Новый 1983-й Год
В очередной раз пожалел, что выставил пост на злободневную политическую тему. Устал отписываться. А тут еще френд замечанием уколол. Мол, заходят к тебе, как к известному в узких кругах интернетовскому дядьке, который заманивает изнеженные души своими галунами, да эполетами. Обидно, конечно. Так хочется крикнуть, да я же свой! Я же тоже бандерлог! И почему только наш русский народ не дозволяет служивым людям иметь свой жанр в душе? Откуда эта убежденность, что лампасы оставляют неизгладимый след в мозгах бывших золотопогонников? След в виде единственной извилины, как продолжении лампас. Как же хочется, чтобы тебя воспринимали просто человеком. В очередной раз попытаюсь доказать, что я тоже, как и все, отношусь к Homo sapiens, из семейства гоминид славного отряда приматов.
Выкладываю очередной адаптированный отрывок из своей так и не изданной книги «Бермудский треугольник». Для новых гостей блога поясняю. Сюжет повести закручен вокруг слушателей Разведывательного института КГБ СССР в далекие 80-е годы. Герман Поскотин и Вениамин Мочалин, слушатели этого института, полные разгильдяи по жизни, попадают в компанию обычных москвичей за считанные часы до Нового 1983-го года. Они оба женаты, но их потребности в женском внимании не имеют границ. Естественно, никто из присутствовавших на пирушке, не должен был знать, к какой таинственной организации принадлежат их новые друзья.
Надеюсь, что этот небольшой эпизод позволит мне реабилитироваться перед суровыми блоггерами, все еще отождествляющие мое творчество с происками «кровавой гэбни». Заодно вспомним Советский Союз - добрую колыбель для всех, кто из него вышел.
С новым 1983-м годом!
В доме у Альбины крутился вихрь предновогодней суеты. Германа и Вениамина приветствовали снующие с блюдами женщины. Звонкие голоса детей, крутящихся у ног гостей заглушали звуки музыки, доносящиеся из гостиной. Пока хозяйка принимала у них верхнюю одежду, её благообразный муж пытался утихомирить визжащую ватагу, но тщетно. Дети, нарушая правила движения, стремглав бегали друг за дружкой, источая такой заряд радости и оптимизма, что, оробевшие поначалу визитёры, почувствовали себя совершенно счастливо. «Ерофеюшка, оставь уже детей и проводи гостей к столу», - распорядилась Альбина, уплывая на кухню.
В большой гостиной шла непримиримая битва за переключатель нового цветного телевизора «Рекорд». На двух его каналах одновременно шли новогодний «Голубой огонёк» и премьера фильма «Чародеи». Побеждала мужская сборная поклонников комедии, изредка позволяя женщинам убедиться в том, что вслед за набившим оскомину адажио из балета «Лебединое озеро» следует не менее протокольное ариозо Ленского из оперы «Евгений Онегин». Друзья, посетившие «зрительный зал», тактично поддержали женскую половину, о чём вскоре пожалели, с тоской ожидая завершения арии «Джудитты» из одноимённой оперетты.
Вскоре Надежда, радостно блеснув бусинками близоруких глаз, увела за руку впавшего в уныние Мочалина. Герман, оставшись один в незнакомой компании, присел на диван рядом с книжными полками, уставленными толстыми потрёпанными журналами. Взяв наугад затёртый номер «Иностранной литературы», он стал бессмысленно переворачивать страницы.
- Грустите? - участливо спросил его пожилой мужчина с сединами на густых крупной волны волосах.
- Да нет, привыкаю, - ответил молодой человек, испытывая невольную симпатию к подсевшему к нему ветерану с орденскими планками на груди. - На фронте, батя получил? - указал он на символы мужества и доблести.
- А где ж ещё?.. Гляжу, и ты пороху понюхал?
Поскотину, вконец запутавшемуся в своих амплуа по прикрытию, вдруг нестерпимо захотелось, признаться этому, несомненно, достойному человеку, но он сдержался.
- Не успел пока-мест…
- Странно, первый раз ошибаюсь. Ну, не бандит же ты! У всех, кто людей жизни лишал, на лице отметины остаются.
- И какие же?
- Разные… В глазах что-то… То ли морщинки книзу сбегают, то ли веки тяжелеют…
Притворщик, мгновенно расслабив глазные мышцы, вопросительно взглянул широко раскрытыми почти детскими глазами на ветерана.
- Тьфу, на тебя! Да перестань паясничать, коли врать не умеешь!
Поняв, что переиграл, начинающий разведчик добавил к своему выражению лёгкий налёт суровости, отчего стал похож на тронутого умом блаженного. От разоблачения его спасла Альбина, тащившая за руку упирающегося мальчугана.
- Па, посиди пять минут с внуком, пока он успокоится! Всех на кухне достал: то в крем рукой залезет, то салат на пол уронит!
Ветеран сгрёб в охапку извивающегося внука и тот час отвесил ему подзатыльник, который ничуть не испортил отроку хорошее настроение.
- Ну, Па! Опять ты со своей казарменной муштрой! Хоть бы раз внуку ласковое слово сказал.
- Я не Макаренко, но так разумею, что строгость из ребёнка человека лепит, а потворство - скотом делает, - огрызнулся дед.
- Папа! - в отчаяние крикнула Альбина, - Ты хотя бы в Новый Год не капал мне на мозги!
- Иди уже! - властно скомандовал отец, одною рукою направляя Сёму в загон своих длинных скрещенных ног.
Только сейчас Герман заметил, что вместо одной руки у ветерана - протез в чёрной перчатке. Перехватив его взгляд, старик коротко буркнул: «Под Вязьмой, вот так-то», затем, повернувшись к внуку скомандовал: «А ну-ка, Семён, встань смирно и прочти дяде отрывок из семейного устава!» Сёма, вытянувшись в струнку и чудовищно грассируя, принялся декламировать:
Меня учили многие -
И добрые, и строгие,
Я строгих не любил.
Меня учили многие,
Но выучили строгие.
И вышло, что в итоге я
Всех добрых позабыл.
Ветеран, довольно улыбаясь, повернулся за поддержкой к единственному зрителю. Герман состроил на лице умильно-восторженное выражение, между тем как юное дарование, качаясь на тонких ножках, продолжило:
И памятью представлены
Лишь строгие наставники -
Глаза холодноватые
И резкие черты...
Легко и прямо жившие,
Сурово мне внушившие
Законы Доброты.
- Ну, как? - поинтересовался ветеран по завершении выступления.
- Замечательно! - слукавил Герман, не уловивший смысла в весьма посредственных, на его взгляд, стихах.
- Друг мой, Марек Вейцман сочинил. Простой учитель физики из Черкасс, а какой талантище!
- Что ж в этих стихах выдающегося? - не выдержал собеседник, украдкой наблюдая, как внук ветерана, перешагивает через устроенный дедом загон и на цыпочках крадётся вон из комнаты.
- Эх, сопливое вы поколение, - вздохнул старик, выпрямляя ноги - не видите, отчего падаете и почему летать разучились!
- От чего же и почему? - насмешливо спросил представитель «сопливого поколения».
- Давай сначала познакомимся, молодой человек. Меня зовут Симон Столберг… Симон Аркадьевич, полковник запаса.
- Майор Поскотин, - выпалил и тут же зарумянился в очередной раз «проколовшийся» разведчик.
- Ладно, майор, не тушуйся, никому не скажу. Звать-то как?
- Германом.
- Послушай, служивый, - ветеран пытливо взглянул ему в глаза, - тебе не кажется, что мы вырыли себе яму, куда наша с тобой страна непременно свалится и расшибётся вдребезги!
- Ни в малейшей степени! - уверенно, но вместе с тем холодно ответил Герман, освобождаясь от привычного его поколению преклонению перед ветеранами войны. - Если уж вы Гитлеру шею сломали, то мы как-нибудь справимся с нашими пустячными проблемами.
- Эх, мил-человек, и я бы того хотел, только слишком далеко мы уже зашли!..
- Симон Аркадьевич, вы либо говорите, что вы имеете ввиду, либо давайте выпьем, наконец, за уходящий год, - отрезал всё более раздражающийся Поскотин. - Так в чём проблема, товарищ полковник?
- В бабах, молодой человек!
- Не могу не согласиться! - иронично поддержал его Герман.
- И даже не сомневайся, - продолжил старик, - бабы погубили Рим и нас погубят! Твоих детей и моих внуков уже испортили. Они ж ничего другого делать не умеют, как своих крови́нушек ограждать от всяческих напастей. Женщины, они, как сороки, всё в дом тащат, - чтоб им пусто было! Детям запрещают драться и лазать по деревьям! Мужиков на три метра от кровати не отпускают. Женщины отравят страну комфортом и сытостью, и нас превратят в опарышей, поверь мне!
Гостя уже стало раздражать пустое брюзжание ветерана. Давая понять, что разговор пора завершать, скептически настроенный собеседник, повернулся к экрану телевизора. Фильм близился к концу. Аристократично лысеющий артист Гафт сидел на крыше, а блистательный любовник всесоюзного масштаба Александр Абдулов лез к нему в белых штанах. «Какой бред!» - подумал невольный зритель, намереваясь встать и уйти на кухню, но его остановил детский плач. Ревел Сёма, которого за ухо вела Альбина.
- Папа! - воскликнула она в раздражении, - Тебе уже ничего нельзя поручить! Тот ещё дед, даже с внуком посидеть не может! Посмотри, что он наделал!
Семён уже бежал к деду, подставляя макушку для подзатыльника. Белая сорочка ребёнка была испачкана ярким кровавым пятном.
- Вишнёвый сок! Я вишню для торта давила, а он!.. У-у-у, дедов поцик!
- Уймись, Альбина, - попытался было остановить её отец, но дочь уже несло.
- Была б моя воля, всех мужиков истребила! - распалялась она, - Абсолютно бесполезные существа! Строят из себя героев, а на поверку - бестолочи и в хозяйстве - не намного полезнее холодильников.
- Ты своему мужу выговаривай, а не мне! - вскипел ветеран.
- А ты в ОВИР справку о ранении отнёс? А копию паспорта Ерофея? Или ещё год будем ждать отъезда? - распалялась его дочь, переодевая сына, зажатого в клещах его ног.
- Погоди, не всё сразу… В ОВИР сходить - это тебе не «Семь-сорок» сплясать!
Старик Столберг виновато посмотрел на Германа, который невольно был втянут в семейные дрязги.
- В Израиль? - холодно спросил он.
- Да.
- Почему?
- Ты молод, не поймёшь…
- Отчего же?..
Поскотин в упор смотрел на бывшего фронтовика, который ещё пять минут назад вызывал в нём чувство глубокого уважения, но вдруг встретил не менее твёрдый взгляд старого еврея.
- Там по-прежнему верят в идеалы и даже женщины способны защищать свою Родину. Здесь всё уже сгнило…
«Да ну?» - язвительно спросил наливающийся уверенностью разведчик, переходя в наступление, однако на полуслове был остановлен. В гостиную вошли Ольга и Михаил, держа за руки маленькую дочь с огромным алым бантом на белокурой головке и тряпичным поросенком в руках. Альбина бросилась к гостям.
- Хороший год будет, изобильный, - прокомментировал появление игрушечного поросёнка - символа наступающего года - будущий эмигрант, пряча искалеченную руку за спину.
- Не сомневаюсь! - доброжелательно откликнулся молодой человек, не отрывая взгляд от девочки, - И что ж вы так рано отъезжать собрались, подождали бы ещё годик, глядишь - и передумали!
- За тучными годами худые стадами ходят…
- Да бросьте вы эту мистику, Симон Аркадьевич! Оставались бы на Родине, внука растили.
- Я там за ним послежу, пока Альбина с Ерофеем в Армии обороны Израиля служить будут.
Герман представил, как пышнотелая Альбина бегает по горам с автоматом и рассмеялся.
Вскоре общаться за столом стало невозможно. Тосты следовали один за другим. С шумом взвивались к потолку пробки от шампанского, звенели бокалы. Захмелевший Ерофей и сгрудившиеся вокруг него друзья грянули «В лесу родилась ёлочка» на мелодию «Happy New Year!». Не сведя в гармонию русские слова и мотива распавшейся группы «Абба», компания зашлась весёлым смехом, оборвавшимся с появлением на экране телевизора заставки с изображением Кремлёвских башен. Женщины зашикали, а мужчины вновь принялись открывать шампанское и наполнять бокалы.
- Опять всесоюзные похороны намечаются, - обратился старый еврей к своему соседу.
- Какие ещё похороны? - недовольно отреагировал Поскотин, отодвигаясь от склонившегося к нему старику.
- А ты посмотри, видишь, Василь Васильевич поздравляет с Новым Годом. Заметь, не генсек Андропов, а первый зам. Председателя Верховного Совета.
- Ну и что?
- А то, что Кузнецову уже восемьдесят один год! Видано ли дело поздравлять страну со светлым будущим человеку, одной ногой стоящему в могиле?
Раздражённый Герман обернулся к экрану, где человек, похожий на сказочного Кощея, монотонно читал по бумажке текст.
- Зато без очков! - обратил он внимание надоедливого соседа на единственную деталь, внушающую оптимизм.
- С Новым Годом, дорогие товарищи! - прочёл заключительные строки Кощей и, оторвавшись от текста, добавил, - С новым счастьем!
На экране появились часы Спасской башни. Под бой курантов стрелка дёрнулась и замерла на цифре двенадцать. «Ура!» - взорвалась счастливым криком гостиная, короткой очередью ударили взрывпакеты с конфетти, брызнули искрами бенгальские огни, и шумная компания продолжила своё весёлое плавание за исчезающими вдалеке порогами старого года.