о принятии неизбежного и безусловной любви
Инна ЛИСНЯНСКАЯ
ДОЧЕРИ
Казалось бы, и нечего сказать
Пред очевидностью простого факта,
Что я, твоя нелепейшая мать,
Скончалась то ли так, то ль от инфаркта.
- Не надо плакать! Вот что я скажу:
Не я в гробу нарядная лежу
В платочке с розочками рококо,
А лишь пустая глина, но когда-то
Её сосочек, до крови намятый,
Вливал в тебя скупое молоко.
Все мерки жизни и координаты
Смерть изменяет быстро и легко:
Теперь ты от меня настолько близко,
Насколько от тебя я далеко.
Теперь с пути мне сбиться нету риска,
Теперь в той самой я непустоте,
Какую жизнь считала пустотою.
Не те здесь массы, скорости не те
И даже сон не тот, что в простоте
Жизнь относила к вечному покою.
Теперь отпала надобность в очках,
Отсюда вижу все твои веснушки -
Темней на скулах, золотей в зрачках,
И вся ты - свет от пят и до макушки.
Не надо плакать! Холмик на опушке
Кладбищенской не есть последний дом,
Где забываются последним сном, -
То наших встреч таинственных площадка
И нежным незабудкам благодать.
Загадка - жизнь, а смерть - её разгадка.
О как мне эти слёзы видеть сладко!
Поплачь ещё, хоть я плохая мать
По всем параметрам миропорядка.
Нет, слуха твоего не оскорблю
Тем оправданьем, что с пути я сбилась, -
Всё это ложь. Я так тебя люблю,
Как дочерям заласканным не снилось.
1983
Только прочитав это я потихоньу осмеливаюсь впускать проживание горя внутрь. и захотелось поплакать о бабушке
ДОЧЕРИ
Казалось бы, и нечего сказать
Пред очевидностью простого факта,
Что я, твоя нелепейшая мать,
Скончалась то ли так, то ль от инфаркта.
- Не надо плакать! Вот что я скажу:
Не я в гробу нарядная лежу
В платочке с розочками рококо,
А лишь пустая глина, но когда-то
Её сосочек, до крови намятый,
Вливал в тебя скупое молоко.
Все мерки жизни и координаты
Смерть изменяет быстро и легко:
Теперь ты от меня настолько близко,
Насколько от тебя я далеко.
Теперь с пути мне сбиться нету риска,
Теперь в той самой я непустоте,
Какую жизнь считала пустотою.
Не те здесь массы, скорости не те
И даже сон не тот, что в простоте
Жизнь относила к вечному покою.
Теперь отпала надобность в очках,
Отсюда вижу все твои веснушки -
Темней на скулах, золотей в зрачках,
И вся ты - свет от пят и до макушки.
Не надо плакать! Холмик на опушке
Кладбищенской не есть последний дом,
Где забываются последним сном, -
То наших встреч таинственных площадка
И нежным незабудкам благодать.
Загадка - жизнь, а смерть - её разгадка.
О как мне эти слёзы видеть сладко!
Поплачь ещё, хоть я плохая мать
По всем параметрам миропорядка.
Нет, слуха твоего не оскорблю
Тем оправданьем, что с пути я сбилась, -
Всё это ложь. Я так тебя люблю,
Как дочерям заласканным не снилось.
1983
Только прочитав это я потихоньу осмеливаюсь впускать проживание горя внутрь. и захотелось поплакать о бабушке