«Столько жизни в этих потерянных лицах»
(с) Алексей Косов
В кафейне на проспекте Ильича почти не было людей. Кресла из деревянных поддонов пустовали. Рядом с ними на подоконниках стояли старые затасканные книги. Тускло горели лампы. Из колонок доносились строчки из песни «Наше лето» украинской группы «Валентин Стрыкало». Из напоминаний о пандемии - табличка на входе.
У барной стойки на высоких стульях с мягкими красными подушками сидела парочка. Они ждали своего заказа. Из посетителей не было больше никого, исключая меня. Не удивительно, так как до закрытия оставалось всего полчаса, а еще через час необходимо было оказаться у себя дома. Дальше начинался запрет на передвижение по улицам города.
За окном проехал переполненных троллейбус. Придется ждать следующий. В запасе было пару десятков минут до следующего дежурного троллейбуса. Тем временем за барной стойкой развернулась мини-сценка, из-за которой мне показалось, что парень зажал 50 рублей за кофе своей девушки. По крайней мере, мне показалось, что за своей шуткой он попытался скрыть свое нежелание платить за чужой напиток. Хотя быть может мне просто не понравилась его кепка с пошлой эмблемой раскрученного бренда. В любом случае, я бы не стал класть деньги, а затем забирать и мерзко хихикать.
Парочка получила свои напитки. Худощавая девушка-бармен с татуировкой на плече, улыбаясь и глядя прямо в глаза, поприветствовала меня. Затем спросила, чего бы мне хотелось. Несмотря на то, что жара уже спала, мне захотелось чего-то прохладного.
- К сожалению, для лимонада закончились ингредиенты. Быть может мохито? - спросила девушка, будто бы извиняясь за то, что остальные горожане также хотели то же, что и я.
Согласился на напиток, который посоветовала девушка. Она тут же отвернулась к ингредиентам и стала ими жонглировать. Я наблюдал за тем, как невысокая девушка своими тонкими ручками стала менять стопки, залила сироп, набросала мяты, засыпала все это горстью кубиков льда, закрыла все крышкой, вставила в пластиковый стакан трубочку и поставила передо мной напиток. Через полчаса мне пришлось выпить почти половину холодного мохито перед тем, как залезть в троллейбус. Я даже успел пожалеть и удивиться собственной жадности, но сейчас мне казалось хорошей идеей взять поллитровый стакан холодного напитка.
Я попрощался с барменшей и вышел на проспект. На улице людей становилось все меньше. Группками юные парни и девушки шатались между лавочек. Молодые родители с колясками стекались к остановке. Это я заметил уже, когда троллейбус подъехал. Все время ожидания я потратил на чтение «Чемодана» Сергея Довлатова. Сборник историй из советского прошлого писателя. Удивительно, как талантливый человек может даже в вещах увидеть историю. Каждая запыленный кусочек прошлого напоминал о минувших днях. Осколки судьбы, которые удалось увезти в далекие Соединенные Штаты. Их всего 8. Пальцев двух рук будет достаточно, чтобы сосчитать вещи, которые остались от советской жизни Довлатова.
А что бы я взял с собой, если бы у меня было ограниченное количество вещей, которые можно взять с собой? А что если времени спасти что-то из своей жизни будет также ограничено? Тут я вспомнил недавнее происшествие, которое могло бы толкнуть меня в эти обстоятельства. На моих глазах горела соседняя квартира. Чужое имущество в одно мгновение становилось пеплом. А я и не знал, что буквально за стеной происходит пожар, потому что был полностью погружен в свой мани-мирок, отгородившись от окружающего мира, который ворвался ко мне в дом со стуком пожарного. Когда вместе с офицером МЧС составляли протокол после того, как уже все осталось позади и бояться было нечего, спасатель даже посмеялся надо мной. Я сам был собой удивлен. Надо же проворонить пожар за стенкой.
Что бы было самым ценным, если нужно было после себя что-то оставить? Чтобы спасал в первую очередь? Документы? Определенно, это было бы рациональным решением. Дальше - что-то из ценных вещей. Ценных, в данном контексте - дорогостоящее. Ну, в меру заработка, разумеется. А если бы действовал не рационально, а в порыве? Что бы взял с собой, спасаясь от пожара?
Фотографии. Определенно, это были бы три терабайтных жестких диска с материалами, которые удалось собрать за пять лет, что делаю карточки. Среди них большое количество снимков трагических, жестоких, с последствиями гражданской войны. Хотелось бы их запомнить? Вынести с собой? Должно быть, нет. Их не захочется пересматривать, вспоминать обстоятельства событий, не захочется вернуться в тот день. Хотя от них невозможно будет отказаться. Это же часть жизни. Неотъемлемая. Но большинство людей вокруг не стали бы тянуть этот чемодан с трагичными воспоминаниями с собой.
Это очень легко понять, если обратить внимание на окружающих людей. В Донецке есть места, которые можно снимать для открыток с подписью «Благополучный город». В таких местах нет и намека на то, что события происходят в военном городе. Здесь люди отдыхают от работы, политики, бытовых проблем и, конечно же, войны. Дети гоняют стертый во время многочисленных игр мяч, взрослые играют в пинг-понг, девушки фотографируются для своих аккаунтов в Instagram, а большая компания из семей с маленькими детьми в летнем кафе, сидя в удобных креслах-мешках и попивая слабоалкогольные напитки, смотрят фильм «О чем говорят мужчины» и весело хохочут над самими собой, ведь кино о них. О простых людях, которые говорят о бытовых простых и даже примитивных вещах без актуальной повестки с полей. О женах, изменах, детях, бывших, подарках близким, вилках и шашлыках, дорогих ресторанах и забегаловках. Вот, о чем хотят говорить люди. Война осталась за бортом. В разгар боевых действий можно было услышать, как дети, бегая с автоматами под реальную канонаду, называют друг друга позывными известных ополченцев. Теперь это позади.
Отложил книгу и мысли. Вместо них достал из сумки камеру. На экранчике появились свежие снимки. Силуэты женщин на остановке. О чем-то говорят и хотят поскорей оказаться дома. Ради этого можно и потерпеть давку в переполненном троллейбусе. Их освещают фары проезжающих мимо автомобилей. Тоже должно быть торопятся домой. Тарахтя по брусчатке, они мчатся мимо и быстро скрываются за поворотом. Всего этого уже на снимке нет. Это дорисовывает мое сознание. Совсем свежие воспоминания.
Должно быть, именно это я буду вспоминать, когда в какой-то момент достану карточки. Какие-то обрывки, мини-сценки, за которыми я стал наблюдать со стороны, будто в правдоподобном спектакле. Из подобных микро-историй соткана жизнь. Камера позволяет их запечатлеть. И фотографии помогают их сохранить, даже тогда, когда память уже сожжет, как тот пожар, воспоминания. Визуальные образы лучше откладываются в подкорку. С их помощью можно путешествовать во времени. Слова совершенно по-другому работают. Хотя мне кажется, что они намного сильнее. Но большинство предпочтет картинки.
Поэтому нужно будет спасать цифровые карточки. Они расскажут то, что было когда-то перед моими глазами. Я сам смогу себе напомнить о тех днях, что остались где-то там, позади. Тянуть в будущее трагическое прошлое не хочется. Уж лучше ничего, чем горе.
***
За окном троллейбуса мелькали огоньки. За ними - чьи-то жизни. Там проходит чей-то воскресный вечер. Свою остановку пропустил, потому что снова стал читать Довлатова. С визгом и треском затормозил транспорт. Со скрипом открылась дверь. Я протянул мелочь совсем юному водителю. Мне даже показалось, что он младше меня. В черноту позднего донецкого вечера выходил вместе с другими пассажирами. Они растворялись в темноте дворов. А что бы они хотели запомнить о сегодняшнем дне? И нужно оно им вообще?
В любом случае, мне кажется, они точно не хотят запомнить, что в этот день в Минске проходили протесты, такие похожие на то, что шесть лет назад происходило на Украине, а до этого в десятках подобных «цветных революций». Навряд ли кто-то будет с ностальгией вспоминать, как еще одна страна пошла под откос из-за желания толпы «что-то изменить». Их память сотрет эту информацию и останется лишь то, что было дороже всего. И это будут точно не документы, драгоценные вещи или война.