Начало конца. Попытка реконструкции (часть VIII)

Jun 24, 2010 17:29

Беспросветные будни угнетали. Герман приходил на службу в восемь утра и лишь к двенадцати ночи возвращался домой. Заспанная жена встречала его немым укором. Он наскоро перекусывал, закапывал воспаленные глаза "Кларитином" и забывался коротким сном. Детей он видел только спящими. Внутри нарастало неистребимое желание покончить со всем этим. Друзья на гражданке уже разворачивали свой бизнес, уже делились впечатлениями об отдыхе в Египте и Турции, а Герман продолжал по выходным собирать на продажу нехитрую мебель. Только еженедельные вылазки на природу спасали его психическое здоровье от срыва. В семье росло отчуждение. Все вокруг ждали его добровольной отставки. Что его заставляло продолжать работу, Герман не мог ответить и сам. Ни понятие "надо", ни гордость за профессию, ни патриотизм не могли считаться мотивами для продолжения изматывающей службы. Было какое-то детское любопытство: "Чем это все закончится?" А оно все не кончалось.




Работа в отделе постепенно налаживалась. Под угрозой выговора перестал бюллетенить "Человек-гора". "Шерачка с Машерочкой" стали прилежными Чуком и Геком, готовыми на подвиг, но в его отсутствии согласные и на сбор информации по далекой Якутии. Подполковник Отроков дочитал учебник Розенталя, освоил "Лексикон" и прилежно корпел нал документами, заливаясь смехом, похожим на астматический кашель, наблюдая за бегающими по его тексту красными квадратиками программы проверки правописания "Орфо". Старые полковник, уставшие слоняться по чужим кабинетам в поисках более спокойной работы, осели в своих кельях. Они, высунув от напряжения языки, набивали двумя пальцами справки по обстановке на бескрайних просторах России и ближнего зарубежья.

Полковник Томченко не расставался с любезным его сердцу "Омарчиком", вводя его в обширный круг своих знакомых. В его кабинет на стаканчик-другой стали заглядывать казачьи атаманы, готовые присягнуть новому правителю Чечни Умару Умарханову. Из его кабинета вперемежку неслось "Любо!" и только-только входящее в моду "Гип-гип ура!" Судя по реакции генерала Лавренева, которому Герман ежедневно докладывал текущую корреспонденцию, все шло по плану. Однажды на докладе Герман не выдержал.

- Леонид Николаевич, что происходит? Наш отдел становится приютом для бездомных клоунов. Мы ни на шаг не приближаемся к решению чеченской проблемы. Я уже это в Афганистане проходил. Прячем под свое крыло всех, кто клянется нам в вечной любви и дружбе. Есть экономические рычаги, есть возможность перекрыть поступление финансовых средств в это бандитское гнездо. Вместо этого мы занимаемся игрищами с совершенно никчемными людьми.

Лавренев встал, прошелся до двери, будто намереваясь убедиться, насколько плотно она закрыта, потом снова сел в кресло, и, ослабив галстук, ответил.

- Я думал, ты способен смотреть глубже. Что для России Чечня? Черная дыра! Дыра, через которую утекает все, что мы создавали и еще создаем. Весь наш бизнес кормится у этой дыры. Никто не пойдет на закрытие всероссийской кормушки. Значит, остается одно - взорвать ее. Уничтожить гнездо, пока воронье не стало на крыло. У нас нет никаких иных возможностей, кроме тех, что предоставлены законом. Спецоперация - одна из них. Какими бы клоунами не были наши партнеры, других у нас нет. И заметь, надо быть готовыми, что на всем протяжении данной акции нашу информацию будут сливать, а нас - подставлять, шельмовать и, возможно… Ты понимаешь… На кону миллионы.

Генерал замолчал, а Герману стало вдруг отчаянно стыдно. Стыдно за скудоумие, стыдно за высокомерие, с которым он относился к сотрудникам отдела. Лавренев достал пилочку для ногтей, но лишь для того, чтобы, жонглируя ею между холеными пальцами, сосредоточиться на выражении собственных мыслей.

- И еще, - продолжил генерал, - я не хочу однажды увидеть своего внука с перерезанным горлом в детской кроватке…
- Неужели так серьезно?! - вырвалось у Германа.
- К сожалению, - да!

Начальник и подчиненный вновь погрузились в молчание. Наконец, Лавренев, словно и не было этого разговора, спросил:

- Что принес?
- Да вот, пару десятков исполненных запросов, три аналитики, пять ответов в инстанции…

Лавренев потянулся к аппарату связи с начальником управления.

- Не надо, Леонид Николаевич…
- Ты думаешь?
- Хитрая лиса одним маневром сыта не будет…
- И то правда. Давай сюда свою макулатуру.

Герман с легким чувством на душе скатился по ступеням на первый этаж и, преисполненный любви к сослуживцам, влетел в первый же кабинет. Отставной моряк Валя Круглов и неказистый Толя Отроков сидели плечом к плечу за одним компьютером и в четыре руки набирали какой-то текст. На появление начальства они ответили дружным вставанием, что еще больше растрогало их начальника.

- Вольно! Продолжайте! - подбодрил он исполнительных офицеров. - Что пишем?
- Дык, справку о потребностях чеченской оппозиции в оружиях и боеприпасах.
- Молодцы! Пора с этим гадюшником кончать.
- Есть, кончать!
- Ну, так кончайте, кончайте! - еще не улавливая двусмысленность своих слов, подхватил Герман, покидая гостеприимный кабинет.

За дверьми послышался дружный хохот. "Озорники!" - радостно констатировал молодой начальник, сожалея, что не потрепал уже обросшую засаленную голову Анатолия. Стараясь не растерять полученный от генерала Лавренева заряд оптимизма, Герман направился в кабинет полковника Томченко. Он уже был готов чистосердечно рассказать тому о терзавших его сомнениях, но рассказывать было некому. Томченко лежал на стульях, не подавая признаков жизни. Герману стало весело. Старый вояка теперь казался ему таким милым и добродушным человеком, настоящим отцом солдатам. Герман принялся его трясти. Это оказалось непростым делом. Весь мышечный корсет, включая крепкую шею и небольшую голову, составляли единое целое. Полковник, как старый дредноут, сохранял остойчивость и лишь вальяжно покачивался. Герман приложил силы. "Пошел на ###!" молвило тело. "Не понял, товарищ полковник…" "На ###, говорю иди!" Геман оторопел "Не в добрый час" - пронеслось у него в голове. В кабинет вошла Алка.

- Оставил бы ты его, Николаич!
- Да хотелось бы кое-что Александру Даниловичу доложить…
- Не ко времени. Приходи после пяти. Раньше - бесполезно.
- С кем он это так?
- Казаки! Гляди, сколько добра после себя оставили!

Герман посмотрел по направлению ее руки. Под столом грудилась гора пустых бутылок.

- Ого!
- Вот тебе и "ого". Там у них еще батюшка был. Здоровый лось, метра за два будет. Крестом, что у него, можно в кузне вместо молота работать. Он-то всех и подначивал. Омара и еще двоих, как котят выносил, за шкирку. А нашего своими ручищами - словно в колыбель уложил. У-у-у, вражина!.. Ты бы не помог мнк бутылки вытащить?
- Позови лучше Чука и Гека…
- Да ладно, сама справлюсь.

Герман, слегка расстроенный, пошел в кабинет к Леонидычу. Монстр спал. "Опять в оперативном поиске был", - недовольно подумал вошедший. После разговора с генералом он вдруг как-то охладел к своему единственному добытчику информации. "Леонидыч, вставай!" - возвысил голос Герман, дотрагиваясь до плеча подчиненного. Сорокин приподнял голову. Из-под его широкой головы выглядывал алебастровый барельеф Дзержинского с отколотым носом.

- А-а, Николаич, - грузно вставая, приветствовал начальство старый полковник, - а я тут в фиесте пребывал. Не поверишь, вчера был в оперативном поиске, так…
- Знаю-знаю! Опять непроверенной информацией кормить будешь, - с неприязнью в голосе прервал его Герман.
- Почему же?.. От первого лица… Можешь со мной вместе сходить.
- Куда?
- Главное - к кому! Виктор приехал. С час назад звонил. Просил встретиться.
- Ну и что он может сказать? Опять байки про Джохара.

Владимир Леонидович как-то грустно посмотрел на молодого начальника.

- Что смотришь? У нас один выход - давить это змеиное гнездо!
- Чеченов?
- Да!
- Ничего не выйдет.
- Это почему?
- Кишка тонка!
- Леонидыч, я тебя не понимаю… Ну, кто кроме нас?.. Ты знаешь, что там "Черная дыра"?!
- А-а-а! - радостно откликнулся окончательно проснувшийся великан. - Ты у Лавренева был! Так бы и сказал. А то говоришь что-то, я и понять не могу… У генерала в этой Чечне какие-то незавершенные дела: то ли он кому должен голову свернуть, то ли - ему. Одно знаю, завяз он там по самые уши. Какое-то дельце проворачивал… Опять же, то ли сам, то ли сверху кто принудил…

Герман уставился на Леонидыча, со скрипом меняя полюса своих предпочтений. На него смотрела огромная голова с остатками Дзержинского на щеке. Обратный барельеф на его коже уже сгладился по краям, но зоркий глаз первочекиста на скуле так и впивался в растерявшегося Германа, словно призывая его сохранять бдительность.

- Ленидыч, ты бы Дзержинского смыл, а то страшно на вас обоих смотреть!
- Сам сползет… Так вечерком к Витьке сбегаем?
- Хорошо, - нехотя ответил Герман, представляя встревоженное лицо своей жены, встречающей его после часа ночи.
- Герман Николаевич, ты бы оставил меня на полчасика, я, признаться еще не отошел… - монстр вздохнул и, подложив под голову три тома литерных дел, расслабился.

"Интересно, что у него на этот раз отпечатается?" - подумал Герман, оставляя своего товарища.

В его кабинете рыдала матерщинница Алка.

- Что еще стряслось?! - подбежал к рыдающей женщине хозяин кабинета.
- Томченко к директору вызывают!
- Всего то?!
- Я его разбудить не могу… Один раз, вроде, очнулся, так в тот же секунд в глаз мне и заехал!

Герман, пряча улыбку, участливо наклонился над секретаршей. Алка доверчиво повернулась уязвленным местом. Ничего страшного. Красное пятнышко - не больше.

- А что зовут, - не знаешь?
- Требуют доложить нашу готовность к проведению операции.
- Уже?
- Говорят, Ельцин интересовался.
- Да, Алочка, нам пипец! Его только наковальней по башке разбудить можно!
- А чернильным прибором не получится? - искренне поинтересовалась секретарша.
- Попробую.

Вскоре они вдвоем сгрудились у тела. Герман проводил реанимационные мероприятия, а секретарша боязливо кудахтала на расстоянии вытянутой руки. Подложив под голову начальника вымпел "Победителя социалистического соревнования", реаниматор стал лить на лицо начальника воду. На третьем стакане Саня-Даня захлебнулся. Пока он кашлял и чихал, Герман успел вкратце обрисовать ситуацию. Дальше пошло легче. Полковник усилием воли включил сознание. Он периодически отдавал сам себе приказания: "Смирррна!", "На-а-а кррраул!", "Повзводно, правая шеренга вперед, остальные на месте…" На команде "Кругом!", он, наконец, свалился со стульев.

- Безнадежно! - констатировал Герман, - Отдел расформируют!
- Не каркай! - взвилась Алка, - Лей еще воды!"
- Не надо! - властно и строго прозвучало из-под стола.

Командир возвращался к жизни. Чудовищная работа его сознания и воли отражались в каждом движении восстающего из небытия человека. Скрипели суставы. Хрустели костяшки сжатых в кулаках пальцев. Неожиданно полковник осмысленно взглянул на присутствующих и потребовал воды, мускатного ореха, жвачки и мужского одеколона. Герман и Алка рассыпались в разные стороны.

Служение, Творчество

Previous post Next post
Up
[]