В последнее время французский истеблишмент заговорил об опасности «культурного распада» страны. Кульминацией стала известная речь Макрона против «сепаратизма». Чтобы понять эту французскую грусть, необходимо обратиться к истории этой страны на протяжении последних двухсот с хвостиком лет.
Во Франции после Великой революции идеей-фикс для политической элиты стало унифицированное государство-нация, населенное равноправными и по возможности однородными в культурном плане гражданами, говорящими на одном языке - французском. В идеале все должны орать: «Свобода, равенство, братство» и петь «Марсельезу». Поэтому государство стремилось не только к ассимиляции любых иммигрантов, но и сурово подавляло движения национальных меньшинств.
В частности, в начале XX в. за пропаганду бретонского языка можно было запросто оказаться в тюрьме. Немаловажную роль в насаждении однородности играла и «школа мужества» - армия - Франция первой в Европе ввела всеобщую воинскую повинность. Все это напоминает культурную политику СССР, когда все должны быть пионерами, комсомольцами, ездить на картошку и т. д. Правда, в отличие от Франции поддерживалось языковое своеобразие в национальных республиках.
Естественно, различия между жителями Франции все равно сохранялись, хотя они и не были столь огромными, как во времена Старого Режима (то есть до революции). «Люди, которых мне приходилось встречать, отделены друг от друга почти непереходимыми расстояниями; и, живя в одном городе и в одной стране, говоря на почти одинаковых языках, так же далеки друг от друга, как эскимос и австралиеец», - заметил русский писатель-иммигрант Гайто Газданов, работавший в Париже таксистом, относительно 20-30-х годов XX в.
Тем не менее видимость некой однородной нации до 80-х годов удавалось сохранять. Лишь с приходом к власти социалистов Миттерана произошла либерализация в отношении языков национальных меньшинств (что, привело, например, к некоторому возрождению бретонского языка), терпимее стали относится к культуре иммигрантов из Северной Африки. Затем, при Шираке отменили такое культовое для патриотов явление, как всеобщую воинскую повинность, превратившуюся в наше время в анахронизм. Впрочем, после Миттерана снова начались откаты: при Шираке запретили хиджабы в школах, при Саркози - паранджу повсеместно. То есть запрещали все то, что в наиболее яркой форме напоминает о присутствии культуры других народов. Сейчас мы наблюдаем очередную попытку вернуться к идее однородного государства-нации. Вот министр внутренних дел выступил против продажи продуктов халяль в магазинах, при этом затем пояснил, что он не против этих продуктов, но против того, чтобы они лежали на отдельных полках. Очень напоминает советскую психологию: нельзя отрываться от коллектива, все должны быть как пионеры на линейке.
Попытка эта обречена на провал. Современное общество крайне многообразно, а вот патриотический официоз зачастую оказывается никому не интересен., мы это знаем по собственной стране. И дело даже не в мусульманах-иммигрантах. Миллионы этнических французов, как и миллионы русских, занимаются йогой и восточными единоборствами, едят в кебабах и суши-барах, слушают рэп и увлекаются еще тысячами вещей, о которых их предки и слыхом не слыхивали. Если министр против отдельной продажи халяльных продуктов, тогда почему он не возражает против отдельных магазинов для веганов или кафе для геев?