своей стороны выставили двухъ ораторовъ; оба они туземцы по происхожденію, и знали буддійское св, писаніе въ такой же степени, въ какой Библія была извѣстна Гунанандѣ, но ни у того, ни у другаго не было ни ловкости, ни смѣлости буддійскаго апологета; ихъ нападки касались главнымъ образомъ буддійской метафизики, т. е. предмета мало или совсѣмъ недоступнаго толпѣ, и къ тому же первый изъ ораторовъ съ христіанской стороны говорилъ не ясно, пересыпая свою рѣчь цитатами на пали, непонятными народу.
Онъ задалъ буддистамъ вопросъ не легкій для разрѣшенія; но Гунананда, наученный болѣе свѣдущими, съумѣлъ вывернуться изъ неловкаго положенія и съ разу бросить невыгодную тѣнь на знанія своего противника. „Немного нужно проницательности, говорилъ онъ, для того, чтобы сдѣлать правильную оцѣнку рѣчи досточтимаго г-на де-Силва. Никто не понялъ этой безсвязной рѣчи; не понятны были толкованія текстовъ св. писанія. Тотъ, кто хочетъ заняться этимъ вопросомъ, долженъ знать и языкъ св. писанія и самыя книги... Я покажу вамъ, въ какой степени досточтимый господинъ изучалъ то и другое; по счастью, у меня въ рукахъ небольшое изданіе, которое облегчитъ мнѣ значительно, мой трудъ“. Сказавъ это, онъ взялъ небольшое изданіе, сдѣланное его противникомъ и стадъ разбирать переводъ на Пали молитвы „Отче нашъ“. „Вотъ, говорилъ онъ, слово, котораго не существуетъ въ языкѣ Пали, а вотъ другое, средняго рода сочетается съ опредѣлительнымъ прилагательнымъ въ мужескомъ родѣ“; всѣ эти и другіе промахи безжалостный критикъ отыскалъ на первыхъ двухъ строкахъ. „Если, продолжалъ, онъ, досточтимый г. деСилва не умѣетъ сочетать двухъ словъ на Пали, согласно съ грамматическими правилами, если въ немногихъ строкахъ онъ надѣлалъ столько промаховъ, то его слушатели могутъ сами теперь судить, по силамъ ли ему объясненіе туманной метафизики великаго Будды.
Пренія открылись, какъ я сказалъ, христіанами; натискъ сдѣланъ былъ сильный; сущность нападковъ состояла въ слѣдующемъ: вы, буддисты, отрицаете существованіе души и въ тоже время учите и вѣруете въ перерожденіе. Что же изъ этого слѣдуетъ? Не слѣдуетъ ли изъ этого, что существо дѣйствующее, свершающее добрые и злые дѣла, и пожинающее плоды этихъ дѣлъ не одно и тоже; одно существо грѣшитъ, а за его грѣхи наказуется иное, совершенно не тождественное съ нимъ существо, и наоборотъ, одно существо добродѣтельно, а награда за добродѣтель выпадаетъ на долго существа отличнаго. Если же награда и наказанія выпадаютъ на долю совершенно неповинныхъ въ дѣлахъ, за которыя они награждаются или наказѵются, не слѣдуетъ ли изъ этого, что ваше ученіе безнравственно, ваша религія побуждаетъ къ безнравственнымъ поступкамъ, и не предотвращаетъ ихъ. Отчего человѣку не сдѣлаться убійцею, воромъ, любострастнымъ? Зачѣмъ ему заботиться о томъ, что дѣла его грѣшны? Въ слѣдующемъ существованіи развѣ онъ будетъ наказанъ? Наказано будетъ иное, съ нимъ ни чѣмъ не связанное, отъ него безусловно отличное существо?
Задѣтый этимъ враждебнымъ истолкованіемъ святаго слова Будды, Гунананда выступилъ въ бой также стремительно и начавъ личными нападками на оратора противной стороны, осмѣявъ его и погубивъ предъ своими слушателями его ученую репутацію, онъ перешелъ къ самозцщитѣ: мы, буддисты, признаемъ пять элементовъ въ живомъ существѣ: органическое тѣло (или форму), ощущеніе, познавательную способность, умственныя движенія и сознаніе. Умираетъ человѣкъ, его тѣло кладется въ гробъ, и вмѣстѣ съ этимъ прекращается ощущеніе. И такимъ образомъ вы можете быть увѣрены, ни одна изъ этихъ частей никогда не переходила въ тотъ міръ блаженствовать или страдать отъ наказаній. Точно также и остальныя три части со смертью человѣка переставали существовать; ни одна изъ нихъ не страдала въ послѣдующемъ существованіи отъ дѣлъ, свершенныхъ въ этой жизни; но, однакоже, существо, произведенное одновременно съ уничтоженіемъ пяти составныхъ частей, не было инымъ, отличнымъ отъ изчезнувшаго. Для поясненія этого ученія Гунананда обратился къ слѣдующему примѣру: многочтимая Библія христіанъ не есть оригинальная Библія, написанная Моисеемъ и другими и бывшая въ употребленіи между первыми послѣдователями Христа; но мы не можемъ сказать, чтобы то была другая Библія; хотя обѣ книги и не тождественны, но сущность обѣихъ одна и таже. Тоже самое нужно разумѣть объ атма (т. е. о душѣ). Хотя, когда кто-либо умираетъ, всѣ составныя части, образующія человѣка, исчезаютъ здѣсь, ни единая доля ихъ не переносится въ тотъ міръ, но, однако же, существо являющееся какъ слѣдствіе, не есть иное, а потому неправильно говорить, что иное существо страдаетъ за добро и зло, свершенное здѣсь, и одинаково неправильно утверждать, что одно и тоже существо такимъ образомъ страдаетъ. Къ этому далѣе онъ нашелъ нужнымъ прибавить: еслибы человѣческая душа въ будущемъ бытіи могла вкушать плодъ дѣлъ, свершенныхъ въ этой жизни, то существа, живущія въ небесахъ, были бы людьми. Человѣческія существа, говорилъ онъ далѣе, подвержены двумъ смертямъ; одна - это ежеминутно свершающееся полное измѣненіе ощущеній, своимъ слѣдствіемъ имѣющее произведеніе новыхъ, другая есть та смерть, которую всякій подразумѣваетъ въ словахъ: идти въ тотъ міръ. Ощущенія, какъ всякій хорошо знаетъ, ежеминутно измѣняются; желанія, сила мышленія, страсти, мнѣнія, измѣняются ежеминутно. Тому же, хотя и незамѣтно, подвергается и тѣло, состоящее по мнѣнію буддистовъ изъ тридцати двухъ частей; напримѣръ волосы, одна изъ этихъ тридцати двухъ составныхъ частей, растутъ ежедневно и если ихъ не стричь, то достиженіе ими необыкновенной длины предотвращается только случайнымъ отпаденіемъ ихъ концовъ; такимъ образомъ волосы, что у насъ теперь на головѣ, не тѣ же самые которые были у насъ въ дѣтствѣ. Это измѣненіе не ограничивается только волосами; остальныя составныя части тѣла раздѣляютъ ту же участь; онѣ ежеминутно производятся и исчезаютъ. И кромѣ того различныя части органическаго тѣла (т. е. внѣшнія формы) подвержены той моментальной смерти, о которой говорилось выше.
Перейдя затѣмъ къ описанію второй смерти, Гунананда пояснилъ то, что связываетъ существо умершее съ новонародившимся: умираетъ человѣкъ, и одновременно происходитъ измѣненіе существованія: и новому существу явившемуся въ слѣдствіе этой причины переносится сущность (квинтъ эссенція) вожделѣній умершаго человѣка. Не новое существо появилось, ибо вожделѣніе, произведшее это существо не есть новое, но только результатъ предшествовавшихъ вожделѣній. Начало одно у этихъ вожделѣній, и между ними есть непрерывность; сущность ихъ облекалась въ форму при смерти. Христіане принимаютъ, что душа отправляется въ тотъ міръ и есть безсмертна; буддисты же утверждаютъ, что есть только привязанность къ существованію. Ихъ ученіе объ этомъ выражается въ формулѣ nа са so, nа са anno, т. е. существо являющееся одновременно со смертью и не тождественно съ умершимъ (nа са so) и не отлично отъ него (nа са anno).
Сорвите, говорилъ онъ далѣе, пальмовый листъ и положите его на солнце, и вотъ мало-по-малу, постепенно исчезаетъ зеленый цвѣтъ и листъ становится бѣлымъ, такъ и существо, умирая, мало-по-малу утрачиваетъ свои чувства; въ мукахъ смерти оно лишается зрѣнія и слуха, но къ сердцу остаются привязанными ощущенія, пониманіе и чувство жизни; первое помогаетъ воспринимать предметы, прикасающіеся къ тѣлу, второе различать предметы и третье чувство жизни есть безсмертное бытіе. И когда наступитъ часъ смерти, существо, имѣя въ сердцѣ ощущеніе, пониманіе и чувство жизни, видитъ какъ бы во снѣ, что оно передѣлываетъ всѣ дѣла, грѣшныя или добрыя, которымъ предавался въ жизни. Напримѣръ, если человѣкъ былъ убійцею или свершалъ въ своей жизни другія ненавистныя преступленія, въ послѣднее мгновенье жизни онъ какъ бы чувствуетъ, что, съизнова повторяетъ ихъ.-Но, если его жизнь на землѣ была добродѣтельна, если онъ свершалъ добрыя дѣла, раздавалъ милостыню, соблюдалъ заповѣди, умирая, онъ какъ бы прозрѣваетъ, что начинаетъ переживать ту же святую жизнь; и если въ послѣднія мгновенія смерти человѣку представится такая картина, его будущее бытіе несомнѣнно должно быть блаженнымъ. Одинаково несомнѣнно, что существо, воображающее себя при смерти свершающимъ безнравственныя дѣла переродится въ юдоли печали. Это предчувствіе будущей жизни похоже на сонъ; человѣкъ какъ бы во снѣ видитъ то состояніе, въ которое онъ долженъ переродиться. Такъ какъ это состояніе, блаженное или горестное, всегда является человѣку въ чарующемъ видѣ, онъ полный вожделѣнія привязывается къ нему и вслѣдствіе этого одновременно со смертью происходитъ зарожденіе въ томъ состояніи, которое человѣкъ предчувствовалъ.
Такимъ образомъ очевидно, что смерть и зарожденіе въ иномъ бытіи одновременны. Словомъ, здѣшнія дѣйствія и здѣшнія желанія человѣка обусловливаютъ его будущую судьбу, и эта привязанность къ существованію (во что вѣруютъ буддисты), совершенно сообразна съ тѣми вожделѣніями, кои человѣкъ имѣетъ во время своего существованія на землѣ. Ни одна часть человѣка не отправляется въ тотъ міръ съ тѣмъ, чтобы съизнова родиться, но сообразно съ тѣми же вожделѣніями, которыя существовали у него, является при смерти привязанность къ существованію; а потому безразсудно утверждать, что иное существо страдаетъ за дѣла, свершенные въ этомъ мірѣ. Буддійскій апологетъ пошелъ еще дальше; онъ сталъ утверждать, что въ сущности буддійское ученіе не противорѣчитъ христіанамъ. Буддизмъ учитъ, что человѣкъ безначаленъ и безконеченъ, и воззрѣніе это подкрѣпляется христіанскою библіею. Въ книгѣ Бытія II, 7, читаемъ: „и вдуну вь лице его дыханіе жизни“. По этому разсказу не можетъ быть никакого сомнѣнія въ томъ, что дыханіе полученное Адамомъ было частью дыханія Бога превѣчнаго; такимъ образомъ Адамъ сталъ вѣчнымъ; но если справедливо, что Адамъ праотецъ всѣхъ людей, то и всѣ люди вѣчны, а именно это и есть ученіе буддистовъ, т. е. что человѣкъ безначаленъ и безконеченъ. Выдти изъ этого превѣчнаго существованія можно только вступивъ въ Нирвану. Выходъ этотъ исключительный, потому что общее правило: существовать вѣчно, вращаться въ нерожденномъ безконечномъ мірѣ перерожденія; спасется, т. е. перестанетъ перерождаться только тотъ, кто приметъ на себя тяжелый подвигъ идти по путямъ святости, предписаннымъ Буддою.
Христіанами былъ поднятъ еще одинъ важный вопросъ; потерпѣвъ нѣкоторую неудачу съ однимъ ораторомъ, миссіонеры выставили другаго, не ученаго, но мастера толково говорить и человѣка смѣлаго. Въ первое же свое выступленіе онъ поставилъ такой вопросъ: буддисты молятся, ищутъ защиты или убѣжища у Будды, закона (дхарма) и собранія духовныхъ (сангха). Но.зачѣмъ они ищутъ убѣжища въ одномъ изъ этихъ трехъ? И какую защиту они могутъ получить отъ нихъ? Нѣтъ тамъ солнечнаго свѣта гдѣ нѣтъ солнца, такъ и нѣть защиты отъ лица не существующаго. Будда вступилъ въ Нирвану, достигъ уничтоженія, какое же убѣжище можно найти у него или какую защиту? Такимъ образомъ первая защита не имѣетъ никакого значенія. Не лучше вторая защита отъ закона, или отъ книгъ проповѣди. И какъ можетъ человѣкъ искать убѣжища или защиты у книгъ? Не вѣрнѣе ли предполагать, что человѣкъ долженъ заботиться о книгахъ и оберегать ихъ. Не ясно ли что и вторая защита не имѣетъ никакого значенія. Не много можно сказать о третьей защитѣ или о собраніи духовныхъ. Извѣстно, что на Цейлонѣ двѣ секты: амарапурская и сіамская, и каждая изъ этихъ сектъ утверждаетъ о другой, что она не имѣетъ надлежащаго посвященія или правилъ нравственности, что ея члены не суть монахи. А потому прежде, нежели искать защиты у собранія духовныхъ, нужно рѣшить, гдѣ эти духовные? И если бы даже вопросъ объ этомъ былъ рѣшенъ, къ чему это послужило бы? Безнравственность монаховъ достаточно извѣстна: не увидали ли бы мы какъ слѣпецъ слѣпца ведетъ? Буддійскимъ ли монахамъ, людямъ исполненнымъ страсти, зависти, невѣжества руководить народомъ?
И на это отвѣчалъ Гунананда и по своему совершенно разбилъ противника: если бы, началъ онъ, мой противникъ понималъ написанное, то не сталъ бы говорить такихъ несообразностей. Написано, что смерть Будды имѣла три фазиса: 1) смерть страстей, когда Гаутама сталъ Буддою, сидя въ Гаѣ, подъ древомъ Бодхи (ficus religiosa); 3) смерть составныхъ элементовъ его существа, въ Ііусинарѣ, и третья смерть: 3) смерть его мощей; она настанетъ чрезъ пять тысячъ лѣтъ послѣ второй или чрезъ двѣ тысячи пять сотъ лѣтъ, считая отъ нашего времени. Тогда всѣ мощи соберутся около святаго древа въ Гаѣ, примутъ форму живого Будды и послѣ краткой проповѣди богамъ перестанутъ существовать. До этихъ поръ достиженіе Буддою Нирваны не полное, и съ вѣрою молиться мощамъ или дѣлать имъ приношенія, такое же святое дѣло, какъ молитва или приношеніе живому Буддѣ. А потому въ высшей степени несправедливо утверждать, что вліяніе Будды не существуетъ въ настоящее время. Защита отъ закона не значитъ исканіе убѣжища въ книгахъ проповѣди, но и въ ихъ ученіи; кто правильно увѣровалъ въ это, тотъ будетъ спасенъ. Что касается до третьей защиты, то, конечно, при этомъ рѣчь идетъ не о грѣшныхъ монахахъ, а о тѣхъ, которые безгрѣшны и безстрастны. Относительно споровъ между двумя сектами, Гунананда замѣтилъ, что достойные монахи не принимаютъ въ нихъ участія.
Этимъ вопросомъ покончился диспутъ между христіанами и буддистами. Обѣ стороны разошлись, не убѣдивъ другъ друга и взаимно питая большую противъ прежняго ненависть.
Отчетъ объ этомъ диспутѣ напечатанъ на сингалезскомъ и англійскомъ языкахъ, изъ него можно видѣть, съ какого изворотливостью Гунананда выходилъ изъ затруднительныхъ положеній; онъ не старался убѣдить своихъ противниковъ, или разъяснить истину, ему нужно было подорвать въ народѣ довѣріе къ миссіонерамъ и этого онъ достигъ вполнѣ. Нападая на своихъ противниковъ, онъ перестроилъ по своему все ихъ ученіе и выдвинулъ цѣлый рядъ дикихъ вопросовъ, которые, вслѣдствіе своей нелѣпости, поставляли миссіонеровъ въ затрудненіе. И чего только онъ не говорилъ по поводу библейской исторіи?! Онъ утверждалъ напримѣръ, что христіане всюду стараются обмануть тотъ народъ, которому они проповѣдуютъ. Они, придя куда либо, и начавъ проповѣдь, даютъ своему богу то имя, которое уже передъ тѣмъ чтилось народомъ.
Такъ, въ Калькуттѣ, они называютъ своего бога именемъ Исвара, на Цейлонѣ именемъ Девіянвахансе. И это дѣлается не по необходимости, а съ цѣлью обмануть народъ. Весьма часто христіане выпускаютъ отдѣльныя части Библіи, такъ напримѣръ въ послѣднемъ сингалезскомъ изданіи выпущенъ стихъ Лев. XVII. 6. „Христіане, вѣроятно, устыдились того, что станетъ извѣстно, какъ они приносили жертвы чертямъ и вотъ они выпускаютъ это мѣсто изъ новаго изданія... Впрочемъ, прибавилъ онъ затѣмъ, таковыя выпуски или прибавки дѣлаютъ только протестанты, католики не дѣлаютъ этого и потому заслуживаютъ великихъ похвалъ Ему замѣчали, что стихъ, о которомъ онъ говорилъ, не выпущенъ, а перестановленъ, и въ новомъ изданіи онъ также находится. Но, Гунананда не унимался и перешелъ къ толкованію стиха Бытія VI. 6. Кто свершаетъ, спрашивалъ онъ, такія дѣла, раскаиваться въ которыхъ есть основаніе?... Если вашъ Богъ всевѣдущъ, онъ долженъ былъ предвидѣть послѣдствія своего творчества “... Разбитый и на этомъ пунктѣ, онъ не останавливался, отыскивалъ новыя нападки, придирался къ словамъ, разбиралъ легенды, не понимая ни духа богодухновенной книги, ни высокой нравственности Евангелія. Въ послѣдней своей рѣчи, защищая буддійскую космологію, онъ усумнился въ теоріи Ньютона, обозвалъ ее скороспѣлою. Такого оратора выставили буддисты и онъ имѣлъ успѣхъ."
http://www.orientalstudies.ru/rus/images/pdf/add1/b_minaev_1878.pdf
стр. 45-58
"Вѣра, и знаніе буддистовъ начали оскудѣвать уже давно, гораздо ранѣе прихода европейцевъ, распространенія англійскаго языка и дѣятельности миссіонеровъ. Индифферентизмъ въ вѣрѣ и пониженіе уровня знаній родной литературы начались со временъ малабарскихъ царей. Усиленіе европейскаго элемента на островѣ и попытки миссіонеровъ распространить христіанство вызвали здѣсь совершенно оригинальныя явленія: то и другое расшевелило нѣсколько монаховъ и буддійское общество; нельзя отрицать, что въ послѣдніе годы между монахами пробудилась дѣятельность, конечно, мѣстами, и болѣе тревожная нежели сильная; защищая себя отъ нападковъ миссіонеровъ и слыша, что въ Европѣ ихъ литературу изучаютъ, они взялись за свои книги, стали ихъ собирать, выписывать новыя списки изъ Бирмы и Сіама и коекакъ нѣкоторые, до сихъ поръ незначительное меньшинство, начали изучать св. писаніе. Особенно примѣтно это движеніе и новый разцвѣтъ буддизма на югѣ острова, гдѣ нерѣдко въ монастыряхъ находятся богатыя библіотеки, собранныя въ послѣдніе годы главнымъ образомъ въ Бирмѣ; но и тамъ знающіе монахи попадаются не часто.
Въ Коломбо я имѣлъ случай близко познакомиться съ одной будційской школой; въ то время эта школа была единственная въ своемъ родѣ; она заведена на пожертвованія - частныхъ лицъ и имѣетъ своею цѣлью распространеніе знаній палійской литературы, какъ между монахами, такъ равно и въ средѣ мірянъ. Школа, нѣчто въ родѣ начинающагося буддійскаго университета, называется „восходъ знанія “ (Видьодая); она не помѣщается при храмѣ, но въ отдѣльномъ домѣ, занимаемомъ монахомъ Сумангала. Сумангала, одинъ изъ ученѣйшихъ сингалезсцевъ въ наше время, устроилъ эту школу; онъ ея главный начальникъ и пока единственный учитель. Учениковъ немного: сорокъ пять монаховъ и двѣнадцать мірянъ. Благодаря его стараніямъ и усердію преподаваніе идетъ успѣшно; конечно, оно ограничивается исключительно изученіемъ св. писанія на языкѣ Пали и чтеніемъ нѣкоторыхъ памятниковъ на санскритскомъ языкѣ, напримѣръ избранныхъ произведеній поэта Калидасы и грамматики Вопадевы. Учатся по тому же методу, которому слѣдуютъ и въ Индіи: ученикъ затверживаетъ наизусть, что говоритъ учитель и самъ не работаетъ: то, что было объяснено, то ученики знаютъ твердо, но становятся въ тупикъ и совершенно безпомощны какъ скоро вопросъ касается какого либо мѣста, не прочитаннаго вмѣстѣ съ учителемъ, хотя бы такое мѣсто было и очень легко. Письменныхъ работъ ученики не дѣлаютъ: затверживаніе разбираемаго памятника есть главная цѣль ученія. Учитель, прочитавъ нѣсколько строкъ, дѣлаетъ ихъ перифразъ, и переводъ на сингалезскій языкъ, затѣмъ разбираетъ этимологически каждое слово и подбираетъ синонимы; во всемъ этомъ онъ рабски слѣдуетъ древнимъ образцамъ коментаторовъ. Ученики прилежно записываютъ за нимъ и должны выучивать это къ мѣсячнымъ и годичнымъ экзаменамъ. Къ этому времени изготовляется рядъ вопросовъ по предметамъ прочитаннымъ; вопросы главнымъ образомъ относятся или къ грамматикѣ, или къ буддійскому каноническому праву; вопросы могутъ быть задаваемы и лицами посторонними. На одномъ изъ мѣсячныхъ экзаменовъ монахамъ были предложены слѣдующія вопросы по каноническому праву. 1) Отъ нецѣломудрія бываютъ ли проступки. Въ какія впадаютъ? - 2) Какія слѣдствія нецѣломудрія? Эти вопросы они должны были разрѣшить цитатами изъ св. писанія.
Въ декабрѣ, по окончаніи годичныхъ экзаменовъ, бываетъ торжественный актъ въ школѣ. Въ декабрѣ 1875 года мнѣ удалось быть на этомъ торжествѣ; въ этомъ году годичный актъ собирались отпраздновать съ особою торжественностью, ибо ожидали посѣщенія губернатора; но оно не состоялось и всѣ приготовленія: арка изъ зелени, и уборка дома зеленью и т. п., почти что пропали даромъ; собралось хотя много публики, но одни сингалезсцы; такъ какъ школѣ сочувствуютъ въ туземномъ обществѣ, какъ дѣлу доброму и патріотическому, то на актѣ было много монаховъ; они сидѣли отдѣльно отъ мірянъ, на возвышеніи нарочно для нихъ устроенномъ. На актѣ произносились рѣчи, читались стихи, раздавались награды; все происходило также, какъ на актахъ въ англійскихъ школахъ. По окончаніи акта явился приглашенный фотографъ и снялъ портретную группу со всѣхъ монаховъ. На этомъ собраніи были лучшіе и ученѣйшіе представители цейлонскаго монашества. Но, по ученымъ представителямъ монашества, нельзя составить себѣ вѣрнаго понятія о томъ, что такое большинство цейлонскихъ монаховъ.
Въ томъ же городѣ Коломбо мнѣ пришлось узнать другаго замѣчательнаго монаха, не ученаго, но практическаго дѣятеля; онъ пользуется большою извѣстностью на островѣ, любимъ народомъ невѣжественнымъ и весьма мало уважаемъ людьми свѣдущими и порядочными. Гунананда, о которомъ я хочу сказать нѣсколько словъ, живетъ въ монастырѣ выстроенномъ на частныя пожертвованія по его иниціативѣ. Монастырь этотъ находится въ отдаленной части города, въ Котахенѣ, и по его словамъ построеніе одного храма стоятъ около пятгі тысячъ фунтовъ; кромѣ того здѣсь же есть просторное помѣщеніе для монаховъ. Монастырь носитъ названіе „двипадоттама вихара, или монастырь высочайшаго между людьми (т. е. Будды) Молва о настоятелѣ «богатаго монастыря не красива: говорятъ, что онъ имѣетъ двухъ женъ, множество дѣтей, занимается подъ чужимъ именемъ торговлею, словомъ ведетъ жизнь неприличную для монаха. Но ему нельзя отказать въ природномъ умѣ, а особенно въ смѣлости; благодаря этой смѣлости и дару слова, дѣйствительно необычайному, онъ съумѣлъ составить себѣ репутацію проповѣдника; слушать его сходятся толпы, Онъ умѣетъ нравиться народу и увлекать его своимъ словомъ; знаній у него нѣтъ большихъ и то, что онъ знаетъ, то добыто имъ по наслышкѣ отъ другихъ, болѣе ученыхъ; но малыми свѣдѣніями онъ отлично владѣетъ; толкуетъ просто и вразумительно для толпы. Между своими собратами онъ славится также, какъ знатокъ Библіи; Библію,- или слѣдуя его произношенію Байбль, онъ дѣйствительно читалъ, но знать ее не зналъ, и толковалъ совершенно превратно. Гунананда создалъ цѣлую теорію о происхожденіи евреевъ и разъ разсказывалъ мнѣ слѣдующее:
- За три тысячи лѣтъ, говорилъ онъ, на нашемъ островѣ жило племя Хабара (т. е. Ебрью, Евреи). Племя это чтило и молилось яккхамъ. Родился между ними одинъ великій человѣкъ, Адамъ по имени. Этотъ человѣкъ былъ весьма искусенъ, ибо много жертвъ принесъ яккхамъ. Вступилъ онъ въ сожительство съ родною сестрою; это узнали и онъ долженъ былъ оставить родную страну. Оставилъ онъ островъ и переплылъ въ Аравію. Тамъ онъ написалъ книгу (т. е. Библію), взялъ онъ ее и сталъ странствовать; такъ прошло много времени. Родились у него два сына: одного звали Баянбалъ. Другой же женился на дѣвушкѣ изъ Аравіи, отъ него и произошли всѣ Хебрью.
- Какъ это, Адамъ жилъ на Цейлонѣ?
- А развѣ на Цейлонѣ нѣтъ мѣста Хабарагамъ? развѣ гора Самантакута, гдѣ слѣдъ Господа Будды, не называется Adam’s peak? Если бы Адамъ не родился на островѣ, откуда бы взяться этимъ названіямъ?
Грѣхопаденіе онъ также толковалъ своеобразно:
- Сатана, говорилъ онъ, это значитъ желаніе; запретный плодъ - плотскія наслажденія. Вкусить отъ запретнаго плода, не могло ничего другаго значить!
Онъ освѣдомился у меня, женатое ли наше духовенство, и не выразилъ своего одобрѣнія по поводу того, что узналъ. Гунананда, имѣя на сторонѣ двухъ женъ, стоялъ за целибатъ. Своимъ храмомъ, постройка котораго такъ дорого обошлась, онъ любилъ похвастать, ему очень хотѣлось, чтобы губернаторъ пріѣхалъ посмотрѣть на храмъ. Храмъ дѣйствительно былъ украшенъ изрядною живописью. Особенно поразила меня картина надъ входного дверью. Когда англичане, во время войны съ Бирмою, овладѣли Рангуномъ, они взорвали тамъ ступу. Этотъ моментъ воспроизведенъ на картинѣ въ верху, надъ входною дверью. Ступа изображена летящей по воздуху и рука съ неба хватаетъ ее. Внизу подпись по-англійски: „посвящается директорамъ остъ-индской компаніи".
Когда вь 1872 году, въ августѣ мѣсяцѣ, миссіонеры вызвали буддійскихъ монаховъ на словесное состязаніе и оно дѣйствительно состоялось въ Пантурѣ, Гунананда явился представителемъ со стороны буддистовъ и вышелъ благодаря своей ловкости и смѣлости, побѣдителемъ изъ диспута, который продолжался три дня. Миссіонеры съ своей стороны выставили двухъ ораторовъ; оба они туземцы по происхожденію, и знали буддійское св, писаніе въ такой же степени, въ какой Библія была извѣстна Гунанандѣ, но ни у того, ни у другаго не было ни ловкости, ни смѣлости буддійскаго апологета; ихъ нападки касались главнымъ образомъ буддійской метафизики, т. е. предмета мало или совсѣмъ недоступнаго толпѣ, и къ тому же первый изъ ораторовъ съ христіанской стороны говорилъ не ясно, пересыпая свою рѣчь цитатами на пали, непонятными народу.
Онъ задалъ буддистамъ вопросъ не легкій для разрѣшенія; но Гунананда, наученный болѣе свѣдущими, съумѣлъ вывернуться изъ неловкаго положенія и съ разу бросить невыгодную тѣнь на знанія своего противника. „Немного нужно проницательности, говорилъ онъ, для того, чтобы сдѣлать правильную оцѣнку рѣчи досточтимаго г-на де-Силва. Никто не понялъ этой безсвязной рѣчи; не понятны были толкованія текстовъ св. писанія. Тотъ, кто хочетъ заняться этимъ вопросомъ, долженъ знать и языкъ св. писанія и самыя книги... Я покажу вамъ, въ какой степени досточтимый господинъ изучалъ то и другое; по счастью, у меня въ рукахъ небольшое изданіе, которое облегчитъ мнѣ значительно, мой трудъ“. Сказавъ это, онъ взялъ небольшое изданіе, сдѣланное его противникомъ и стадъ разбирать переводъ на Пали молитвы „Отче нашъ“. „Вотъ, говорилъ онъ, слово, котораго не существуетъ въ языкѣ Пали, а вотъ другое, средняго рода сочетается съ опредѣлительнымъ прилагательнымъ въ мужескомъ родѣ“; всѣ эти и другіе промахи безжалостный критикъ отыскалъ на первыхъ двухъ строкахъ. „Если, продолжалъ, онъ, досточтимый г. деСилва не умѣетъ сочетать двухъ словъ на Пали, согласно съ грамматическими правилами, если въ немногихъ строкахъ онъ надѣлалъ столько промаховъ, то его слушатели могутъ сами теперь судить, по силамъ ли ему объясненіе туманной метафизики великаго Будды.
Пренія открылись, какъ я сказалъ, христіанами; натискъ сдѣланъ былъ сильный; сущность нападковъ состояла въ слѣдующемъ: вы, буддисты, отрицаете существованіе души и въ тоже время учите и вѣруете въ перерожденіе. Что же изъ этого слѣдуетъ? Не слѣдуетъ ли изъ этого, что существо дѣйствующее, свершающее добрые и злые дѣла, и пожинающее плоды этихъ дѣлъ не одно и тоже; одно существо грѣшитъ, а за его грѣхи наказуется иное, совершенно не тождественное съ нимъ существо, и наоборотъ, одно существо добродѣтельно, а награда за добродѣтель выпадаетъ на долго существа отличнаго. Если же награда и наказанія выпадаютъ на долю совершенно неповинныхъ въ дѣлахъ, за которыя они награждаются или наказѵются, не слѣдуетъ ли изъ этого, что ваше ученіе безнравственно, ваша религія побуждаетъ къ безнравственнымъ поступкамъ, и не предотвращаетъ ихъ. Отчего человѣку не сдѣлаться убійцею, воромъ, любострастнымъ? Зачѣмъ ему заботиться о томъ, что дѣла его грѣшны? Въ слѣдующемъ существованіи развѣ онъ будетъ наказанъ? Наказано будетъ иное, съ нимъ ни чѣмъ не связанное, отъ него безусловно отличное существо?
Задѣтый этимъ враждебнымъ истолкованіемъ святаго слова Будды, Гунананда выступилъ въ бой также стремительно и начавъ личными нападками на оратора противной стороны, осмѣявъ его и погубивъ предъ своими слушателями его ученую репутацію, онъ перешелъ къ самозцщитѣ: мы, буддисты, признаемъ пять элементовъ въ живомъ существѣ: органическое тѣло (или форму), ощущеніе, познавательную способность, умственныя движенія и сознаніе. Умираетъ человѣкъ, его тѣло кладется въ гробъ, и вмѣстѣ съ этимъ прекращается ощущеніе. И такимъ образомъ вы можете быть увѣрены, ни одна изъ этихъ частей никогда не переходила въ тотъ міръ блаженствовать или страдать отъ наказаній. Точно также и остальныя три части со смертью человѣка переставали существовать; ни одна изъ нихъ не страдала въ послѣдующемъ существованіи отъ дѣлъ, свершенныхъ въ этой жизни; но, однакоже, существо, произведенное одновременно съ уничтоженіемъ пяти составныхъ частей, не было инымъ, отличнымъ отъ изчезнувшаго. Для поясненія этого ученія Гунананда обратился къ слѣдующему примѣру: многочтимая Библія христіанъ не есть оригинальная Библія, написанная Моисеемъ и другими и бывшая въ употребленіи между первыми послѣдователями Христа; но мы не можемъ сказать, чтобы то была другая Библія; хотя обѣ книги и не тождественны, но сущность обѣихъ одна и таже. Тоже самое нужно разумѣть объ атма (т. е. о душѣ). Хотя, когда кто-либо умираетъ, всѣ составныя части, образующія человѣка, исчезаютъ здѣсь, ни единая доля ихъ не переносится въ тотъ міръ, но, однако же, существо являющееся какъ слѣдствіе, не есть иное, а потому неправильно говорить, что иное существо страдаетъ за добро и зло, свершенное здѣсь, и одинаково неправильно утверждать, что одно и тоже существо такимъ образомъ страдаетъ. Къ этому далѣе онъ нашелъ нужнымъ прибавить: еслибы человѣческая душа въ будущемъ бытіи могла вкушать плодъ дѣлъ, свершенныхъ въ этой жизни, то существа, живущія въ небесахъ, были бы людьми. Человѣческія существа, говорилъ онъ далѣе, подвержены двумъ смертямъ; одна - это ежеминутно свершающееся полное измѣненіе ощущеній, своимъ слѣдствіемъ имѣющее произведеніе новыхъ, другая есть та смерть, которую всякій подразумѣваетъ въ словахъ: идти въ тотъ міръ. Ощущенія, какъ всякій хорошо знаетъ, ежеминутно измѣняются; желанія, сила мышленія, страсти, мнѣнія, измѣняются ежеминутно. Тому же, хотя и незамѣтно, подвергается и тѣло, состоящее по мнѣнію буддистовъ изъ тридцати двухъ частей; напримѣръ волосы, одна изъ этихъ тридцати двухъ составныхъ частей, растутъ ежедневно и если ихъ не стричь, то достиженіе ими необыкновенной длины предотвращается только случайнымъ отпаденіемъ ихъ концовъ; такимъ образомъ волосы, что у насъ теперь на головѣ, не тѣ же самые которые были у насъ въ дѣтствѣ. Это измѣненіе не ограничивается только волосами; остальныя составныя части тѣла раздѣляютъ ту же участь; онѣ ежеминутно производятся и исчезаютъ. И кромѣ того различныя части органическаго тѣла (т. е. внѣшнія формы) подвержены той моментальной смерти, о которой говорилось выше.
Перейдя затѣмъ къ описанію второй смерти, Гунананда пояснилъ то, что связываетъ существо умершее съ новонародившимся: умираетъ человѣкъ, и одновременно происходитъ измѣненіе существованія: и новому существу явившемуся въ слѣдствіе этой причины переносится сущность (квинтъ эссенція) вожделѣній умершаго человѣка. Не новое существо появилось, ибо вожделѣніе, произведшее это существо не есть новое, но только результатъ предшествовавшихъ вожделѣній. Начало одно у этихъ вожделѣній, и между ними есть непрерывность; сущность ихъ облекалась въ форму при смерти. Христіане принимаютъ, что душа отправляется въ тотъ міръ и есть безсмертна; буддисты же утверждаютъ, что есть только привязанность къ существованію. Ихъ ученіе объ этомъ выражается въ формулѣ nа са so, nа са anno, т. е. существо являющееся одновременно со смертью и не тождественно съ умершимъ (nа са so) и не отлично отъ него (nа са anno).
Сорвите, говорилъ онъ далѣе, пальмовый листъ и положите его на солнце, и вотъ мало-по-малу, постепенно исчезаетъ зеленый цвѣтъ и листъ становится бѣлымъ, такъ и существо, умирая, мало-по-малу утрачиваетъ свои чувства; въ мукахъ смерти оно лишается зрѣнія и слуха, но къ сердцу остаются привязанными ощущенія, пониманіе и чувство жизни; первое помогаетъ воспринимать предметы, прикасающіеся къ тѣлу, второе различать предметы и третье чувство жизни есть безсмертное бытіе. И когда наступитъ часъ смерти, существо, имѣя въ сердцѣ ощущеніе, пониманіе и чувство жизни, видитъ какъ бы во снѣ, что оно передѣлываетъ всѣ дѣла, грѣшныя или добрыя, которымъ предавался въ жизни. Напримѣръ, если человѣкъ былъ убійцею или свершалъ въ своей жизни другія ненавистныя преступленія, въ послѣднее мгновенье жизни онъ какъ бы чувствуетъ, что, съизнова повторяетъ ихъ.-Но, если его жизнь на землѣ была добродѣтельна, если онъ свершалъ добрыя дѣла, раздавалъ милостыню, соблюдалъ заповѣди, умирая, онъ какъ бы прозрѣваетъ, что начинаетъ переживать ту же святую жизнь; и если въ послѣднія мгновенія смерти человѣку представится такая картина, его будущее бытіе несомнѣнно должно быть блаженнымъ. Одинаково несомнѣнно, что существо, воображающее себя при смерти свершающимъ безнравственныя дѣла переродится въ юдоли печали. Это предчувствіе будущей жизни похоже на сонъ; человѣкъ какъ бы во снѣ видитъ то состояніе, въ которое онъ долженъ переродиться. Такъ какъ это состояніе, блаженное или горестное, всегда является человѣку въ чарующемъ видѣ, онъ полный вожделѣнія привязывается къ нему и вслѣдствіе этого одновременно со смертью происходитъ зарожденіе въ томъ состояніи, которое человѣкъ предчувствовалъ.
Такимъ образомъ очевидно, что смерть и зарожденіе въ иномъ бытіи одновременны. Словомъ, здѣшнія дѣйствія и здѣшнія желанія человѣка обусловливаютъ его будущую судьбу, и эта привязанность къ существованію (во что вѣруютъ буддисты), совершенно сообразна съ тѣми вожделѣніями, кои человѣкъ имѣетъ во время своего существованія на землѣ. Ни одна часть человѣка не отправляется въ тотъ міръ съ тѣмъ, чтобы съизнова родиться, но сообразно съ тѣми же вожделѣніями, которыя существовали у него, является при смерти привязанность къ существованію; а потому безразсудно утверждать, что иное существо страдаетъ за дѣла, свершенные въ этомъ мірѣ. Буддійскій апологетъ пошелъ еще дальше; онъ сталъ утверждать, что въ сущности буддійское ученіе не противорѣчитъ христіанамъ. Буддизмъ учитъ, что человѣкъ безначаленъ и безконеченъ, и воззрѣніе это подкрѣпляется христіанскою библіею. Въ книгѣ Бытія II, 7, читаемъ: „и вдуну вь лице его дыханіе жизни“. По этому разсказу не можетъ быть никакого сомнѣнія въ томъ, что дыханіе полученное Адамомъ было частью дыханія Бога превѣчнаго; такимъ образомъ Адамъ сталъ вѣчнымъ; но если справедливо, что Адамъ праотецъ всѣхъ людей, то и всѣ люди вѣчны, а именно это и есть ученіе буддистовъ, т. е. что человѣкъ безначаленъ и безконеченъ. Выдти изъ этого превѣчнаго существованія можно только вступивъ въ Нирвану. Выходъ этотъ исключительный, потому что общее правило: существовать вѣчно, вращаться въ нерожденномъ безконечномъ мірѣ перерожденія; спасется, т. е. перестанетъ перерождаться только тотъ, кто приметъ на себя тяжелый подвигъ идти по путямъ святости, предписаннымъ Буддою.
Христіанами былъ поднятъ еще одинъ важный вопросъ; потерпѣвъ нѣкоторую неудачу съ однимъ ораторомъ, миссіонеры выставили другаго, не ученаго, но мастера толково говорить и человѣка смѣлаго. Въ первое же свое выступленіе онъ поставилъ такой вопросъ: буддисты молятся, ищутъ защиты или убѣжища у Будды, закона (дхарма) и собранія духовныхъ (сангха). Но.зачѣмъ они ищутъ убѣжища въ одномъ изъ этихъ трехъ? И какую защиту они могутъ получить отъ нихъ? Нѣтъ тамъ солнечнаго свѣта гдѣ нѣтъ солнца, такъ и нѣть защиты отъ лица не существующаго. Будда вступилъ въ Нирвану, достигъ уничтоженія, какое же убѣжище можно найти у него или какую защиту? Такимъ образомъ первая защита не имѣетъ никакого значенія. Не лучше вторая защита отъ закона, или отъ книгъ проповѣди. И какъ можетъ человѣкъ искать убѣжища или защиты у книгъ? Не вѣрнѣе ли предполагать, что человѣкъ долженъ заботиться о книгахъ и оберегать ихъ. Не ясно ли что и вторая защита не имѣетъ никакого значенія. Не много можно сказать о третьей защитѣ или о собраніи духовныхъ. Извѣстно, что на Цейлонѣ двѣ секты: амарапурская и сіамская, и каждая изъ этихъ сектъ утверждаетъ о другой, что она не имѣетъ надлежащаго посвященія или правилъ нравственности, что ея члены не суть монахи. А потому прежде, нежели искать защиты у собранія духовныхъ, нужно рѣшить, гдѣ эти духовные? И если бы даже вопросъ объ этомъ былъ рѣшенъ, къ чему это послужило бы? Безнравственность монаховъ достаточно извѣстна: не увидали ли бы мы какъ слѣпецъ слѣпца ведетъ? Буддійскимъ ли монахамъ, людямъ исполненнымъ страсти, зависти, невѣжества руководить народомъ?
И на это отвѣчалъ Гунананда и по своему совершенно разбилъ противника: если бы, началъ онъ, мой противникъ понималъ написанное, то не сталъ бы говорить такихъ несообразностей. Написано, что смерть Будды имѣла три фазиса: 1) смерть страстей, когда Гаутама сталъ Буддою, сидя въ Гаѣ, подъ древомъ Бодхи (ficus religiosa); 3) смерть составныхъ элементовъ его существа, въ Ііусинарѣ, и третья смерть: 3) смерть его мощей; она настанетъ чрезъ пять тысячъ лѣтъ послѣ второй или чрезъ двѣ тысячи пять сотъ лѣтъ, считая отъ нашего времени. Тогда всѣ мощи соберутся около святаго древа въ Гаѣ, примутъ форму живого Будды и послѣ краткой проповѣди богамъ перестанутъ существовать. До этихъ поръ достиженіе Буддою Нирваны не полное, и съ вѣрою молиться мощамъ или дѣлать имъ приношенія, такое же святое дѣло, какъ молитва или приношеніе живому Буддѣ. А потому въ высшей степени несправедливо утверждать, что вліяніе Будды не существуетъ въ настоящее время. Защита отъ закона не значитъ исканіе убѣжища въ книгахъ проповѣди, но и въ ихъ ученіи; кто правильно увѣровалъ въ это, тотъ будетъ спасенъ. Что касается до третьей защиты, то, конечно, при этомъ рѣчь идетъ не о грѣшныхъ монахахъ, а о тѣхъ, которые безгрѣшны и безстрастны. Относительно споровъ между двумя сектами, Гунананда замѣтилъ, что достойные монахи не принимаютъ въ нихъ участія.
Этимъ вопросомъ покончился диспутъ между христіанами и буддистами. Обѣ стороны разошлись, не убѣдивъ другъ друга и взаимно питая большую противъ прежняго ненависть.
Отчетъ объ этомъ диспутѣ напечатанъ на сингалезскомъ и англійскомъ языкахъ, изъ него можно видѣть, съ какого изворотливостью Гунананда выходилъ изъ затруднительныхъ положеній; онъ не старался убѣдить своихъ противниковъ, или разъяснить истину, ему нужно было подорвать въ народѣ довѣріе къ миссіонерамъ и этого онъ достигъ вполнѣ. Нападая на своихъ противниковъ, онъ перестроилъ по своему все ихъ ученіе и выдвинулъ цѣлый рядъ дикихъ вопросовъ, которые, вслѣдствіе своей нелѣпости, поставляли миссіонеровъ въ затрудненіе. И чего только онъ не говорилъ по поводу библейской исторіи?! Онъ утверждалъ напримѣръ, что христіане всюду стараются обмануть тотъ народъ, которому они проповѣдуютъ. Они, придя куда либо, и начавъ проповѣдь, даютъ своему богу то имя, которое уже передъ тѣмъ чтилось народомъ.
Такъ, въ Калькуттѣ, они называютъ своего бога именемъ Исвара, на Цейлонѣ именемъ Девіянвахансе. И это дѣлается не по необходимости, а съ цѣлью обмануть народъ. Весьма часто христіане выпускаютъ отдѣльныя части Библіи, такъ напримѣръ въ послѣднемъ сингалезскомъ изданіи выпущенъ стихъ Лев. XVII. 6. „Христіане, вѣроятно, устыдились того, что станетъ извѣстно, какъ они приносили жертвы чертямъ и вотъ они выпускаютъ это мѣсто изъ новаго изданія... Впрочемъ, прибавилъ онъ затѣмъ, таковыя выпуски или прибавки дѣлаютъ только протестанты, католики не дѣлаютъ этого и потому заслуживаютъ великихъ похвалъ Ему замѣчали, что стихъ, о которомъ онъ говорилъ, не выпущенъ, а перестановленъ, и въ новомъ изданіи онъ также находится. Но, Гунананда не унимался и перешелъ къ толкованію стиха Бытія VI. 6. Кто свершаетъ, спрашивалъ онъ, такія дѣла, раскаиваться въ которыхъ есть основаніе?... Если вашъ Богъ всевѣдущъ, онъ долженъ былъ предвидѣть послѣдствія своего творчества “... Разбитый и на этомъ пунктѣ, онъ не останавливался, отыскивалъ новыя нападки, придирался къ словамъ, разбиралъ легенды, не понимая ни духа богодухновенной книги, ни высокой нравственности Евангелія. Въ послѣдней своей рѣчи, защищая буддійскую космологію, онъ усумнился въ теоріи Ньютона, обозвалъ ее скороспѣлою. Такого оратора выставили буддисты и онъ имѣлъ успѣхъ."