Очередная грустная сказочка.
Доброе время суток.
Жил да был где-то на просторах России Барбос подзаборный. Точнее, ему повезло - за всю долгую жизнь его ни разу не ставили под забор надолго…
Когда-то давно, в молодости, он вызывающе блестел вишнёвым лаком, хромированными ободками фонарей и оконными рамами, зеркально тонированными окнами салонов первого класса. А внутри блестела лакированная кожа, самая лучшая, какую только могла произвести Германия на радость своим фюрерам, генералам и воротилам крупного бизнеса, блестели лакированные деревянные панели, чуть ли не из красного дерева, стеклянные перегородки и бокалы на барной стойке. Как и его именитые гоночные кузены на четырёх колёсах, он легко мог сорваться с места и разогнаться до сотни за несколько секунд. Казалось бы, и ни к чему такая прыть огромной стальной туше, но под самый конец ВОЙНЫ он выдернул буквально из под бомб несколько достаточно важных персон с их денщиками и прочей прислугой, а так же, случайным образом, ещё полторы сотни ни в чём не виноватых гражданских и не очень лиц. Уже пустые бомбардировщики, у которых горючки оставалось едва-едва на обратный путь, за ним не погнались, а истребители, и так с головой погруженные в яростный воздушный бой, уделить внимание удивительно шустрой зверушке тоже не смогли…
Потом, заслуженно доставшийся победителям той страшной ВОЙНЫ, Барбос вместе со своими братьями пару десятилетий нерушимо соединял великие города СССР, перевозя со всеми удобствами срочную почту, начальство, генералитет, богему, правительственных курьеров, разных откомандированных работников и инженеров, чьё дело требовало наискорейшего прибытия на место срочных и важных работ. Случалось, что на борту Барбоса оказывались простые советские граждане, вышедшие в отпуск и оплатившие безумную стоимость билета ради наискорейшего прибытия или просто ради ощущения полёта. И ОНО того стоило…
Потом советская экономика сделала несколько важных неумолимых планомерных шагов, города первой величины соединила контактная сеть, появились в СССР локомотивы, способные таскать полноразмерные поезда со скоростью уже подвыдохшегося Барбоса, а то и быстрее. И братьев Барбоса раздали на второстепенные линии (где им и настал конец лет через двадцать), а именно ему, Барбосу, припомнили былое, и отдали его в отдалённый военный округ, где путей у Министерства Обороны было поболе, чем у МПС, и снова Барбос начал возить генералитет и прочих сопутствующих лиц, особенно во время крупных военных учений. А ещё в этом лесистом равнинном краю было просто изобилие дичи, и подстреленных разными высокими лицами лосей, кабанов и медведей очень удобно было затаскивать в Барбоса через двери почтово-багажного отсека. Случалось, в салоне Барбоса привечали первых лиц, отмечали повышения и отставки…
Шло время, Барбос старел и дряхлел, терял былой лоск, техника же молодела, становилась всё более удобной и быстрой, ещё и малозаметной, что тоже было важно для генералитета, Барбос несколько раз менял хозяев и режим работы, пока, наконец, не устоялся его маршрут по отдалённым лесистым задворкам сразу трёх областей, чтоб подальше от МПС и от большого начальства. Начинавшийся и заканчивавшийся возле депо местечковых промзон, он шёл по подъездным и промышленным путям, по лесовозным и лагерным линиям, промеж военных городков по задворкам того самого военного палигона, где когда-то возил генералитет. Здесь было изобилие объектов и малых населённых пунктов, а вот с надёжными дорогами дело было плохо - они просто медленно тонули в болотистой почве, следить за рельсами было проще. И шёл потому некогда скоростной немецкий дизель-поезд по расхлябанным путям медленно и печально, полдня туда и полдня обратно, останавливаясь у каждого столба, будь то пересечение с военной грунтовкой, тропа грибников, сторожка лесника, военный городок или местная школа-восьмилетка. Именно за такую манеру езды с частыми остановками электрички «собаками» и прозвали, но слова и понятия «собака» и «дизель-поезд» как-то слабо вяжутся промеж собой, вот и обрёл здесь, на этой собачьей работе, Барбос своё последнее прозвище, а остальные как-то постепенно забылись…
Шли годы, Барбос каждое утро покидал задворки великого завода, где жил и временами ремонтировался, где заливался горючкой, сэкономленной водителями заводских грузовиков во имя социализма, и уже неподалёку, у первого на маршруте переезда, его ждали первые пассажиры. Далее он притормаживал у почтового отделения, потом у больнички, потом окольными путями попадал на задворки большой станции, где получал почту и порцию серьёзного вида пассажиров с чемоданами. Случалось, что здесь же в него грузили не самых опасных заключённых до ближайшей колонии - опасных возили в специальном фургоне, после полутора суток в котором по разбитым грунтовкам злобный нарушитель закона превращался в подобие отбивной, обзаводился яркими синяками и ушибами, случалось, что переломами и сотрясением головного мозга. Отбывшая срок публика обычно возвращалась в лоно цивилизации тоже не без участия Барбоса, колориту добавляли солдаты-новобранцы и дембеля…
Потом за окнами мелькали военные городки, лесхозы, карьеры, безкрайние леса и болота, где-то на полпути Барбос проныривал под мостом магистральной железной дороги, рядом с пригородной платформой, но так удачно, что пассажиры поездов дальнего следования почти не имели шансов его увидеть. Но опытные грибники, рыбаки и охотники про Барбоса со временем узнавали и терпеливо ожидали его, высадившись из электричек…
На маршруте было три больнички, заводская, военная и районная, и там, случалось, тоже ожидали Барбоса с великим нетерпением - доставшаяся в наследство от военного округа мощная вседиапазонная радиостанция заранее предупреждала пожарных и лесников о лесных и торфяных пожарах, врачей в больничках о скором прибытии пациентов или рожениц…
Всякое случалось, на борту Барбоса жизни начинались и кончались, старый роскошный ресторанный закуток сменился тёплой дровяной печью, грубо склёпанными столами и самоваром, вместо шнапса и коньяка в салоне преобладали самогон, водка и всеми правдами и неправдами добытый у военных авиационный спирт, опосля сугреву и дозаправки некоторых пассажиров начинало тянуть на подвиги. Случалось, здесь же звучали пьяные исповеди и песни под гитару, разносившиеся потом по всему СССР дембелями и откинувшимися зеками…
Разная публика ездила на Барбосе, и лесники, и охотинспекторы, и просто охотники, и злостные браконьеры, и прочие местные жители, решившие разжиться в лесу благодатью, понабравшиеся уму-разуму у всяких залётных и теперь способные переплюнуть кого угодно хоть в пьянстве, хоть в ругани, хоть в мордобое. А ещё все вокруг знали, что случись чего - самой быстрой помощью окажется Барбос, он два раза в сутки ходит, раз туда и раз обратно, главное только из последних сил до рельсов доползти. И доползали порванные зверями охотники, браконьеры и лесники, заплутавшие грибники почитали его гудок за спасение, зимой к рельсам выбирались выбившиеся из сил замёрзшие до полусмерти беглые зеки, порой плотно сопровождавшиеся голодными волками…
Потом СССР кончился, но Барбос, ездящий без билетов и расписания, нигде по документам не числящийся, почти этого не заметил. Его машинист и проводники уже были некоторое время пенсионерами, и для них Барбос стал смыслом жизни, эдаким огоньком, что согревает родные земли. Всеми правдами и неправдами они добывали горючее и запчасти, а вот с голоду им не давали умереть охотники и грибники. По старой памяти помогали окрестные начальники…
Но становилось всё хуже и хуже - лесхозы, заводы и военные части начали приходить в запустение, им стало не до содержания своих подъездных путей, ибо движение снизилось в десятки раз, и на многих протяжённых участках путей чуть ли не единственным участником движения остался Барбос, который по такому случаю обзавёлся «намордниками» для спихивания с путей снега и упавших деревьев. Не раз и не два начальники окрестных предприятий с удивлением осознавали, что пути ещё сохранились и не заросли только благодаря Барбосу…
Конец наступил в 2010м - мощные лесные пожары уничтожили сразу несколько мостов (которые так до самого конца и оставались деревянными), пока вопрос «гулял» по кабинетам сразу трёх областных администраций и РЖД (где начальство впервые за десятки лет узнало о самом факте наличия Барбоса), рельсы исчезли на нескольких участках пути общей протяжённостью за сотню километров, и главный машинист Барбоса, тоже Барбос, как раз мучимый раздумьями, как же отремонтировать издыхающий главный дизель (ибо новый достать было нереально), однажды утром просто не проснулся. И вот, пока его хоронили, на площадку, где стоял нигде не учтённый поезд, нагрянули молодчики на грузовиках и с автогенами, и подобрали, так сказать, безхозно лежащее железо. И остановить их оказалось некому…
Их нашли позже, всех, любителей подбирать «ничейные» деньги, нашли, привезли в лес и оставили наедине с волчьей стаей, но это случилось позже, когда до местных ДОШЛО, каково это, без рельсов и без Барбоса, день-деньской снующего туда-сюда. Сколько за это время насмерть заблудилось грибников и охотников, сколько охотников и беглых зеков истекло кровью и исчезло в звериных желудках, сколько детей родилось при свете лучин в родных стенах, сколько домов и машин исчезло в объятиях лесных пожаров - в высоких кабинетах так никто и не посчитал. Как говорится, без бумажки ты букашка. Или Барбос…
Вы спросите меня, какая мораль у этой сказки (по счастью, это всё-таки сказка, плод моего воображения)? Так очень многие вещи вокруг нас, воспринимаемые за вековую незыблемую данность, на таких соплях за реальность держатся…
С уважением, Денис.
Жил да был где-то на просторах России Барбос подзаборный. Точнее, ему повезло - за всю долгую жизнь его ни разу не ставили под забор надолго…
Когда-то давно, в молодости, он вызывающе блестел вишнёвым лаком, хромированными ободками фонарей и оконными рамами, зеркально тонированными окнами салонов первого класса. А внутри блестела лакированная кожа, самая лучшая, какую только могла произвести Германия на радость своим фюрерам, генералам и воротилам крупного бизнеса, блестели лакированные деревянные панели, чуть ли не из красного дерева, стеклянные перегородки и бокалы на барной стойке. Как и его именитые гоночные кузены на четырёх колёсах, он легко мог сорваться с места и разогнаться до сотни за несколько секунд. Казалось бы, и ни к чему такая прыть огромной стальной туше, но под самый конец ВОЙНЫ он выдернул буквально из под бомб несколько достаточно важных персон с их денщиками и прочей прислугой, а так же, случайным образом, ещё полторы сотни ни в чём не виноватых гражданских и не очень лиц. Уже пустые бомбардировщики, у которых горючки оставалось едва-едва на обратный путь, за ним не погнались, а истребители, и так с головой погруженные в яростный воздушный бой, уделить внимание удивительно шустрой зверушке тоже не смогли…
Потом, заслуженно доставшийся победителям той страшной ВОЙНЫ, Барбос вместе со своими братьями пару десятилетий нерушимо соединял великие города СССР, перевозя со всеми удобствами срочную почту, начальство, генералитет, богему, правительственных курьеров, разных откомандированных работников и инженеров, чьё дело требовало наискорейшего прибытия на место срочных и важных работ. Случалось, что на борту Барбоса оказывались простые советские граждане, вышедшие в отпуск и оплатившие безумную стоимость билета ради наискорейшего прибытия или просто ради ощущения полёта. И ОНО того стоило…
Потом советская экономика сделала несколько важных неумолимых планомерных шагов, города первой величины соединила контактная сеть, появились в СССР локомотивы, способные таскать полноразмерные поезда со скоростью уже подвыдохшегося Барбоса, а то и быстрее. И братьев Барбоса раздали на второстепенные линии (где им и настал конец лет через двадцать), а именно ему, Барбосу, припомнили былое, и отдали его в отдалённый военный округ, где путей у Министерства Обороны было поболе, чем у МПС, и снова Барбос начал возить генералитет и прочих сопутствующих лиц, особенно во время крупных военных учений. А ещё в этом лесистом равнинном краю было просто изобилие дичи, и подстреленных разными высокими лицами лосей, кабанов и медведей очень удобно было затаскивать в Барбоса через двери почтово-багажного отсека. Случалось, в салоне Барбоса привечали первых лиц, отмечали повышения и отставки…
Шло время, Барбос старел и дряхлел, терял былой лоск, техника же молодела, становилась всё более удобной и быстрой, ещё и малозаметной, что тоже было важно для генералитета, Барбос несколько раз менял хозяев и режим работы, пока, наконец, не устоялся его маршрут по отдалённым лесистым задворкам сразу трёх областей, чтоб подальше от МПС и от большого начальства. Начинавшийся и заканчивавшийся возле депо местечковых промзон, он шёл по подъездным и промышленным путям, по лесовозным и лагерным линиям, промеж военных городков по задворкам того самого военного палигона, где когда-то возил генералитет. Здесь было изобилие объектов и малых населённых пунктов, а вот с надёжными дорогами дело было плохо - они просто медленно тонули в болотистой почве, следить за рельсами было проще. И шёл потому некогда скоростной немецкий дизель-поезд по расхлябанным путям медленно и печально, полдня туда и полдня обратно, останавливаясь у каждого столба, будь то пересечение с военной грунтовкой, тропа грибников, сторожка лесника, военный городок или местная школа-восьмилетка. Именно за такую манеру езды с частыми остановками электрички «собаками» и прозвали, но слова и понятия «собака» и «дизель-поезд» как-то слабо вяжутся промеж собой, вот и обрёл здесь, на этой собачьей работе, Барбос своё последнее прозвище, а остальные как-то постепенно забылись…
Шли годы, Барбос каждое утро покидал задворки великого завода, где жил и временами ремонтировался, где заливался горючкой, сэкономленной водителями заводских грузовиков во имя социализма, и уже неподалёку, у первого на маршруте переезда, его ждали первые пассажиры. Далее он притормаживал у почтового отделения, потом у больнички, потом окольными путями попадал на задворки большой станции, где получал почту и порцию серьёзного вида пассажиров с чемоданами. Случалось, что здесь же в него грузили не самых опасных заключённых до ближайшей колонии - опасных возили в специальном фургоне, после полутора суток в котором по разбитым грунтовкам злобный нарушитель закона превращался в подобие отбивной, обзаводился яркими синяками и ушибами, случалось, что переломами и сотрясением головного мозга. Отбывшая срок публика обычно возвращалась в лоно цивилизации тоже не без участия Барбоса, колориту добавляли солдаты-новобранцы и дембеля…
Потом за окнами мелькали военные городки, лесхозы, карьеры, безкрайние леса и болота, где-то на полпути Барбос проныривал под мостом магистральной железной дороги, рядом с пригородной платформой, но так удачно, что пассажиры поездов дальнего следования почти не имели шансов его увидеть. Но опытные грибники, рыбаки и охотники про Барбоса со временем узнавали и терпеливо ожидали его, высадившись из электричек…
На маршруте было три больнички, заводская, военная и районная, и там, случалось, тоже ожидали Барбоса с великим нетерпением - доставшаяся в наследство от военного округа мощная вседиапазонная радиостанция заранее предупреждала пожарных и лесников о лесных и торфяных пожарах, врачей в больничках о скором прибытии пациентов или рожениц…
Всякое случалось, на борту Барбоса жизни начинались и кончались, старый роскошный ресторанный закуток сменился тёплой дровяной печью, грубо склёпанными столами и самоваром, вместо шнапса и коньяка в салоне преобладали самогон, водка и всеми правдами и неправдами добытый у военных авиационный спирт, опосля сугреву и дозаправки некоторых пассажиров начинало тянуть на подвиги. Случалось, здесь же звучали пьяные исповеди и песни под гитару, разносившиеся потом по всему СССР дембелями и откинувшимися зеками…
Разная публика ездила на Барбосе, и лесники, и охотинспекторы, и просто охотники, и злостные браконьеры, и прочие местные жители, решившие разжиться в лесу благодатью, понабравшиеся уму-разуму у всяких залётных и теперь способные переплюнуть кого угодно хоть в пьянстве, хоть в ругани, хоть в мордобое. А ещё все вокруг знали, что случись чего - самой быстрой помощью окажется Барбос, он два раза в сутки ходит, раз туда и раз обратно, главное только из последних сил до рельсов доползти. И доползали порванные зверями охотники, браконьеры и лесники, заплутавшие грибники почитали его гудок за спасение, зимой к рельсам выбирались выбившиеся из сил замёрзшие до полусмерти беглые зеки, порой плотно сопровождавшиеся голодными волками…
Потом СССР кончился, но Барбос, ездящий без билетов и расписания, нигде по документам не числящийся, почти этого не заметил. Его машинист и проводники уже были некоторое время пенсионерами, и для них Барбос стал смыслом жизни, эдаким огоньком, что согревает родные земли. Всеми правдами и неправдами они добывали горючее и запчасти, а вот с голоду им не давали умереть охотники и грибники. По старой памяти помогали окрестные начальники…
Но становилось всё хуже и хуже - лесхозы, заводы и военные части начали приходить в запустение, им стало не до содержания своих подъездных путей, ибо движение снизилось в десятки раз, и на многих протяжённых участках путей чуть ли не единственным участником движения остался Барбос, который по такому случаю обзавёлся «намордниками» для спихивания с путей снега и упавших деревьев. Не раз и не два начальники окрестных предприятий с удивлением осознавали, что пути ещё сохранились и не заросли только благодаря Барбосу…
Конец наступил в 2010м - мощные лесные пожары уничтожили сразу несколько мостов (которые так до самого конца и оставались деревянными), пока вопрос «гулял» по кабинетам сразу трёх областных администраций и РЖД (где начальство впервые за десятки лет узнало о самом факте наличия Барбоса), рельсы исчезли на нескольких участках пути общей протяжённостью за сотню километров, и главный машинист Барбоса, тоже Барбос, как раз мучимый раздумьями, как же отремонтировать издыхающий главный дизель (ибо новый достать было нереально), однажды утром просто не проснулся. И вот, пока его хоронили, на площадку, где стоял нигде не учтённый поезд, нагрянули молодчики на грузовиках и с автогенами, и подобрали, так сказать, безхозно лежащее железо. И остановить их оказалось некому…
Их нашли позже, всех, любителей подбирать «ничейные» деньги, нашли, привезли в лес и оставили наедине с волчьей стаей, но это случилось позже, когда до местных ДОШЛО, каково это, без рельсов и без Барбоса, день-деньской снующего туда-сюда. Сколько за это время насмерть заблудилось грибников и охотников, сколько охотников и беглых зеков истекло кровью и исчезло в звериных желудках, сколько детей родилось при свете лучин в родных стенах, сколько домов и машин исчезло в объятиях лесных пожаров - в высоких кабинетах так никто и не посчитал. Как говорится, без бумажки ты букашка. Или Барбос…
Вы спросите меня, какая мораль у этой сказки (по счастью, это всё-таки сказка, плод моего воображения)? Так очень многие вещи вокруг нас, воспринимаемые за вековую незыблемую данность, на таких соплях за реальность держатся…
С уважением, Денис.