ОПУС №2 (32) “СМЕРТЬ АВТОРА”
Умер Чингиз Айтматов. Я звоню Виктору Ерофееву и прошу поплакать в трубку. Русский интеллигент Ерофеев любезно соглашается дать комментарий. Очень хочется сказать, Виктор Владимирович, мол, я читал ваши книги и оценил размах и красоту вашего слова. Но я не читал Виктора Ерофеева, только Венедикта. Ошибочка вышла, приходится мычать в трубку и изображать скорбный стайл.
Звоню в Киргизию другу Айтматова, начальнику полуживого Киргизфильма с непроизносимым отчеством. Человек на самом деле глубоко скорбит, это сквозит в каждом его слове. Так и хочется сказать, уважаемый Б., я тоже читал замечательные произведения Чингиза Торекуловича, и тоже осиротел вместе с вами. Но я не читал книг Айтматова.
Черт возьми, а что же я читал тогда? Селин и Берроуз давно умерли, Пелевин и Перумов умирать не собираются. Кто должен умереть, чтобы я позвонил и сказал, хотя бы его коллеге по цеху, что читал его книги?
Помощник режиссера орет на весь баскетбольный зал: “Вот есть Виктор Ерофеев и есть (здесь неразборчиво) - один из них русский писатель, другой директор “Кыргызфильма”. Так кто из них кто?”
В коридоре возле параши трется туша в бейсболке и с цепями. Судорожно пытаюсь припомнить, где я этого фраера видел. Оказывается, это рэп-звезда из звездофермы. Россия просрала, и город полон воняющих перегаром задротов, в пузах которых перекатываются ливерные черви остаточной человечности. Мужики брюхаты тьмой.
Надыбал телефон Ксюши Собчак. Не фэйк. Напьюсь для храбрости и позвоню. Если она существует на самом деле, попрошу благословить на борьбу с нанозлом. Хотел позвонить Лукьяненко, но что я ему скажу? Сказать-то и нечего. Вон он в ЖЖ и так трется целыми днями. Все равно сцена с мальчиком, сидящим острой жопой на коленях главного героя в “Холодных берегах” - это самое сильное, что написано о данном дискурсе после “Голого завтрака”.
Божественная миссия человечества - создавать тексты. Это отличает нас от макак, а вовсе не умение хотеть купить айпод или смазываться духами так, чтобы давали дубаря представители твоего же вида. Миром должны править писатели. Все остальные человечки - это пища для писателя, ибо перед лицом текста все они - межсфинктерное пространство. Для плохого писателя люди - мусор или пушечное мясо, для хорошего - цветные картинки, шум ветра, звездное небо под ногами. Или наоборот.
Слышал от человечка великолепную сентенцию. Мне, говорит, сказали, что все, что нового пишут - это все говно, и я решил, что не буду ничего читать. Вот так правильно, блядь! Так и живите! Слава Саббаху!
Звоню в Киргизию другу Айтматова, начальнику полуживого Киргизфильма с непроизносимым отчеством. Человек на самом деле глубоко скорбит, это сквозит в каждом его слове. Так и хочется сказать, уважаемый Б., я тоже читал замечательные произведения Чингиза Торекуловича, и тоже осиротел вместе с вами. Но я не читал книг Айтматова.
Черт возьми, а что же я читал тогда? Селин и Берроуз давно умерли, Пелевин и Перумов умирать не собираются. Кто должен умереть, чтобы я позвонил и сказал, хотя бы его коллеге по цеху, что читал его книги?
Помощник режиссера орет на весь баскетбольный зал: “Вот есть Виктор Ерофеев и есть (здесь неразборчиво) - один из них русский писатель, другой директор “Кыргызфильма”. Так кто из них кто?”
В коридоре возле параши трется туша в бейсболке и с цепями. Судорожно пытаюсь припомнить, где я этого фраера видел. Оказывается, это рэп-звезда из звездофермы. Россия просрала, и город полон воняющих перегаром задротов, в пузах которых перекатываются ливерные черви остаточной человечности. Мужики брюхаты тьмой.
Надыбал телефон Ксюши Собчак. Не фэйк. Напьюсь для храбрости и позвоню. Если она существует на самом деле, попрошу благословить на борьбу с нанозлом. Хотел позвонить Лукьяненко, но что я ему скажу? Сказать-то и нечего. Вон он в ЖЖ и так трется целыми днями. Все равно сцена с мальчиком, сидящим острой жопой на коленях главного героя в “Холодных берегах” - это самое сильное, что написано о данном дискурсе после “Голого завтрака”.
Божественная миссия человечества - создавать тексты. Это отличает нас от макак, а вовсе не умение хотеть купить айпод или смазываться духами так, чтобы давали дубаря представители твоего же вида. Миром должны править писатели. Все остальные человечки - это пища для писателя, ибо перед лицом текста все они - межсфинктерное пространство. Для плохого писателя люди - мусор или пушечное мясо, для хорошего - цветные картинки, шум ветра, звездное небо под ногами. Или наоборот.
Слышал от человечка великолепную сентенцию. Мне, говорит, сказали, что все, что нового пишут - это все говно, и я решил, что не буду ничего читать. Вот так правильно, блядь! Так и живите! Слава Саббаху!