Хлеб моих
Три сестры.
Три сердца. Три моих бабушки. Пройдя нерешительной поступью подростка по 30-м годам прошлого столетия, они, будучи уже взрослыми женщинами, к хлебу относились так, словно это ключ к жизни. Все неосторожные движения возле хлебного дела пресекались. Они грозно шикали и выставляли меня за дверь и я смотрел на тайный обряд сквозь замочную скважину в старых советских дверях. Бабушки сбрасывали всё мирское и облачались в белые балахоны с глубокими капюшонами. Они подходили к столу, поднимали ладони над тестом и шептали затейливо на латыни. Потом старшая бабушка поджигала пучек сухой травы и окуривала помещение обходя ритуальный стол по часовой стрелке. Тесто поднималась на глазах. Вдруг в форточку влез наш толстый котяра. Бабушка бысто подхватила его и пинком отправила в форточку обратно. Кот протяжно крикнул. Крик его удалялся вместе с ним. Мол, санитарная зона, нечего тут лохматым делать.
Аромат сухой травы настиг меня под дверью. В голове немного закружилось. Дальше все было очень туманно. Они разрезали тесто и формировали хлеб, подкатывая его и передавая по кругу. Печь сама отворила дверку и напомнила им:"I'm ready".
Хлеб садили в печь с лопаты под протяжную песню. Всё время, пока он выпекался, они пели. Песня эта была прекрасна и в ней я понял, что куда бы я ни пошёл теперь, мне всегда будет хорошо с ней. Чем бы я ни занялся, это знание останется со мной навсегда. До сих пор я пою эту песню, когда делаю хлеб. До сих пор бабушки живы во мне и моих работах
