Про йети, водку и ГКЧП
Тут по случаю годовщины путча многие делятся воспоминаниями об этом далеком героическом времени. Мне в 91-м хоть и было 11 лет, но у меня тоже есть поучительная история, не хуже иных прочих.
Лето 1991 года я проводил в городе Костомукша Карельской АССР. Тут, безусловно, нужна преамбула, потому как, уверен, большинство из вас про него и слыхом не слыхивали.
Костомукша - город не простой, а очень даже особый. Другого такого на просторах одной шестой суши больше не было. С середины семидесятых Костомукша была главным звеном в нерушимой цепи советско-финской дружбы. Началось все с того, что в тайге недалеко от границы нашли кучу бесхозной железной руды. Оставлять такое добро было жалко, а осваивать традиционным способом, согнав кучу зеков, чтобы они быстренько понастроили бараков, - ссыкотно. Это ж не Сибирь, тут два бугра, три болота и ты в капстране. Никакой охраны не напасешься.
Однако, товарищи из ЦК далеко не зря ели свой хлеб с икрой. Они придумали замечательный, беспроигрышный вариант. «А пусть нам комбинат и город замастрячат сами финны» - решили они - «Строители знатные, лишнего не уворуют, а расплатимся мы с ними потом этим самым железом, которое из земли подымем».
Сказано - сделано. Глазом не успели моргнуть, как в тайге вырос город-картинка на тридцать тысяч человек. Конечно, в идеале следовало бы и заселить туда финнов, но это уже тянуло на госизмену, поэтому по всей стране набрали самых проверенных металлургов и заманили их квартирами с неслыханным тогда евроремонтом в далекую и загадочную Карелию с голубыми глазами озер.
Когда мы приехали в Костомукшу в 85-м, это был сущий Клондайк. Город еще достраивался, граждане Суоми ходили по улице Ленина, как у себя дома, а члены партии и отличники производства, типа моего отца, нисколько не стесняясь, вступали с ними в товарно-товарные отношения, меняя водку на джинсы и конфеты Fazer. Чтобы не ударить в грязь лицом перед заграницей и хотя бы немного снизить мотивацию фарцовщиков, городские магазины под завязку забивались разнообразным дефицитом. При этом лишнего народу в очередях не паслось - чтобы попасть в Костомукшу, надо было преодолеть два кордона пограничников. Даже билет на поезд из Ленинграда продавали только по предъявлению специальной справки. Хорошее, словом, было время.
А вот в 91-м стало совсем наоборот. Хотя комбинат исправно гнал за рубеж окатыш, валюта за него где-то испарялась. В магазинах было шаром покати. Практически все продавалось по талонам. Ворох разноцветных карточек выдавали отцу на работе вместе с зарплатой, а по сути - вместо нее. В довершение всего съехали финны, и Костомукша совсем осиротела. Даже пограничники, которых до сих пор местные считали своими главными защитниками от алчных иногородних, обернулись коварными предателями. Ходили слухи, что они тормозят фуры с продуктами, направляющиеся в город, и половину заворачивают на свою заставу.
В этих условиях отец придумал хитрую комбинацию. Как активный член городского турклуба «Кипатры» он вызвался организовать байдарочный сплав по верховьям речки Чирка-Кемь. Маршрут был выбран с умыслом - в комбинатском профкоме отец упирал на то, что это будет не прогулка выходного дня, а героическая экспедиция первопроходцев к истокам великой карельской реки. Оттого хочешь-не хочешь, а надо по такому случаю распечатать НЗ, чтобы все участники похода были накормлены и смогли совершить то, что им, вне всяких сомнений, предначертано судьбой.
Не сразу, но примерно к началу августа в профкоме сломались. Участников предприятия, когда замысел стал ясен, нарисовалось примерно раза в четыре больше, чем во всей Костомукше наличествовало байдарок. Ради высокой цели они были готовы штурмовать Чирку-Кемь на надувных лодках, плотах или даже вплавь.
И тут отец совершил роковую ошибку - раздача пайков была назначена на вечер, предшествовавший старту сплава. Я был свидетелем этого события и могу ответственно утверждать - такого аншлага в клубе «Кипатры» не было ни до, ни после. Однако утром выяснилось, что неожиданно практически у всех членов экспедиции возникли безумно важные, не терпящие отлагательства дела. Многие заболели. Некоторые прервали отпуск, чтобы продолжить свою трудовую вахту, потому что надо срочно выполнять план XIII пятилетки. Одна участница похода ночью родила. В итоге на покорение Чирка-Кеми отправились два экипажа. В одном были мы с отцом, в другом - инструктор из заповедника дядя Дима.
Не буду утомлять вас описанием всех увлекательных приключений, которые случились с нами в этом походе. Скажу лишь, что их было немало. Главным же из них оказался дядя Дима. Он был замечательным водником, но в первый же вечер выяснилось, что к несчастью он является ревнителем туристических традиций, одна из которых гласила - все спиртное, что есть у участников похода, должно быть выпито на первой же ночевке, после чего все путешествие проходит всухую.
Правило это стоит признать весьма разумным. Однако же, в нашей ситуации его выполнение осложнялось тем фактом, что, в отличие от колбасы и консервов, водку на экспедицию отец получил с утра, в количестве, соответствующем полному списочному составу группы.
Но дядя Дима не привык пасовать перед трудностями. Водка должна была быть выпита, иначе нас ждал бы неминуемый провал. Борьбе с зеленым змием бывалый водник посвятил весь первый вечер и всю ночь. Но до победы было еще далеко, и утром дядя Дима настаивал, что нужно остаться в лагере еще на день. С трудом удалось уговорить его хотя бы собрать байдарки и пересечь озеро Кемь. Во время перехода он то и дело отставал на пару сотен метров от нашей лодки, после чего делал рукой какие-то подозрительные запрокидывающие движения.
Вечером, сценарий предыдущего дня повторился. Больше того, в какой-то момент дядя Дима обнаружил, что лагерь окружают йети. Он вскочил, заорал, что есть мочи и принялся отгонять их веслом, а когда отец отобрал его, то обиженный дядя Дима взял спиннинг, зацепил блесну за дерево и начал наворачивать круги вокруг лагеря, опутывая его леской. На пятом круге он рухнул где-то в кустах и затих.
Отцу это надоело, и он, как ни тяжело ему было это делать, вылил всю остававшуюся водку в реку. До последней капли.
Следующие три дня дядя Диме был чернее тучи и разговаривал с нами только односложно. Ситуацию изменило лишь приближение к единственному населенному пункту на нашем маршруте - поселку Волома. Мы отправились туда за хлебом. Впрочем, кроме него, в воломском сельпо больше ничего и не было, что крайне огорчило дядю Диму. Хватая ртом воздух, он дрожащей рукой указал на пустую полку, после чего между ним и продавщицей состоялся диалог, заслуживающий того, чтобы быть воспроизведенным целиком:
- Где?
- Уже месяц как ничего нет.
- Колбасы дадим. Копченой.
- Родные мои, ну совсем нету, ничегошеньки.
- А где?
- А нигде. Только с поезда, если у проводников будет.
- Когда?
- Послезавтра.
Этот случай произвел в дяде Дима коренной перелом. Вечером, в лагере, он был возбужден, говорил много и жадно. «Вот увидите, будет революция» - твердил он. - Больше того, она наверняка уже случилась, просто там, в деревне нам об этом не сказали, а радио здесь не ловит. Точно, точно, в Москве случилась революция, потому что так жить нельзя. Как можно - бросить целый поселок без водки! На месяц! Там же люди, советские люди, у них ведь план! Нет, нет, все это вот-вот кончится. Уже кончилось, мы единственные, кто не знает. Все, все рухнуло.
Хотя, да ну и хрен с ним».
Оставшуюся часть маршрута мы шли по-деловому, в порогах дядя Дима был великолепен, на привалах шутил и рассказывал невероятные байки. В воскресенье мы добрались до финальной точки нашего путешествия - Тикши, дождались автобуса и вернулись в Костомукшу. Как раз успели к вечерним новостям, которые рассказали нам, что ничего выдающегося за неделю в стране не случилось. Отец посмеялся над дядей Димой и сказал, что завтра на работе повеселит всех его историей про неминуемую революцию.
Мы поужинали продуктами, которые остались от экспедиции, обсудили, как нам пошустрее отоварить талоны на этот месяц и легли спать.
Это было 18 августа 1991 года.
Лето 1991 года я проводил в городе Костомукша Карельской АССР. Тут, безусловно, нужна преамбула, потому как, уверен, большинство из вас про него и слыхом не слыхивали.
Костомукша - город не простой, а очень даже особый. Другого такого на просторах одной шестой суши больше не было. С середины семидесятых Костомукша была главным звеном в нерушимой цепи советско-финской дружбы. Началось все с того, что в тайге недалеко от границы нашли кучу бесхозной железной руды. Оставлять такое добро было жалко, а осваивать традиционным способом, согнав кучу зеков, чтобы они быстренько понастроили бараков, - ссыкотно. Это ж не Сибирь, тут два бугра, три болота и ты в капстране. Никакой охраны не напасешься.
Однако, товарищи из ЦК далеко не зря ели свой хлеб с икрой. Они придумали замечательный, беспроигрышный вариант. «А пусть нам комбинат и город замастрячат сами финны» - решили они - «Строители знатные, лишнего не уворуют, а расплатимся мы с ними потом этим самым железом, которое из земли подымем».
Сказано - сделано. Глазом не успели моргнуть, как в тайге вырос город-картинка на тридцать тысяч человек. Конечно, в идеале следовало бы и заселить туда финнов, но это уже тянуло на госизмену, поэтому по всей стране набрали самых проверенных металлургов и заманили их квартирами с неслыханным тогда евроремонтом в далекую и загадочную Карелию с голубыми глазами озер.
Когда мы приехали в Костомукшу в 85-м, это был сущий Клондайк. Город еще достраивался, граждане Суоми ходили по улице Ленина, как у себя дома, а члены партии и отличники производства, типа моего отца, нисколько не стесняясь, вступали с ними в товарно-товарные отношения, меняя водку на джинсы и конфеты Fazer. Чтобы не ударить в грязь лицом перед заграницей и хотя бы немного снизить мотивацию фарцовщиков, городские магазины под завязку забивались разнообразным дефицитом. При этом лишнего народу в очередях не паслось - чтобы попасть в Костомукшу, надо было преодолеть два кордона пограничников. Даже билет на поезд из Ленинграда продавали только по предъявлению специальной справки. Хорошее, словом, было время.
А вот в 91-м стало совсем наоборот. Хотя комбинат исправно гнал за рубеж окатыш, валюта за него где-то испарялась. В магазинах было шаром покати. Практически все продавалось по талонам. Ворох разноцветных карточек выдавали отцу на работе вместе с зарплатой, а по сути - вместо нее. В довершение всего съехали финны, и Костомукша совсем осиротела. Даже пограничники, которых до сих пор местные считали своими главными защитниками от алчных иногородних, обернулись коварными предателями. Ходили слухи, что они тормозят фуры с продуктами, направляющиеся в город, и половину заворачивают на свою заставу.
В этих условиях отец придумал хитрую комбинацию. Как активный член городского турклуба «Кипатры» он вызвался организовать байдарочный сплав по верховьям речки Чирка-Кемь. Маршрут был выбран с умыслом - в комбинатском профкоме отец упирал на то, что это будет не прогулка выходного дня, а героическая экспедиция первопроходцев к истокам великой карельской реки. Оттого хочешь-не хочешь, а надо по такому случаю распечатать НЗ, чтобы все участники похода были накормлены и смогли совершить то, что им, вне всяких сомнений, предначертано судьбой.
Не сразу, но примерно к началу августа в профкоме сломались. Участников предприятия, когда замысел стал ясен, нарисовалось примерно раза в четыре больше, чем во всей Костомукше наличествовало байдарок. Ради высокой цели они были готовы штурмовать Чирку-Кемь на надувных лодках, плотах или даже вплавь.
И тут отец совершил роковую ошибку - раздача пайков была назначена на вечер, предшествовавший старту сплава. Я был свидетелем этого события и могу ответственно утверждать - такого аншлага в клубе «Кипатры» не было ни до, ни после. Однако утром выяснилось, что неожиданно практически у всех членов экспедиции возникли безумно важные, не терпящие отлагательства дела. Многие заболели. Некоторые прервали отпуск, чтобы продолжить свою трудовую вахту, потому что надо срочно выполнять план XIII пятилетки. Одна участница похода ночью родила. В итоге на покорение Чирка-Кеми отправились два экипажа. В одном были мы с отцом, в другом - инструктор из заповедника дядя Дима.
Не буду утомлять вас описанием всех увлекательных приключений, которые случились с нами в этом походе. Скажу лишь, что их было немало. Главным же из них оказался дядя Дима. Он был замечательным водником, но в первый же вечер выяснилось, что к несчастью он является ревнителем туристических традиций, одна из которых гласила - все спиртное, что есть у участников похода, должно быть выпито на первой же ночевке, после чего все путешествие проходит всухую.
Правило это стоит признать весьма разумным. Однако же, в нашей ситуации его выполнение осложнялось тем фактом, что, в отличие от колбасы и консервов, водку на экспедицию отец получил с утра, в количестве, соответствующем полному списочному составу группы.
Но дядя Дима не привык пасовать перед трудностями. Водка должна была быть выпита, иначе нас ждал бы неминуемый провал. Борьбе с зеленым змием бывалый водник посвятил весь первый вечер и всю ночь. Но до победы было еще далеко, и утром дядя Дима настаивал, что нужно остаться в лагере еще на день. С трудом удалось уговорить его хотя бы собрать байдарки и пересечь озеро Кемь. Во время перехода он то и дело отставал на пару сотен метров от нашей лодки, после чего делал рукой какие-то подозрительные запрокидывающие движения.
Вечером, сценарий предыдущего дня повторился. Больше того, в какой-то момент дядя Дима обнаружил, что лагерь окружают йети. Он вскочил, заорал, что есть мочи и принялся отгонять их веслом, а когда отец отобрал его, то обиженный дядя Дима взял спиннинг, зацепил блесну за дерево и начал наворачивать круги вокруг лагеря, опутывая его леской. На пятом круге он рухнул где-то в кустах и затих.
Отцу это надоело, и он, как ни тяжело ему было это делать, вылил всю остававшуюся водку в реку. До последней капли.
Следующие три дня дядя Диме был чернее тучи и разговаривал с нами только односложно. Ситуацию изменило лишь приближение к единственному населенному пункту на нашем маршруте - поселку Волома. Мы отправились туда за хлебом. Впрочем, кроме него, в воломском сельпо больше ничего и не было, что крайне огорчило дядю Диму. Хватая ртом воздух, он дрожащей рукой указал на пустую полку, после чего между ним и продавщицей состоялся диалог, заслуживающий того, чтобы быть воспроизведенным целиком:
- Где?
- Уже месяц как ничего нет.
- Колбасы дадим. Копченой.
- Родные мои, ну совсем нету, ничегошеньки.
- А где?
- А нигде. Только с поезда, если у проводников будет.
- Когда?
- Послезавтра.
Этот случай произвел в дяде Дима коренной перелом. Вечером, в лагере, он был возбужден, говорил много и жадно. «Вот увидите, будет революция» - твердил он. - Больше того, она наверняка уже случилась, просто там, в деревне нам об этом не сказали, а радио здесь не ловит. Точно, точно, в Москве случилась революция, потому что так жить нельзя. Как можно - бросить целый поселок без водки! На месяц! Там же люди, советские люди, у них ведь план! Нет, нет, все это вот-вот кончится. Уже кончилось, мы единственные, кто не знает. Все, все рухнуло.
Хотя, да ну и хрен с ним».
Оставшуюся часть маршрута мы шли по-деловому, в порогах дядя Дима был великолепен, на привалах шутил и рассказывал невероятные байки. В воскресенье мы добрались до финальной точки нашего путешествия - Тикши, дождались автобуса и вернулись в Костомукшу. Как раз успели к вечерним новостям, которые рассказали нам, что ничего выдающегося за неделю в стране не случилось. Отец посмеялся над дядей Димой и сказал, что завтра на работе повеселит всех его историей про неминуемую революцию.
Мы поужинали продуктами, которые остались от экспедиции, обсудили, как нам пошустрее отоварить талоны на этот месяц и легли спать.
Это было 18 августа 1991 года.