Чёрный, как ночь, песок
Обязательно разделаюсь с делами и что-нибудь напишу. Что-нибудь. Хоть когда-нибудь. Х.х
«Детсан мне был как отец родной...» (с) Мозенрат.
Песок повсюду, песок везде; песок пробирается в его постель ловчее влюблённой женщины, песок колет тело острее, чем умелый истязатель - иглами, песок скрипит на зубах, когда завывает песчаная буря. Даже у гнева, обиды, бесправной и буйной злости вкус одного лишь тихо шепчущего песка.
-…Будет твоим, - вяло тянет Детсан свою до безвкусия затасканную мысль, столь часто произносимую, изжёванную и приевшуюся давным-давно.
Детсан простирает руку - колеблется ткань тяжёлых рукавов, в движение приходит всё тучное, неохватное тело, - и указует на пески. Золотые, белые, выгоревшие на солнце, как пряди волос его новой наложницы, плывущие перед глазами от дикого жара полуденного пекла. Обрюзглый старик завещает ему пустыню, прожженную дотла, до самых корней земли, а средь них ютятся призраки полуночных кошмаров: песок тонкими струйками затекает в окна, душит колючими объятьями, жаркой негой связывает тело и всё сыпется, сыпется, сыпется; вот комната тонет в темноте, и всюду один песок, тебе не шевельнуться, вот наползает горячей волной, накрывает с головой, и течет меж пальцев, и черным-черно от него повсюду…
Правитель хмурится и бросает опасливый взгляд на бледное обозлённое лицо юнца, которому даровал дом и, может быть, передаст власть. Спрашивает, хорошо ли спалось ночью, не возвращались ли те сны. Мозенрат качает головой, отвечая на всё сразу, но молчит, что всё увиденное по ночам - взаправду.
Каждое утро тайком от слуг он стряхивает с постели струйки чёрного, как арабская ночь, песка. Каждый вечер испытывает старинную мудрость, ища на пожелтевших страницах ответы, и меж листов сыплется чёрный песок. Мозенрат стряхивает его брезгливым жестом, но вдруг замирает и долго, до боли в спине, собирает по полу до последней песчинки, чтобы швырнуть за окно на потеху гневливому ветру. Тот уносит дар обратно к седым барханам безмолвной пустыни, и далеко-далеко видятся смертному миражи: чернеют барханы, чернеет песок, темнеют под пролитым солнцем стены цитадели…
Мозенрат просыпается с криком, и в постели его нет ни горсти прогорелого, будто угли оставленного кострища, песка.
Он с поклоном покидает владыку. Тот смотрит вослед со странной, неприятной, непонятной улыбкой, и из мягких складок просыпается на холодный пол тонкая струйка песка.
Чёрного, как арабская ночь, песка.
«Детсан мне был как отец родной...» (с) Мозенрат.
Песок повсюду, песок везде; песок пробирается в его постель ловчее влюблённой женщины, песок колет тело острее, чем умелый истязатель - иглами, песок скрипит на зубах, когда завывает песчаная буря. Даже у гнева, обиды, бесправной и буйной злости вкус одного лишь тихо шепчущего песка.
-…Будет твоим, - вяло тянет Детсан свою до безвкусия затасканную мысль, столь часто произносимую, изжёванную и приевшуюся давным-давно.
Детсан простирает руку - колеблется ткань тяжёлых рукавов, в движение приходит всё тучное, неохватное тело, - и указует на пески. Золотые, белые, выгоревшие на солнце, как пряди волос его новой наложницы, плывущие перед глазами от дикого жара полуденного пекла. Обрюзглый старик завещает ему пустыню, прожженную дотла, до самых корней земли, а средь них ютятся призраки полуночных кошмаров: песок тонкими струйками затекает в окна, душит колючими объятьями, жаркой негой связывает тело и всё сыпется, сыпется, сыпется; вот комната тонет в темноте, и всюду один песок, тебе не шевельнуться, вот наползает горячей волной, накрывает с головой, и течет меж пальцев, и черным-черно от него повсюду…
Правитель хмурится и бросает опасливый взгляд на бледное обозлённое лицо юнца, которому даровал дом и, может быть, передаст власть. Спрашивает, хорошо ли спалось ночью, не возвращались ли те сны. Мозенрат качает головой, отвечая на всё сразу, но молчит, что всё увиденное по ночам - взаправду.
Каждое утро тайком от слуг он стряхивает с постели струйки чёрного, как арабская ночь, песка. Каждый вечер испытывает старинную мудрость, ища на пожелтевших страницах ответы, и меж листов сыплется чёрный песок. Мозенрат стряхивает его брезгливым жестом, но вдруг замирает и долго, до боли в спине, собирает по полу до последней песчинки, чтобы швырнуть за окно на потеху гневливому ветру. Тот уносит дар обратно к седым барханам безмолвной пустыни, и далеко-далеко видятся смертному миражи: чернеют барханы, чернеет песок, темнеют под пролитым солнцем стены цитадели…
Мозенрат просыпается с криком, и в постели его нет ни горсти прогорелого, будто угли оставленного кострища, песка.
Он с поклоном покидает владыку. Тот смотрит вослед со странной, неприятной, непонятной улыбкой, и из мягких складок просыпается на холодный пол тонкая струйка песка.
Чёрного, как арабская ночь, песка.