Между мариупольских хрущёвок
На переднем сидении военный с позывным «Вайфай» нервничал. Тон его голоса изменился, когда мы стали подъезжать к одному из проспектов Мариуполя. Он безуспешно пытался выйти на связь по рации со второй машиной. Отклика не было.
- Куда он едет? Я же сказал, что там снайпер и пулемётчик.
Военный ещё несколько раз попытался выйти на связь. Рация молчала. Оставалось только сигналить. Водителю команду не отдавал. Автомобильный сигнал привлёк бы лишнее внимание. Мы ехали по пустой дороге, объезжая сгоревшие автобусы, которые когда-то служили баррикадами для нацистов. Не помогло.
Задних сидений в «восьмёрке» не было. Поэтому места для того, чтобы развалиться было предостаточно. Грузиться в «багажник» пришлось максимально быстро. На прошлой точке, где мы забрали стариков, нужно было быстро запрыгнуть в машину, поэтому я сел на перегородку и упал на заднюю плиту бронежилета, подтянул ноги, и я уже был готов к отправке. Солдат закрыл заднюю дверь «восьмёрки» и мы двинулись.
- Сейчас начнёт работать арта, - объяснял наш быстрый отъезд «Вайфай».
Артиллерия и так не умолкала. Гремело, когда старики поднимались из тьмы подвала, пока садились в броневичок, а также после отбытия спасительного транспорта. Для Мариуполя «начнёт работать арта» могло означать лишь одно - в ход пойдёт большая часть вооружения, которая есть у союзных войск ДНР и России.
В город мы заехали поздно, так как ехали незнакомой дорогой. Даже едва не заехали на первую линию в районе завода имени Ильича, но вовремя сообразили и выехали на более безопасную дорогу. Предыдущие годы конфликта показали, что ближе к ночи бои усиливаются. Поэтому я охотно поверил «Вайфаю» и без лишних разговоров запрыгнул в «восьмёрку».
Лежать на плитах бронежилета было достаточно удобно. На поворотах приходилось упираться в стены, чтобы не кататься по всему салону. Вглядывался за мелькающими чёрными домами. Они были одинаковые, похожие друг на друга. По крайней мере, для меня они были таковыми. Город я по мирной жизни не знал, лишь проездом был здесь будучи подростком. Помню, как возвращались с отдыха где-то на Азовском море. Запомнил только эмблему футбольного клуба «Ильичевец». Поэтому все дома мне казались одинаковыми. Единственное отличие - степень разрушения. «Любоваться» военными пейзажами не позволял нервозный тон «Вайфая». Когда прошедший горячую точку военный меняется в голосе, то невольно проникаешься этим чувством и бессознательно его разделяешь.
- Сигналь ему, пусть останавливается, - скомандовал «Вайфай».
За рулём был молодой парень, явно младше меня. Во время знакомства обратил внимание на брекеты на зубах. «Какого ему воевать с ними? Должно быть, неудобно», - подумал я при встрече. Он представился «Вохой». Не понял, то ли это был позывной, то ли его настоящее имя. Хотя на войне никаких имён нет, только «клички». Но «Воха» уже есть, точнее, был. В первые годы войны в Донбассе было очень много «бать», номерных позывных и, конечно же, различные вариации имён, вроде того же «Вохи».
Парень начал сигналить, но результата не было. Броневичок впереди продолжал петлять между остовов гражданского транспорта.
- Он едет туда, где сейчас снайпера и пулемётчика пытаются «выкурить», - говорил «Вайфай», пытаясь по рации вызвать броневичок. Связаться так и не получалось. Сигнал автомобиля тоже результата не дал.
- Куда он? Блин (тут было куда грубее слово), мы же без касок.
Судя по всему, сопровождающие не планировали, что нам придётся приблизиться к территории, где шли бои, поэтому каски остались в располаге.
Я всматривался в чёрные отверстия, которые когда-то были оконными проёмами. В пустых бетонных коробках могли быть нацисты. В один из прошлых наших визитов в Мариуполь другой сопровождающий говорил, что украинские боевики «отрабатывали» по мирному населению из сожжённых боями домов, а после скрывались. Их пытались «выкуривать», если «азовцев» удавалось засечь. Мне совсем не хотелось снова попасть под снайперский обстрел. Всего раза достаточно, чтобы запомнить этот мерзкий звук выстрела, который не случайно сравнивают с плетью.
Броневичок завернул во двор. Накануне отсюда депутат НС ДНР Алексей Жигулин вывез семью из 9 человек. Он поэтому так уверенно и заехал сюда, так как территория была проверена. Ну, или ему так казалось. Но военная обстановка в этот день сильно изменилась. Посреди двора лежал труп женщины без ноги. Местные почему-то её не хоронили. Хотя в Мариуполе я не единожды встречал клумбы с торчащими деревянными крестами и табличками с именем и датами рождения и смерти. Чуть позже я узнаю, почему соседи не смогли похоронить женщину.
Двор с трёх сторон был окружён жилыми домами. Некоторые из них были лишь частично повреждены. Попадались даже уцелевшие окна. Рядом с этим домом оказались руины - полностью уничтоженное здание. Раздробленные плиты лежали одна на другой. Дом практически полностью осыпался. Всего одна стена всё ещё стояла.
Автомобили затормозили. Остановились у одного из подъездов дома с уцелевшими окнами.
- Выпустишь меня, - попросил «Воху», для себя я решил, что это всё же был позывной.
Солдат молча открыл дверь багажника. Я выбрался наружу. Повсюду сновали потерянные люди. Будто не ходили, а плыли в пространстве. Рядом откуда-то оказался подросток - худощавый паренёк в синей ветровке, в шапке набекрень поджимал левую руку.
- У меня там пробита рука. Вот такая дырка, - он сложил большой и указательный палец правой руки, чтобы показать диаметр раны.
Местные стали подходить к броневичку, получали мешки с буханками хлеба и тянули их в свои убежища - небольшие подвальчики в хрущёвках. Кто-то из мирных командовал, куда конкретно нужно отнести помощь и мужчина покорно в том направлении понёс продовольствие. Всё это время фоном свистели пули. Уж совсем близко шёл стрелковый бой. Периодически звучали разрывы от РПГ. Должно быть, в этот момент и шёл процесс «поимки» нацистских снайперов и пулемётчиков.
- Вам лучше в тот проём не заезжать. Оттуда летят пули.
Теперь всё стало ясно. Хоронить женщину, чье тело лежало посреди двора, было слишком небезопасно. Между двумя хрущёвками был узенький проезд. Оттуда со свистом летели пули различного калибра. На условно безопасном расстоянии от этого места я сделал несколько кадров. В объектив попали пара подъездов, женщина, заходящая в один из них, гражданский автомобиль с номерами «АЕ» (Днепропетровская область). На одной из дверей в подъезд заметил надпись «Люди. Дети». В проём между домами, кроме пуль, ещё пробивались лучи закатного солнца. Свет падал на дорогу, усыпанную мусором.
- Давай быстрее. Поехали, - откуда-то сзади доносились команды. - Не выходи туда, местные говорят, оттуда пули летят.
«Вайфай» вместе с «Вохой» погрузились в «восьмёрку», а я запрыгнул в броневичок - уселся на пару броников, которые военные передали в Донецк своим боевым товарищам. Автомобиль проехал несколько метров вперёд в сторону, откуда как раз и могли прилететь пули, после сдал назад и начал разворачиваться. Повернули и остановились у подъезда, где стоял ребёнок.
- Подай несколько буханок, - попросил Жигулин.
Я вытащил из открытого мешка хлеб и передал на переднее сидение. Пару взяла женщина, а ещё одна досталась девочке. Из подъезда стали выходить люди, чтобы взять и себе по буханке.
- Давайте мы вывезем вас с ребёнком? - сказал с водительского места депутат.
- Та нет. Куда мы поедем?
- Всё, ясно. Времени нет, поехали.
Сомневаюсь, что когда-нибудь подобный феномен исчезнет. Он будет всегда. Мирные будут по доброй воли оставаться в зоне боевых действий. И ничего с этим поделать не получится. Остаётся только смириться и принять как данность. Увы.
Бронированный УАЗ сорвался с места. Меня качнуло, и я снова оказался в лежачем положении. Снова был на полу автомобиля, а мою грудную плетку вновь облепили две плиты бронежилета. Постепенно звуки боя отдалялись. Свиста пуль уже не было слышно, но периодически гремели взрывы. Рация молчала. «Вайфай» вывозил нас из зоны боевых действий.