Техникум: училка по "Конструированию".
продолжение
Больше всего меня беспокоило, как я буду вести предмет «Конструирование одежды». Я объективно понимала, что в этом не было ничего сложного, и на тот момент у меня хватало опыта хотя бы для того, чтобы начать учить новичков. Но все равно присутствовал дурацкий страх, что я все еще ничего в этом не смыслю и не понимаю. И я даже знала причину своей неуверенности. Ее укоренили во мне еще в вузе, в институте легкой промышленности (НТИ МГУДТ); сама система обучения была выстроена так, чтобы с самого начала, начиная с первого курса, указать студентам их маленькое место в этом мире. Все мы, молоденькие и пылкие, с первого дня попадали на странный конвейер, который вез нас прямиком в нечто, где нашу творческую энергию дробили на атомы, где сбивали с нас спесь и внушали, что в том, чему нас учат, нам никогда не добиться высот. Каждый сданный зачет по сложному предмету, в том числе и по конструированию, приобретался мною за горсть самоуничижения перед преподавателем.
Но это было давно. Сейчас же мне надо было проявлять как раз свою «уверенность». Выбор преподавателя проходил несколько сложнее, так как «Конструирование» являлось одним из профильных предметов, и от профессионализма выпускающихся специалистов зависела репутация Техникума. Выяснилось, что преподаватель все же имелся, но то ли он собирался уходить, то ли нагрузка для него была слишком большой, и понадобился второй педагог… Мне никто ничего не говорил. Вернее, все выглядело так: вокруг меня парило некое информационное облако, пыльное такое, и из него иногда выскакивала Светлана Валерьевна с уверенным и бодрым посылом, что вот, мол, скоро-скоро, готовьтесь-готовьтесь, решаем-решаем… И я настраивалась на встречу, на урок, еще на что-то, потом это что-то не получалось, даты переносились… При этом меня не отпускала легкая тревога; все думала, что я буду преподавать, где брать материал, и, главное, как уместить это все в несчастные полтора часа «пары»? О том, какие конкретно дети мне попадутся, я даже не думала.
Видимо, переживала я не зря. Действительно, первым делом мне порекомендовали методички, в которых канцелярским языком, через всякие там параграфы и пункты, был расписан регламент, как следует вести предмет. Информация, хоть и чертовски нудная, но полезная; мне пришлось согласиться их взять. Слава богу, я могла просмотреть материалы дома, иначе всю эту абрукадабру я не смогла бы осилить, ощущая за спиной любопытный взгляд коллег. Дома же я позволила себе не стесняться в проявлениях своей некомпетентности в вопросах понимания образовательных методичек. Я наивно думала, что мне как-нибудь удастся разобраться в бюрократической писанине, но с первых же страниц захотелось не то, чтобы закрыть, а захлопнуть и выкинуть все в окно. Сухие точеные формулировки не спасали от непонимания, а наоборот; иной раз приходилось вчитываться раз по пять в предложение, чтобы понять, о чем идет речь. Казалось, я читаю нечто в стилистике образовательного кодекса РФ, написанное для каких-то абстрактных людей с инопланетным, машинным мышлением. Ну, ладно, бог с ним, со слогом. Выбешивали как раз таки те самые «пункты» и «параграфы», особенно ссылки на них в тексте. Вроде того: «…следует рассматривать согласно чертежу (см. Рис. 2, п. 5)». А этот самый «Рис. 2, п. 5» находился где-нибудь в конце, или в середине, или даже в другой методичке. И вот такой ерунды было предостаточно; мозг мой фиксировался исключительно на задаче понять смысл предложений, сложить же информацию в целое, да еще со всеми «Рис-ами» и чертежам, - нет, на это у меня уже не хватало ума. Получилось как всегда: хотели описать методику просто, и в итоге раздробили все на куски и раскидали по сторонам. Собирай как хочешь.
Основным же вопросом у меня был, по какой методике конструирования следует проводить обучение. Выяснилось, что учить я буду легендарной системе ЕМКО СЭВ, разработанной еще в 80-е Министерством легкой и пищевой промышленности СССР. Мне любезно разрешили скачать одним файлом все семь томов… Ма-ма-чки, мне страшно!
Для тех, кто не знает. http://autokroy.com/info/emko-sev
Объективно, если убрать все эмоции, то методика эта хорошая… Я бы даже сказала, слишком хорошая. Дело в том, что ЕМКО СЭВ - это сокровище, созданное на основе огромного промышленного опыта и многолетних научных исследований, и которое в полной мере описывает взаимосвязь советского человека и одежды. Но, согласно образовательным традициям нашей родины, подобные вещи любят преподносить у нас как незыблемые, истинные и единственно верные, и от того, в вузах и учреждениях, где учат специалистов, студенты чувствуют к ней ненависть. Семь томов! Семь томов выкладок, формул, обоснований и чертежей. Я сама, едва открыв первые главы, чуть не ёкнула от натуги; кажется, это было на чертеже, где радиусами и углами альфа показывались закономерность и целесообразность предлагаемого построения вытачки на лопатку. От испуга я быстро перелистнула страничку, но потом, немного успокоившись, решила все-таки дочитать. Хм, действительно, оказалось, то был хороший подход; в методике построения достигалась максимальная точность с минимальными погрешностями. И все-таки ЕМКО СЭВ оставалась по-прежнему страшной; без мощных, уже сформированных мозгов, ее невозможно было читать. А так, конечно, эту систему можно даже назвать прекрасной.
Но я же буду это преподавать! И не кому-нибудь, а девочкам подросткам, у которых в голове вообще мало что сформировано! Как, как это преподносить? Я не находила решения. Эта система была слишком, слишком тяжеловесной для юных умов. Я догадывалась, что она их займет на семестр с лихвой, и даже добавит в их жизнь адреналинчика, но, даже после сдачи всех зачетов, смогут ли они из нюансов и сложностей изученного материала собрать в голове ясную, четкую картинку? Ведь им, девочкам, прежде всего необходимо стать хорошими конструкторами, в этом и состояла цель Техникума. Еще, конечно, удручало, что ЕМКО СЭВ, несмотря на свою славу, откровенно говоря, во многом уже устарела. Позиции рассматриваемых моделей одежды были старомодными; юным умам просто неинтересно с ними работать, так как они не вызывают у них эстетического интереса! Более того, я лично предполагала, что ЕМКО СЭВ уже не справлялась с задачей построения точных лекал, так как антропология современных людей сильно изменилась. Да, для этой системы были разработаны размерные ГОСТы, целые тома, описывающие различную конфигурацию среднестатистического советского человека, и прелесть состояла в том, что ЕМКО СЭВ и ГОСТы были созданы в дополнение друг другу. Но сейчас все изменилось, в том числе и ГОСТы, размеры которых «пляшут» (во многом непонятно вообще кем и при каких условиях проводятся исследования), и это ведет к серьезным ошибкам в разработке лекал. На производстве такие накладки - это время и денежные убытки. В общем, все эти размышления упирались в одно; к чему выбирать для обучения такие сложные методики как ЕМКО СЭВ, если в итоге даже она не гарантирует точного результата, и все сводится к дополнительной проверке данных уже на производстве. Это был уже мой личный вопрос, не имевший ответа. На производстве - свои законы, это я понимала, так же, как и в образовательных структурах - свои правила. Сказано, что ЕМКО СЭВ - гарантия профессионализма, значит, так оно и есть. А то, что будет дальше - никого не волновало.
В общем, я видела проблему не в том, что методика тяжелая, а в том, что юные умы не готовы к ее пониманию. Чисто механически они, под моим руководством, построят по ней все. Но, выйди они в мир, на производство, смогут ли сами сообразить что к чему? В этом я не была уверена.
Еще, конечно, такая громоздкая система прибавляла трудностей и мне. На уроке, на глазах у всего класса, я спокойно могла бы что-нибудь забыть из нее сама, и тогда бы пришлось при всех лезть в методичку и искать решения как и куда чертить какой-нибудь радиус. Выучить это было невозможно. Вот прикол: учительница сама забыла материал, и вот вместе со своими подопечными разбирается в этой головоломке. Я грустно вспомнила любимого «Мюллера и сын»; как же там все легко и просто….
Главное, все это подводило меня к новому неудобному моменту; я вынуждена буду тратить на подготовку к урокам как минимум в два раза больше времени и сил. Я понимала, что это не просто собрать в сумку карандаши-ручки-тетрадки; я как минимум должна буду, как в былые времена, посидеть денек за чертежами с циркулем в обнимку. При этих мыслях и без того маленькие деньги за мои услуги стали совсем уж крошечными…
Я подумала, что зря только трачу время, пытаясь во всем этом разобраться. Если мне что и пригодится, то уже тогда, когда наметится конкретный урок. Но прежде надо было познакомиться с преподавательницей по «Конструированию», с коллегой, так сказать. Отлично, лучше я у нее расспрошу истинное положение вещей, как и что преподается, на чем нужно ставить акценты, а на что можно и «забить» в обучении.
Преподавательницу звали Ольгой. Когда нас знакомили, я наблюдала за ней. Определенно, она была не старше меня, но, видимо, специфика работы успела наложить на нее отпечаток учительства; возраст этой с виду молодой женщины как бы размазывался и становился неопределенным, и к ней уже, чисто из чувства осторожности, хотелось обращаться по имени-отчеству. Она была не красавицей, но в своем роде интересной; во всяком случае, в ней пока еще не успела совсем утвердиться обабистость, которой обладали многие дамы в коллективе. Но фигура была уже уставшей; осанка не держалась, и было ощущение, что она вот-вот мягко повалится на стол спать; - видно было, как же сильно ее утомляли бесконечные потоки учениц. Но вместо того, чтобы сдаться своей усталости, она подпирала у края столешницы сложенными руками свою грудь, голова ее неустойчиво вертелась вокруг мягкой шеи, и на лице почти всегда блуждала улыбка. Очень странная такая, словно она отдалась течению своей канцелярской жизни, и на все, что ей мешало по-настоящему жить, она реагировала ироническим согласием. Никогда не слышала от нее четких личных позиций. Хотите это? Да пожалуйста!... (улыбочка). Не хотите? Ради бога… (улыбочка). Я подумала, оставшись с ней наедине, что смогу познакомиться с ней поближе, и, возможно, со мной она проявит себя свободнее. Я видела точно, что эта ее улыбочка выступала некой формой посылать всех своих коллег с их образовательными заморочками куда подальше. И я ее понимала. И на этом понимании планировала сблизиться с ней немного, чтобы получить для себя необходимую информацию. Да, я рассчитала верно; со мной она была чуть более расслабленной, но это выражалось только в том, что свою иронию она уже не маскировала, и просто открыто выражала свой сарказм, порой переходящий в острые моменты в цинизм и усталую злость. Разница в ее манере говорить со мной определялась только в том, что ее иронические шуточки приобретали оттенок аккуратного предупреждения. Я считывала в ее отношении ко мне странную безжалостную жалость; мол, милая, жалко мне тебя, дуру, что тебе тоже с этим говном придется возиться, как и мне, но тут уж ничего не поделаешь, да и неохота с этим разбираться. Она не стремилась мне помочь, или по-настоящему предупредить. Каждый сам за себя. Я для нее была очередным персонажем в ее скучных преподавательских буднях.
Само собой, я попросила ее рассказать, как проходят уроки, как следует к ним готовиться. Ольга снова улыбнулась странной улыбкой, вроде того: добро пожаловать в наш сумасшедший дом! Смотри! И начала мне в своей иронично-уставшей манере рассказывать, где-что надо брать для уроков, какие материалы, из каких методичек. И все это подавалось так, будто в этом нет ничего сложного. Это же элементарно! Между тем, следя за ее советами и складывая их в последовательную схему, я убеждалась, что путаницы становится больше, и меня это начинало пугать.
В итоге вся полученная мной предварительная информация оказалась невнятной и хаотичной. Особенно удручали ответы на мои вопросы: «Ну, это элементарно, Ольга Игоревна! Ничего сложного нет! Идете за методичкой в кабинет такой-то. Там смотрите параграф, пункт такой-то. Здесь, в библиотеке, берете учебник такой-то, в нем - материалы такие-то. Но вот это и это можно не давать, а вот это и это - обязательно, при этом берете примеры из методички такой-то….». В общем, я решила, что лучше, если первое занятие будет в виде знакомства, а уже на втором я сама расспрошу девочек, на чем они остановились, и что они проходили до меня.
Ладно, первое занятие я еще провела. Старалась немного расслабить девочек рассказами из своего производственного опыта, так сказать, попыталась познакомить их с атмосферой будущей профессии, но я не могла не чувствовать, как часть из них относилась ко мне настороженно, а часть - и вовсе равнодушно. По барабану, как говорят. Это понималось мною как некая убежденность в том, что новый учитель - явление временное, и можно особо не «париться». От группы исходила усталость от такого положения вещей и раздражение, что их постоянно заставляют ходить на уроки, при этом неизвестно, будет ли преподаватель на этот раз или нет. Девочки по моей просьбе стали показывать, на чем они остановились, но с такой усмешкой, в чем-то похожей на иронию Ольги, что мы, мол, сами не понимаем ни черта, нас просто заставляют чертить то, что нам говорят, но по большому счету нам все равно, смотрите сами.
На следующем уроке надо было давать им уже конкретные вещи. Это был базовый материал - построение плечевого изделия, да еще и варианты моделирования втачного рукава. Сразу с места - в карьер, что называется. Залезла в методичку (все-таки, вздохнув, я решила по возможности не отступать от норм). Потом залезла в ЕМКО СЭВ. Все разрозненно. Плюнула, достала уже свои учебники и лекции, собрала куски из различных источников, как-то слепила из этого лекцию. Уже на уроке, пока писала им на доске формулы по построению (там фигурировал квадратный корень, которого я уже не встречала в своей работе лет десять как), спиной чуяла - ни черта они не понимают, но прилежно так списывают, и этим действием наивно убеждают себя, что только за эти старания достойны будущего зачета.
Эта ситуация в моменте обозначилась для меня чувством нелепого абсурда. Какая-то странная, бессмысленная игра, в которой никто не получает удовольствия. Когда все формулы были записаны, я положила мел и повернулась к ним. Они тоже отложили ручки и обратили свои наивные глазки на меня. Сидят, хлопают ресницами. Я спросила, понимают ли они вообще, о чем пишут. Молчат. Они даже не могут понять, что на это надо отвечать. Снова спрашиваю: вот, мол, мы сейчас делали построение спинки, затем - полочки; кто может показать эти детали на своей одежде? Молчание. Они - раз - не знают, два - понимают это, три - им стыдно за то, что не могут ответить на элементарные вопросы. Я же, в свою очередь, недоумевала, как можно учить так, что будущий конструктор не понимает, что он вообще строит и как это выглядит в реальности. Это дикий абсурд, и не понятно, чья в этом вина, учителя или того удивительного нового поколения молодых людей, не знающего элементарнейших вещей. Ладно, говорю, вот ты, Маша, тащи свой пуховик с задней парты. Маша принесла пуховик. Одевай, говорю. Одевает. Я ее начинаю вертеть и демонстрирую на ней остальному классу, что при соединении полочек и спинки в боковом шве получается РАЗВЕРТКА, и вот эта округлая выемка, что на чертеже, это и есть то самое отверстие для рукава. Потом показываю, как вшивается рукав, где на нем посадка и как она выглядит, и почему на одних пуховиках посадка такая, на других - другая, а третьи пуховик и вовсе иной конструкции. При этом постоянно двигаю руками девочек, на которых надеты пуховики, поворачиваю их, показываю, как работает одежда в динамике. В общем, к концу занятия я увидела в глазах этих юных нимф некое удивление; их вот-вот коснется понимание! Я готова была поспорить, что это было чуть ли не первое занятие, когда им по-человечески пытались что-то объяснить. Напряженная тишина в группе, заряженная новыми размышлениями, пока неясными и мутными - лучшая награда за проведенный урок. Странная импровизация с пуховиками зарядила всех, и меня, и я вложила именно в эту демонстрацию больше силы, чем в писанину на доске, и к концу я чувствовала себя опустошенной и озадаченной. Вот так и было: все сидели в тишине, таращились на меня, а я стояла и тонула в грустных размышлениях. Меня вырвала из этого процесса одна девочка, самая активная из всех, похожая на старосту. Она спросила: «Вы будете у нас преподавать?». Интонация ее невинного вопроса была очень конкретной: вроде того, что меня проверяли, буду ли я с ними дальше или я в очередной раз окажусь проходной училкой. Мне нечего было им сказать, так как руководство само еще не решило, какие конкретно группы я буду вести, и мне перебрасывали тех, у кого уже давно не было занятий по тем или иным причинам. Я что-то стала мямлить в ответ. Тут вторая девочка сказала: «Просто у нас постоянно меняются преподавательницы. А вы так понятно объясняете…». Черт, думаю, ну зачем же так на эмоции-то давить, елки… А ведь они не давили, они были в своих вопросах очень искренними. Они чувствовали себя по-настоящему брошенными. Эти девочки, пусть и отставшие в своих профессиональных знаниях, по жизни оказались не такими уж глупыми. Они понимали, что ничего не знают, понимали, что всем пофиг до этого, и что учителя им ищут чисто формально. Они не «парились» из-за своей безграмотности, потому что знали, что в том не было их вины. В общем, несмотря на жалость к ним, я решила им не врать, иначе они это мигом почуют, и тогда они так уже будут относится ко мне, как и ко всем остальным преподавателям. Я сказала честно, что не знаю как будет, это зависит не от меня. В общей тишине почудилась грустная смиренность. Прозвенел звонок. На том и расстались.
В общем, чем больше раскрывалась ситуация, тем меньше она мне нравилась. Ольга уже не скрывала открытых саркастических комментариев по поводу всех образовательных инициатив руководства Техникума. Выяснилось, что помимо работы в самом Техникуме, на ней лежит формирование всей образовательной базы по конструированию, и ей приходится этим заниматься во внеурочное время, дома, засиживаясь до ночи. Подобную схему работы я встречала ох как часто в образовательных структурах. Естественно, все это удручало молодую женщину прежде всего потому, что дополнительные часы работы не оплачивались, но отношение руководства было таким, как будто так и должно было быть; речи не было, чтобы как-то исправить ситуацию. Наблюдала я все это и думала: а оно мне надо вообще? Ради чего? Ради идеи? Какой? Вот ради этих девочек еще можно работать, но их благодарность должна быть РЕЗУЛЬТАТОМ обучения, а никак не ОПЛАТОЙ. В целом это всеми воспринималось как ДАННОСТЬ; все так работали, и предыдущие поколения учителей - тоже, значит, и в нынешнее время так можно. САМООТВЕРЖЕННОСТЬ - вот качество настоящего российского учителя. Все это было из разряда глупых теорий о том, что истинно правильные вещи в этом мире не нуждаются в оплате, их просто НАДО ДАВАТЬ затем только, что без них мир не сможет стать хорошим. Чистой воды бред, ставший реальностью!
Наконец пришло осознание всей ситуации. И, признаться, она мне не нравилась совсем. Я успела запутаться в ней словно муха в паутине, и пахло чем-то не очень приятным от всего этого. Раздражало отсутствие определенности. Все было очень мутно, и никто напрямую не шел со мной на контакт; как будто меня потихоньку подпихивали в ситуацию, но при этом делали вид, что нечаянно толкнули в плечо.
Я снова пришла к знакомому моменту, когда решалась на «побег». Было ясно, что лучше не будет, только хуже. Плавали-знаем. Что ж, оставалось пройти последний этап: надо было собраться с духом и начать разговор о том, что я отказываюсь от ведения уроков по «Конструированию». Блин, снова приходилось переступать через свою вежливость, терпеть реакцию начальства, чувствовать кожей, стоя на ковре, как тобой пытаются манипулировать, чтобы исправить ситуацию. Пусть так, но другого выхода я не видела. Во всяком случае, я приняла решение отказаться только от «Конструирования», с «Компьютерной графикой» я не смогла бы это сделать чисто психологически.
Все прошло на удивление быстро. Я сказала - меня услышали. Даже не стали спорить. Хотя я и видела явную досаду на лице Светланы Валерьевны. Она, уж было, пыталась вкрадчиво поинтересоваться: «Ольга Игоревна, а чего?...». Я настроила голос на прохладно-вежливый тон и ответила что-то вроде того, что мои расчетам овчинка выделки не стоит. «Да-да, я понимаю вас…Действительно, деньги небольшие…». На этом решено было просто рассчитаться со мной за проведенные уроки.
Я помню этот момент))))) Во-первых, сумма оказалась меньше обещанной. На мой вялый вопрос мне резонно стали втирать очки, мол, вот столько-то часов у вас получилось, согласно графику, плюс то, за минусом этого…Чертовы бюрократы. Но поразило другое. Деньги мне отдавала Ирина Аркадьевна - доставала из конверта одну зеленую большую бумажку и две поменьше, сторублевки, а также - мелочь. Я смотрела на красивую высокую женщину перед собой, как она с серьезным видом наманикюренными пальцами пыталась выскрести из конверта маленькие монетки. Потом она отдала их мне. Помню, как я смотрела на свою ладонь, на которой еле умещалась горсть грязных монет. В этом ничего не было такого, деньги есть деньги, но отчего меня окатило тогда чувством высокомерной брезгливости?