Г.С. Батыгин (1951-2003)
Сегодня исполняется десять лет со дня внезапной смерти Геннадия Семёновича Батыгина - выдающегося российского социолога, одного из лучших преподавателей Шанинки (МВШСЭН), прекрасного человека и учителя.
Увы... Десять лет его уже нет с нами...
В Институте социологии РАН. Фото Натальи Мазлумяновой
Сайт, посвященный Г.С. Батыгину: http://batygin.com/
И две статьи, публикованные им в журнале "Крокодил" в 1988 году:
«Крокодил». 1988. №2. С. 2-3, 6.
«Вырезка или вывеска?», «Диета по приказу» - так назывались выступлении «Крокодила» (№№ 13 и 25, 1987 г.), в которых речь шла о проблеме острейшей - о снабжении мясом наших горожан.
Публикации вызвала обильную почту. Читатели обсуждают, спорят, поддерживают, советуют. Есть письма, с которыми хочется полемизировать.
Мы решили показать их социологу. Через несколько дней он принес в редакцию свою статью.
Геннадий
БАТЫГИН,
доктор
философских наук
НЕ ОТНИМАТЬ, А СОЗДАВАТЬ
Точка зрения социолога на социальную справедливость
«Юмор хорош тогда, когда все сыты», - пишет в редакцию С. Г. Матвеев из Златоуста. И он отчасти прав. Все мы хорошо знаем, что нашей стране далеко до изобилия. Не хватает жилья продовольствия, нелегкое положение в сфере здравоохранения, постоянная напряженка на транспорте. Перечень неурядиц можно продолжать Но все эти неурядицы наши общие, и мы должны сообща искать выход из нелегкой ситуации, искать оптимальные пути перестройки на каждом рабочем месте. Самое опасное здесь, пожалуй, потеря юмора и здравого смысла, когда разум ответственность, правосознание вытесняются злобой и оголтелостью. Тогда наступает нравственная и социальная слепота где-то в подсознании зреет надежда на дубину.
Не буду влезать в дебри социологической теории. Вся социология в жизни, она у нас перед глазами, и каждый лично участвует в общественном взаимодействии, формулирует свои выводы сам. Поэтому вглядимся в себя.
Очередь продвигалась довольно быстро. За стенкой раздавались гулкие удары топора, и время от времени на мраморном прилавке возникал поднос с аккуратно нарубленной говядиной. Розовощекий детина с пушистыми ресницами - красавец! - следил за пальцем покупательницы, заученным движением переворачивал в руках кусок. обнаруживая тем самым его нижнюю, менее приглядную сторону вместе с довеском, и смотрел вопросительно. День был явно удачный, было мясо. Все шло хорошо, кто-то спешил, брал, что есть, и уходил, другие ждали, и среди них седая дама с пристальным взглядом из очков. Уже пристроив завернутую говядину в сумку, она нацелила очки на красавца и медленно, отчеканивая слова, произнесла:
- Вас… Надо… Серьезно… Лечить.
- ???
Пушистые ресницы выразили сначала недоумение и растерянность, а потом обиду, какую-то детскую и совершенно неуместную здесь - в мясном отделе.
Точку строгая покупательница поставила уже у дверей:
- У вас серьезная социальная болезнь.
Детина обвел застывшим взглядом людей с кошелками - замкнутые лица. Очередь зависела от него, боялись, что хорошего мяса больше не вынесет. От людей его отделял прилавок, и диагноз социальной болезни был ясен и неумолим - мясник. Оправдываться наивно.
Что же социологического в этой обычной жизненной сценке? То, что наше общественное сознание заражено социальной болезнью злобы и нетерпимости: что мы можем судить о чем угодно, не давая себе труда задуматься над обвинением - судить! - однозначно и безапелляционно. «Что-о-о? За мясника заступаться, за вора?», - ужаснется кто-нибудь из читателей и подтвердит социологический диагноз Противоправный по своей сути, отвечающий всякую презумпцию невиновности стереотип обвинения: если мясник, значит, вор - застит глаза злобой. И никаких фактов, никаких доказательств уже не требуется.
Наши мудрые предки говорили: «Врачу, исцелися сам». Сегодня, когда борьба за справедливость овладела нашими сердцами и помыслами, нужно учиться политической ответственности и правовой культуре, не размахивать дубиной там, где жизненно необходимы рассудительность и забота о завтрашнем дне
Мне приходится читать немало писем. Вот лежит на стопе и крокодильская почта. Письма осуждающие, назидательные, озабоченные, злые, и нет ни одного, похожего на другие. И все же подавляющее большинство авторов сходится на том, что мясо у них кто-то отнимает.
Знаю, что мои слова не вызовут аплодисментов, и могу даже прогнозировать содержание откликов. Но подождите, не беритесь за перо. Сразу скажу никаким спецраспределителем я не пользуюсь, машины и дачи нет, бездельником меня нельзя считать- это точно, мясо покупаю, как и все москвичи, - и вот в этом моя вина. Да, вина, потому что вряд ли смогу переубедить, например, Сергея Георгиевича Матвеева, который пишет в редакцию «Вся мразь прет из Москвы и пора всю Москву посадить на карточную систему, тогда сразу некому будет писать душеспасительные статейки вроде ваших (письмо адресовано не мне, а моему коллеге, но это все равно - Г. Б.), а то присосались там к дешевым продуктам и думаете, что везде так, как у вас. Вы там, в столице, с удовольствием закопаете кого угодно, кто посмеет посягнуть на ваше, как вы считаете, право потреблять самое лучшее, только когда вам дадут как следует по башке, тогда вы вспомните об остальных, кого вы объедаете и обманываете и на чьей шее едете...»
Сергей Георгиевич! Вы, конечно правы в том, что положение с продовольствием в Москве лучше, чем в Златоусте. Но факт: во многих других городах (в Прибалтике, Белоруссии, на Украине) качество питания выше, чем у москвичей. Я не оправдываюсь. То, что вы делаете других людей, которые, как вам кажется, живут лучше вас, врагами, - пусть будет на вашей совести. Но все-таки факт никаких исключительных привилегий у Москвы нет. К сожалению, я пока не располагаю сведениями о рыночных ценах (а рыночные цены - надежный барометр) на мясо в 1987 году. Но дело ведь не в одном мясе. Возьмем картошку - пожалуй, самый главный продукт в нашем рационе. Вы, конечно, не будете оспаривать, что без мяса еще можно прожить, а без картошки совсем худо. Так вот в июле 1987 года картошка продавалась по цене до 40 копеек за килограмм в семи городах, свыше одного рубля - в 64 городах. На московских рынках картошка стоила в среднем 94 копейки. Это немного ниже среднесоюзного уровня. Особенно же тяжелое положение было в Комсомольске-на-Амуре, где картофель стоил 2.50. огурцы - 3 рубля, а помидоры - 6 рублей за килограмм. Совершенно аналогично распределяются цены и на другие продукты питания, в том числе и на мясо. Мясо в Москве, например, на Черемушкинском рынке стоит от 7 до 10 рублей Мог бы привести и другие цифры, показывающие, что уровень жизни в Москве, конечно же, выше, чем во многих других городах, но ситуация с продовольственным обеспечением столицы не лучшая и никаких особых привилегий у москвичей нет. Впрочем, дело не в москвичах.
Психология «раскулачивания», «потрошения» богатеньких и по сей день не дает нам покоя. Все кажется, что стоит только поделить реквизированное у кого-то добро по справедливости, и сразу же всем станет хорошо. Не тут-то было. Предположим, выявим новых богатеев тряхнем их по-пролетарски. И что? Лучше жить не станем, потому что благосостояние дается только трудом, причем трудом не самоотверженным, а основанным на хозяйском, бережном отношении к собственности к добру. От каждого по способностям каждому по труду. Не это ли наиболее точная формула социализма?
Должен быть только один вид преследования - уголовное преследование в точном соответствии с процессуальными нормами, любая конфискация - только по закону. На этом надо стоять крепко.
Так-то оно так, но истомленный взор казарменной справедливости вновь и вновь ищет вокруг, что бы еще поделить, кого бы «раскулачить».
«У них денег куры не клюют, баба его шастает в халате» - суть этой психологии точно схвачена Владимиром Высоцким.
Какая наивность - показать пальцем на Москву они нас объедают. И на московских рынках приходится видеть, как мнимая справедливость размахивает дубиной. Мне стыдно за некоторых москвичей, когда они поносят «грузинов» (так обыватель окрестил всех кавказцев), дерущих за фрукты бешеные деньги. И никто из обличителей не знает и знать не хочет что почем в Ереване и Тбилиси, что люди, которых они первый и может быть, последний раз в жизни видят за прилавком, живут, например, в Ленкорани, цветущем субтропическом крае - синие горы теплое море - где сливочное масло, на рынке, разумеется, стоит одиннадцать рублей за килограмм. Не хотят знать, что у всех нас, живущих в одном доме, беды общие и будущее тоже общее.
Наша страна потребляет в среднем 62 килограмма мяса и мясопродуктов в год на душу населения. США - 120 килограммов, а Япония - всего 38 килограммов. Никому из японцев и в голову не придет обвинять нас, и тем более американцев, что мы лучше живем. Каждый народ, прежде всего, сам решает собственные проблемы и выбирает судьбу.
Спору нет, в распределении продовольствия у нас серьезные перекосы, плохо обеспечивается гласность при снабжении регионов сельскохозяйственной продукцией, мало кто знает величину потерь на стадиях транспортировки и хранения, а потери нередко достигают 30 а то и 50 процентов. Но совершенно очевидно, что дележкой проблему не решить. В условиях дефицита распределение, так или иначе, останется неравным. Надо обеспечить достаток и тогда, решая вопрос о справедливости, мы не будем апеллировать к дубине, не будем заглядывать в чужой карман и писать доносы на соседа, построившего на своем участке теплицу.
Наша судьба в наших руках. Надо только быть хозяевами, отказаться от старых стереотипов и дать хозяину возможность работать на себя и на общество (противоречия здесь быть не должно). Одна семья на подряде произвела столько мяса, сколько весь совхоз. Занимая мизерное количество посевных площадей, личное подсобное хозяйство дает около трети важнейших видов сельскохозяйственной продукции. Освобожденные от административно-приказного произвола колхозы во много раз повышают эффективность производства, причем не за счет интенсификации труда, а путем наведения порядка и личной хозяйственной заинтересованности крестьянина. Дайте волю «архангельскому мужику», учитесь покупать и продавать, работайте сами «Я живу на пенсию - пишет Т.Ф. Березняк из Краснодара - Но если бы мне дали клочок земли, то я, на зависть бездельникам, сумел бы обеспечить продуктами и себя, и рынок».
Так что, думая о справедливости надо искать решение проблемы совсем под другим фонарем и не размахивать дубиной там, где нужны обстоятельность и хозяйственная сметка.
«Крокодил». 1988. №17. С. 2-3, 8.
Мы учимся... Трудно, упорно учимся разумному. творческому хозяйствованию - без окрика, понукания, бюрократических вериг.
Учимся демократии, гласности, свободе. Серьезная это школа, и на пятерки по столь сложным предметам пока еще рассчитывать рано. Но ведь мы учимся!
Нас еще порой заносит то вправо, то влево, ибо не ушли из жизни звонкая фраза, с одной стороны, и угрюмое недоверие к человеку - с другой.
Мы нетерпеливы и ждем - вопреки здравому смыслу - немедленных результатов там, где они могут быть лишь итогом упорного, длительного труда...
Это наше сегодняшнее состояние, новый этап перестройки и связанные с ним проблемы глубоко и конструктивно проанализированы в редакционной статье «Правды». Напомним читателям одно положение из нее, имеющее непосредственное отношение к разговору, который журнал еще в минувшем году начал на своих страницах.
«Кое у кого возникла сумятица в умах, растерянность. Развертывание демократизации, отказ от административно-командных методов руководства и управления, расширение гласности, снятие всевозможных запретов и ограничений породили опасение: а не расшатываем ли мы сами устои социализма, не подвергаем ли ревизии принципы марксизма-ленинизма?»
Вопросы не праздные. Они волнуют и наших читателей.
Геннадий
БАТЫГИН,
доктор
философских наук
ВСЕ, ЧТО НЕ ЗАПРЕЩЕНО...
ВЗГЛЯД СОЦИОЛОГА НА ПРИЧИНЫ ТОРМОЖЕНИЯ КООПЕРАТИВНОГО ДВИЖЕНИЯ ЧЕРЕЗ ПРИЗМУ ЧИТАТЕЛЬСКИХ ПИСЕМ
Давно замечено, что мы расстаемся с прошлым, смеясь, даже если этот смех пронизан страданием и болью.
Вновь и вновь история воспроизводит человеческие трагедии, и, повторяясь, они нередко превращаются в фарс.
В одном из писем в редакцию рассказывается следующий анекдот: сидим в вагоне с задернутыми шторами, дружно раскачиваем его и делаем вид, будто едем вперед, при этом согласованно гудим. Смешно и горько...
Революционная перестройка общества вынуждает нас по-новому относиться и к прошлому, и к будущему. Настало время выбирать... Впрочем, продолжу аллегорию. Можно, конечно, открыть шторы, высунуться из окон и с криками негодования продолжать раскачивать неподвижный многострадальный вагон, подвергая сокрушительной критике машинистов локомотива. Но, сколько бы мы ни кричали, пока сидим в отцепленном от прогресса вагоне, с места не сдвинемся. Не лучше ли выйти из него и начать прокладывать новый путь, оставив позади и ржавый вагон, и разъехавшиеся рельсы?
Сегодня, когда процесс перестройки затрагивает интересы миллионов людей, обнаруживается, что приветствовать и одобрять перемены легко только на словах. Когда доходит до дела, включаются тормоза. Оказывается, в старом вагоне было и неуютно, и холодно, но все-таки лучше, чем на ветру под открытым небом. Прошлое не отпускает нас, держит за глотку, опутывает сетью предубеждений и словесных стереотипов, грозит и тихо нашептывает: «Не высовывайся, а то хуже будет».
Может быть, так и должно быть?
Наивно полагать, будто в одно прекрасное утро, прочитав постановление, мы перестроимся и станем совсем другими. Предстоит трудный, противоречивый процесс реконструкции устаревших общественно-политических отношений, каждому из нас предсто1гг выдавливать из себя по капле раба
129 лет назад Карлом Марксом написаны строки, заставляющие понять и почувствовать главное препятствие революционного обновления: «Наряду с бедствиями современной эпохи нас гнетет целый ряд наследованных бедствий, существующих вследствие того, что продолжают прозябать стародавние, изжившие себя способы производства и сопутствующие им устарелые общественные и политические отношения. Мы страдаем не только от живых, но и от мертвых... Мертвый хватает живого!».
Многие думают, будто общественные отношения являют себя где-то там, наверху, где вершатся судьбы страны, а может быть, в философских эмпиреях, - по крайней мере, они имеют мало общего с обычной человеческой повседневностью. На самом деле общественные отношения живут в нас и вместе с нами. Они находят свое существование в бурных многочасовых собраниях, в неритмичных поставках, в очередях за колбасой, в возмущенных письмах в газету, в анекдотах и жалобах. Может быть, и факторы торможения живут в нас и вместе с нами? Один из них, принимающий вил возмущенной добродетели, опасен, прежде всего, своей мимикрией, как волк в овечьей шкуре. Речь идет о казарменно-уравнительных представлениях о социалистической справедливости.
«Индивидуальный и кооперативные труд разрешен не для того, чтобы дать волю проходимцам и хапугам. Его цель - привлечь дополнительные трудовые резервы для удовлетворения все более возрастающих потребностей граждан. Вне общественного производства должны трудиться, прежде всего, пенсионеры домохозяйки инвалиды и студенты. Что же получилось? В эту сферу ринулись дельцы, которые стремятся только к наживе, а интересы общества им до лампочки - пишет в редакцию Г.С. Шмеерович из Москвы. - Устанавливая бешеные цены на свою продукцию, они за день зарабатывают столько, сколько рабочий человек и за месяц не получает. О какой справедливости может идти речь, если нарушаются основные принципы социализма. Этот важнейший аспект социалистического строительства не получил отражения в проекте Закона о кооперации в СССР, и дело может пойти на самотек. Предлагаю ввести в Закон следующую формулировку: «Государство регулирует цены на продукцию кооперативов с учетом общественно необходимых затрат труда. Любое превышение цен рассматривается как спекуляция и подвергается уголовному преследованию в соответствии с действующим законодательством».
«Ничего, кроме появления новых богатых и новых бедных кроме расслоения общества, частник не даст. Реальный опыт показывает, что даже самые первые, робкие шага их деятельности в стране (в чистом виде или замаскированные под кооперативы) сопровождаются одурачиванием населения, взвинчиванием цен, спекуляцией, вакханалией наживы. Народ поддержал идеи перестройки социализма, а не реставрации капитализма» (Б.А. Сидоренко, доктор медицинских наук, профессор. Москва).
«С возмущением прочитал проект Закона о кооперации в СССР - так начинается письмо В.П. Брызгунова из Ивановской области. - Он открывает дорогу частной собственности и свободному предпринимательству, подрывает великие завоевания Октября. До чего мы докатились! В статье 10 Закона прямо указано Создание кооператива не обусловливается каким-либо специальным разрешением советских, хозяйственных и иных органов. Кооператив считается созданным с момента регистрации устава, который является основным документом, регулирующим его деятельность. Получается, что Советская власть самоустранилась от руководства кооперативами, и они будут делать все, что вздумается, обогащаться вопреки интересам общества. Да все же побегут из общественного производства. На долю госпредприятий останутся невыгодные работы. Кто же из честных тружеников будет вкалывать за 200 рублей в месяц? Перестройка - это упрочение равенства и справедливости, а не углубление классовых противоречий».
Десятки, сотни писем... Но схема рассуждения стереотипна: держать и не пущать! Напрасно мы думали, что консервативная пропаганда периода застоя была малоэффективна. В массовом сознании жестко закрепился идеал казарменной организации общественной жизни: каждый должен делать то, что прикажут, и получать ровно столько, сколько положено, - не больше и не меньше, по «справедливости». От человека здесь требуются главным образом послушание и, может быть, инициатива, направленная на реализацию указаний. В рамках такой схемы даже помыслить страшно, что люди смогут делать то, что им вздумается, например, шить модные «буржуазные» штаны и продавать их по никем не установленной цене.
У нас в ходу слово «получка» Вдумаемся в его изначальный смысл. Обитатели казармы получают, а не зарабатывают. Получая, мы всецело зависим от руки дающего и - удивительно! - не только боимся, но любим эту руку. Зависимость и подчиненность, оказывается, удобны и даже выгодны. Не надо думать, принимать на себя риск ответственности за решения, душа не болит о завтрашнем дне - дадут что положено.
Очевидно, развитие кооперации тормозится не только бюрократическими препонами - это было бы полбеды. Идеология запрета в буквальном смысле массовая, она укоренена в сознании поколений и создает неблагоприятную общественную атмосферу для распространения новых форм экономической активности населения. В феврале 1988 года у нас насчитывалось 14 тысяч кооперативов, в основном в бытовом обслуживании, общественном питании, в сфере производства товаров народного потребления, в них работало около 200 тысяч человек. Цифры эти в масштабах страны совершенно незначительны, дела, как говорится, не идут.
Сначала был страх, что кооперативы прикроют, сегодня таких опасений все меньше, но желающих погнаться за длинным кооперативным рублем не очень много. Действительно, кому хочется терпеть осуждающие взгляды, колкие замечания, прослыть рвачом и хапугой? То и дело кооператорам тычут в нос: дорого. Почему такие цены - спрашивают покупатели, читатели, телезрители. И возмущаются: цена не по правилам!
Но цена не бывает правильной и неправильной, она зависит от спроса и предложения, и любые попытки диктовать условия рынку бьют по потребителю, в то время как расширение рынка, обилие данного товара в свободной продаже обязательно приводит к падению цен. Неприемлемой оказывается не только цена, но и независимость кооператора. В отличие от всех остальных он хозяин своего дела и в этой мере свободен. Самим своим существованием кооператор бросает вызов казарменной психологии, подчиненности и зависимости человека. Другими словами, он «высовывается», ему «больше всех надо», и эта откровенная легализованная инаковость непереносима для обывателя.
Более того, оказывается непереносимой и свобода покупателя, выбирающего не то, что положено, а то, что вздумается. Показательна в этом отношении судьба художественных произведений, не прошедших через контроль худсоветов; А вдруг кто-нибудь купит у частника «не ту» картину?
Возможно, указующий перст руководствуется благими пожеланиями, заботой о нашей моральной устойчивости и мировоззренческой подготовке. Но не пора ли отказаться от убеждения, что кто-то лучше самого человека знает, что ему нужно, а что нет. Демократизация общественной жизни немыслима без личной, индивидуальной ответственности за выбор, в том числе и на рынке товаров и услуг. И не беда, если кто-то купит коврики с лебедями. Пусть молодежная газета не паникует по поводу продаваемых кооператорами амулетов и гороскопов, подрывающих научно-материалистическое мировоззрение « комсомольцев. Все это не беда. Беда, если кто-то опять начнет принуждать людей к истине и насилием утверждать светлые идеалы.
Закон о кооперации в СССР не просто очередной шаг в радикальной перестройке хозяйственного механизма. В определенной мере он являет собой альтернативу административно-бюрократической системе управления обществом, которая формировалась в нашей стране в течение десятилетий и неумолимо вела к застою и кризису. Из всех мероприятий социально-экономической политики, осуществленных партией за последние годы, закон о кооперации имеет наиболее важное практическое значение. Фактически в нем сформулированы принципы не только кооперативного сектора экономики, но и государственного предприятия в условиях полного хозрасчета. Сущность новой кооперативной политики можно сформулировать в нескольких словах, взятых из преамбулы к закону «Свободный выбор форм хозяйственной деятельности...» Этими словами намечается поворот, которого советское общество не знало со времен нэпа. Фактически воссоздается многоукладность, многообразие социалистической экономики, воссоздаются процесс экономического обращения, объективные законы товарно-денежного саморегулирования.
То, что так возмутило читателя В.П. Брызгунова, - «создание кооператива не обусловливается каким-нибудь специальным разрешением», является свидетельством коренной перестройки нашего политического мышления. Еще недавно мы руководствовались формулой: «Можно то, что разрешено». Для человека неискушенного эта формула мало о чем говорит. На самом деле она определяла судьбы. В прошлом году была опубликована повесть А. Бека «Новое назначение», написанная в тот период, когда вопрос о том, что можно, а чего нельзя читать, решался с помощью указующего перста. Тогда один идеологический чиновник выразился предельно точно: «Эта повесть не запрещена. Она не разрешена». За этими словами целый мир. Мир, где все выстроено по ранжиру, где можно делать только то, что предусмотрено. Пред-усмотрено! Сколь многозначительно это слово: люди - лишь исполнители того, что усмотрено предварительно. Сегодня мы усваиваем новый политический и хозяйственно-правовой императив: «Можно все, что не запрещено».
На моем столе лист из ученической тетради. Крупные, тщательно выведенные буквы. Пишет киевская восьмиклассница Люба Остова. Наверное, она не осведомлена о всех хитросплетениях разрешений и запрещений, политэкономию и философию тоже не проходила. Но логика и реализм мышления оказываются вполне достаточными для того, чтобы разобраться в том, что нам нужно, а что не нужно. «Слишком некомпетентны и агрессивны противники ИТД и кооперации, - пишет Люба.- Частник у них такой-сякой, плохой. Только эпитеты пособник капитала и «чуждый элемент», наверное, потребовали большой фантазии. Ругают они несчастного частника за все. Да ведь ругать легче всего: уверена, что авторы этих гневных писем ни разу не пользовались услугами этих самых частников. А ведь они не только отлично свое дело сделают, но и хорошее настроение подарят. Чувствую, у моих оппонентов уже и ответ готов: «Но цены! цены!». Только забыли вы, что в высоких ценах виноваты не частники, а кое-кто иной - тот, кто сидит в конторе и потихоньку зажимает кооперативы в зародыше».
Перестройка вступила в новый этап. Пришло время практических действий. Многие из возникающих сегодня проблем воспринимаются с удивлением, даже со страхом: не изменяем ли мы идеалам социализма, туда ли идем? Общественная психология явно отстает от жизни. Возникают даже панические настроения по поводу индивидуального и кооперативного труда в советском обществе, особенно пугает возможность свободных заработков и личного обогащения. Время от времени раздается крик: «Реставрация капитализма».
Да, нам приходится сегодня многое оценивать заново, многое переосмысливать, отказываться от того, что тормозит и обедняет нашу жизнь, - отмечается в выступлении М С. Горбачева на IV Всесоюзном съезде колхозников - Но это отказ не от социализма, его идеалов и принципов, а избавление их от коррозии... Поэтому нам так важно решительно преодолеть бюрократизм и администрирование, социальную апатию и иждивенчество, убрать с дороги все, что тормозит наше движение, возвысить инициативу человека, каждую новаторскую мысль и каждое смелое решение». Свободный выбор форм хозяйственной деятельности, всего того, что не запрещено законом, и являет собой такое смелое, новаторское решение, направленное на рост благосостояния советских людей. А это и есть подлинный социализм.
Увы... Десять лет его уже нет с нами...
В Институте социологии РАН. Фото Натальи Мазлумяновой
Сайт, посвященный Г.С. Батыгину: http://batygin.com/
И две статьи, публикованные им в журнале "Крокодил" в 1988 году:
«Крокодил». 1988. №2. С. 2-3, 6.
«Вырезка или вывеска?», «Диета по приказу» - так назывались выступлении «Крокодила» (№№ 13 и 25, 1987 г.), в которых речь шла о проблеме острейшей - о снабжении мясом наших горожан.
Публикации вызвала обильную почту. Читатели обсуждают, спорят, поддерживают, советуют. Есть письма, с которыми хочется полемизировать.
Мы решили показать их социологу. Через несколько дней он принес в редакцию свою статью.
Геннадий
БАТЫГИН,
доктор
философских наук
НЕ ОТНИМАТЬ, А СОЗДАВАТЬ
Точка зрения социолога на социальную справедливость
«Юмор хорош тогда, когда все сыты», - пишет в редакцию С. Г. Матвеев из Златоуста. И он отчасти прав. Все мы хорошо знаем, что нашей стране далеко до изобилия. Не хватает жилья продовольствия, нелегкое положение в сфере здравоохранения, постоянная напряженка на транспорте. Перечень неурядиц можно продолжать Но все эти неурядицы наши общие, и мы должны сообща искать выход из нелегкой ситуации, искать оптимальные пути перестройки на каждом рабочем месте. Самое опасное здесь, пожалуй, потеря юмора и здравого смысла, когда разум ответственность, правосознание вытесняются злобой и оголтелостью. Тогда наступает нравственная и социальная слепота где-то в подсознании зреет надежда на дубину.
Не буду влезать в дебри социологической теории. Вся социология в жизни, она у нас перед глазами, и каждый лично участвует в общественном взаимодействии, формулирует свои выводы сам. Поэтому вглядимся в себя.
Очередь продвигалась довольно быстро. За стенкой раздавались гулкие удары топора, и время от времени на мраморном прилавке возникал поднос с аккуратно нарубленной говядиной. Розовощекий детина с пушистыми ресницами - красавец! - следил за пальцем покупательницы, заученным движением переворачивал в руках кусок. обнаруживая тем самым его нижнюю, менее приглядную сторону вместе с довеском, и смотрел вопросительно. День был явно удачный, было мясо. Все шло хорошо, кто-то спешил, брал, что есть, и уходил, другие ждали, и среди них седая дама с пристальным взглядом из очков. Уже пристроив завернутую говядину в сумку, она нацелила очки на красавца и медленно, отчеканивая слова, произнесла:
- Вас… Надо… Серьезно… Лечить.
- ???
Пушистые ресницы выразили сначала недоумение и растерянность, а потом обиду, какую-то детскую и совершенно неуместную здесь - в мясном отделе.
Точку строгая покупательница поставила уже у дверей:
- У вас серьезная социальная болезнь.
Детина обвел застывшим взглядом людей с кошелками - замкнутые лица. Очередь зависела от него, боялись, что хорошего мяса больше не вынесет. От людей его отделял прилавок, и диагноз социальной болезни был ясен и неумолим - мясник. Оправдываться наивно.
Что же социологического в этой обычной жизненной сценке? То, что наше общественное сознание заражено социальной болезнью злобы и нетерпимости: что мы можем судить о чем угодно, не давая себе труда задуматься над обвинением - судить! - однозначно и безапелляционно. «Что-о-о? За мясника заступаться, за вора?», - ужаснется кто-нибудь из читателей и подтвердит социологический диагноз Противоправный по своей сути, отвечающий всякую презумпцию невиновности стереотип обвинения: если мясник, значит, вор - застит глаза злобой. И никаких фактов, никаких доказательств уже не требуется.
Наши мудрые предки говорили: «Врачу, исцелися сам». Сегодня, когда борьба за справедливость овладела нашими сердцами и помыслами, нужно учиться политической ответственности и правовой культуре, не размахивать дубиной там, где жизненно необходимы рассудительность и забота о завтрашнем дне
Мне приходится читать немало писем. Вот лежит на стопе и крокодильская почта. Письма осуждающие, назидательные, озабоченные, злые, и нет ни одного, похожего на другие. И все же подавляющее большинство авторов сходится на том, что мясо у них кто-то отнимает.
Знаю, что мои слова не вызовут аплодисментов, и могу даже прогнозировать содержание откликов. Но подождите, не беритесь за перо. Сразу скажу никаким спецраспределителем я не пользуюсь, машины и дачи нет, бездельником меня нельзя считать- это точно, мясо покупаю, как и все москвичи, - и вот в этом моя вина. Да, вина, потому что вряд ли смогу переубедить, например, Сергея Георгиевича Матвеева, который пишет в редакцию «Вся мразь прет из Москвы и пора всю Москву посадить на карточную систему, тогда сразу некому будет писать душеспасительные статейки вроде ваших (письмо адресовано не мне, а моему коллеге, но это все равно - Г. Б.), а то присосались там к дешевым продуктам и думаете, что везде так, как у вас. Вы там, в столице, с удовольствием закопаете кого угодно, кто посмеет посягнуть на ваше, как вы считаете, право потреблять самое лучшее, только когда вам дадут как следует по башке, тогда вы вспомните об остальных, кого вы объедаете и обманываете и на чьей шее едете...»
Сергей Георгиевич! Вы, конечно правы в том, что положение с продовольствием в Москве лучше, чем в Златоусте. Но факт: во многих других городах (в Прибалтике, Белоруссии, на Украине) качество питания выше, чем у москвичей. Я не оправдываюсь. То, что вы делаете других людей, которые, как вам кажется, живут лучше вас, врагами, - пусть будет на вашей совести. Но все-таки факт никаких исключительных привилегий у Москвы нет. К сожалению, я пока не располагаю сведениями о рыночных ценах (а рыночные цены - надежный барометр) на мясо в 1987 году. Но дело ведь не в одном мясе. Возьмем картошку - пожалуй, самый главный продукт в нашем рационе. Вы, конечно, не будете оспаривать, что без мяса еще можно прожить, а без картошки совсем худо. Так вот в июле 1987 года картошка продавалась по цене до 40 копеек за килограмм в семи городах, свыше одного рубля - в 64 городах. На московских рынках картошка стоила в среднем 94 копейки. Это немного ниже среднесоюзного уровня. Особенно же тяжелое положение было в Комсомольске-на-Амуре, где картофель стоил 2.50. огурцы - 3 рубля, а помидоры - 6 рублей за килограмм. Совершенно аналогично распределяются цены и на другие продукты питания, в том числе и на мясо. Мясо в Москве, например, на Черемушкинском рынке стоит от 7 до 10 рублей Мог бы привести и другие цифры, показывающие, что уровень жизни в Москве, конечно же, выше, чем во многих других городах, но ситуация с продовольственным обеспечением столицы не лучшая и никаких особых привилегий у москвичей нет. Впрочем, дело не в москвичах.
Психология «раскулачивания», «потрошения» богатеньких и по сей день не дает нам покоя. Все кажется, что стоит только поделить реквизированное у кого-то добро по справедливости, и сразу же всем станет хорошо. Не тут-то было. Предположим, выявим новых богатеев тряхнем их по-пролетарски. И что? Лучше жить не станем, потому что благосостояние дается только трудом, причем трудом не самоотверженным, а основанным на хозяйском, бережном отношении к собственности к добру. От каждого по способностям каждому по труду. Не это ли наиболее точная формула социализма?
Должен быть только один вид преследования - уголовное преследование в точном соответствии с процессуальными нормами, любая конфискация - только по закону. На этом надо стоять крепко.
Так-то оно так, но истомленный взор казарменной справедливости вновь и вновь ищет вокруг, что бы еще поделить, кого бы «раскулачить».
«У них денег куры не клюют, баба его шастает в халате» - суть этой психологии точно схвачена Владимиром Высоцким.
Какая наивность - показать пальцем на Москву они нас объедают. И на московских рынках приходится видеть, как мнимая справедливость размахивает дубиной. Мне стыдно за некоторых москвичей, когда они поносят «грузинов» (так обыватель окрестил всех кавказцев), дерущих за фрукты бешеные деньги. И никто из обличителей не знает и знать не хочет что почем в Ереване и Тбилиси, что люди, которых они первый и может быть, последний раз в жизни видят за прилавком, живут, например, в Ленкорани, цветущем субтропическом крае - синие горы теплое море - где сливочное масло, на рынке, разумеется, стоит одиннадцать рублей за килограмм. Не хотят знать, что у всех нас, живущих в одном доме, беды общие и будущее тоже общее.
Наша страна потребляет в среднем 62 килограмма мяса и мясопродуктов в год на душу населения. США - 120 килограммов, а Япония - всего 38 килограммов. Никому из японцев и в голову не придет обвинять нас, и тем более американцев, что мы лучше живем. Каждый народ, прежде всего, сам решает собственные проблемы и выбирает судьбу.
Спору нет, в распределении продовольствия у нас серьезные перекосы, плохо обеспечивается гласность при снабжении регионов сельскохозяйственной продукцией, мало кто знает величину потерь на стадиях транспортировки и хранения, а потери нередко достигают 30 а то и 50 процентов. Но совершенно очевидно, что дележкой проблему не решить. В условиях дефицита распределение, так или иначе, останется неравным. Надо обеспечить достаток и тогда, решая вопрос о справедливости, мы не будем апеллировать к дубине, не будем заглядывать в чужой карман и писать доносы на соседа, построившего на своем участке теплицу.
Наша судьба в наших руках. Надо только быть хозяевами, отказаться от старых стереотипов и дать хозяину возможность работать на себя и на общество (противоречия здесь быть не должно). Одна семья на подряде произвела столько мяса, сколько весь совхоз. Занимая мизерное количество посевных площадей, личное подсобное хозяйство дает около трети важнейших видов сельскохозяйственной продукции. Освобожденные от административно-приказного произвола колхозы во много раз повышают эффективность производства, причем не за счет интенсификации труда, а путем наведения порядка и личной хозяйственной заинтересованности крестьянина. Дайте волю «архангельскому мужику», учитесь покупать и продавать, работайте сами «Я живу на пенсию - пишет Т.Ф. Березняк из Краснодара - Но если бы мне дали клочок земли, то я, на зависть бездельникам, сумел бы обеспечить продуктами и себя, и рынок».
Так что, думая о справедливости надо искать решение проблемы совсем под другим фонарем и не размахивать дубиной там, где нужны обстоятельность и хозяйственная сметка.
«Крокодил». 1988. №17. С. 2-3, 8.
Мы учимся... Трудно, упорно учимся разумному. творческому хозяйствованию - без окрика, понукания, бюрократических вериг.
Учимся демократии, гласности, свободе. Серьезная это школа, и на пятерки по столь сложным предметам пока еще рассчитывать рано. Но ведь мы учимся!
Нас еще порой заносит то вправо, то влево, ибо не ушли из жизни звонкая фраза, с одной стороны, и угрюмое недоверие к человеку - с другой.
Мы нетерпеливы и ждем - вопреки здравому смыслу - немедленных результатов там, где они могут быть лишь итогом упорного, длительного труда...
Это наше сегодняшнее состояние, новый этап перестройки и связанные с ним проблемы глубоко и конструктивно проанализированы в редакционной статье «Правды». Напомним читателям одно положение из нее, имеющее непосредственное отношение к разговору, который журнал еще в минувшем году начал на своих страницах.
«Кое у кого возникла сумятица в умах, растерянность. Развертывание демократизации, отказ от административно-командных методов руководства и управления, расширение гласности, снятие всевозможных запретов и ограничений породили опасение: а не расшатываем ли мы сами устои социализма, не подвергаем ли ревизии принципы марксизма-ленинизма?»
Вопросы не праздные. Они волнуют и наших читателей.
Геннадий
БАТЫГИН,
доктор
философских наук
ВСЕ, ЧТО НЕ ЗАПРЕЩЕНО...
ВЗГЛЯД СОЦИОЛОГА НА ПРИЧИНЫ ТОРМОЖЕНИЯ КООПЕРАТИВНОГО ДВИЖЕНИЯ ЧЕРЕЗ ПРИЗМУ ЧИТАТЕЛЬСКИХ ПИСЕМ
Давно замечено, что мы расстаемся с прошлым, смеясь, даже если этот смех пронизан страданием и болью.
Вновь и вновь история воспроизводит человеческие трагедии, и, повторяясь, они нередко превращаются в фарс.
В одном из писем в редакцию рассказывается следующий анекдот: сидим в вагоне с задернутыми шторами, дружно раскачиваем его и делаем вид, будто едем вперед, при этом согласованно гудим. Смешно и горько...
Революционная перестройка общества вынуждает нас по-новому относиться и к прошлому, и к будущему. Настало время выбирать... Впрочем, продолжу аллегорию. Можно, конечно, открыть шторы, высунуться из окон и с криками негодования продолжать раскачивать неподвижный многострадальный вагон, подвергая сокрушительной критике машинистов локомотива. Но, сколько бы мы ни кричали, пока сидим в отцепленном от прогресса вагоне, с места не сдвинемся. Не лучше ли выйти из него и начать прокладывать новый путь, оставив позади и ржавый вагон, и разъехавшиеся рельсы?
Сегодня, когда процесс перестройки затрагивает интересы миллионов людей, обнаруживается, что приветствовать и одобрять перемены легко только на словах. Когда доходит до дела, включаются тормоза. Оказывается, в старом вагоне было и неуютно, и холодно, но все-таки лучше, чем на ветру под открытым небом. Прошлое не отпускает нас, держит за глотку, опутывает сетью предубеждений и словесных стереотипов, грозит и тихо нашептывает: «Не высовывайся, а то хуже будет».
Может быть, так и должно быть?
Наивно полагать, будто в одно прекрасное утро, прочитав постановление, мы перестроимся и станем совсем другими. Предстоит трудный, противоречивый процесс реконструкции устаревших общественно-политических отношений, каждому из нас предсто1гг выдавливать из себя по капле раба
129 лет назад Карлом Марксом написаны строки, заставляющие понять и почувствовать главное препятствие революционного обновления: «Наряду с бедствиями современной эпохи нас гнетет целый ряд наследованных бедствий, существующих вследствие того, что продолжают прозябать стародавние, изжившие себя способы производства и сопутствующие им устарелые общественные и политические отношения. Мы страдаем не только от живых, но и от мертвых... Мертвый хватает живого!».
Многие думают, будто общественные отношения являют себя где-то там, наверху, где вершатся судьбы страны, а может быть, в философских эмпиреях, - по крайней мере, они имеют мало общего с обычной человеческой повседневностью. На самом деле общественные отношения живут в нас и вместе с нами. Они находят свое существование в бурных многочасовых собраниях, в неритмичных поставках, в очередях за колбасой, в возмущенных письмах в газету, в анекдотах и жалобах. Может быть, и факторы торможения живут в нас и вместе с нами? Один из них, принимающий вил возмущенной добродетели, опасен, прежде всего, своей мимикрией, как волк в овечьей шкуре. Речь идет о казарменно-уравнительных представлениях о социалистической справедливости.
«Индивидуальный и кооперативные труд разрешен не для того, чтобы дать волю проходимцам и хапугам. Его цель - привлечь дополнительные трудовые резервы для удовлетворения все более возрастающих потребностей граждан. Вне общественного производства должны трудиться, прежде всего, пенсионеры домохозяйки инвалиды и студенты. Что же получилось? В эту сферу ринулись дельцы, которые стремятся только к наживе, а интересы общества им до лампочки - пишет в редакцию Г.С. Шмеерович из Москвы. - Устанавливая бешеные цены на свою продукцию, они за день зарабатывают столько, сколько рабочий человек и за месяц не получает. О какой справедливости может идти речь, если нарушаются основные принципы социализма. Этот важнейший аспект социалистического строительства не получил отражения в проекте Закона о кооперации в СССР, и дело может пойти на самотек. Предлагаю ввести в Закон следующую формулировку: «Государство регулирует цены на продукцию кооперативов с учетом общественно необходимых затрат труда. Любое превышение цен рассматривается как спекуляция и подвергается уголовному преследованию в соответствии с действующим законодательством».
«Ничего, кроме появления новых богатых и новых бедных кроме расслоения общества, частник не даст. Реальный опыт показывает, что даже самые первые, робкие шага их деятельности в стране (в чистом виде или замаскированные под кооперативы) сопровождаются одурачиванием населения, взвинчиванием цен, спекуляцией, вакханалией наживы. Народ поддержал идеи перестройки социализма, а не реставрации капитализма» (Б.А. Сидоренко, доктор медицинских наук, профессор. Москва).
«С возмущением прочитал проект Закона о кооперации в СССР - так начинается письмо В.П. Брызгунова из Ивановской области. - Он открывает дорогу частной собственности и свободному предпринимательству, подрывает великие завоевания Октября. До чего мы докатились! В статье 10 Закона прямо указано Создание кооператива не обусловливается каким-либо специальным разрешением советских, хозяйственных и иных органов. Кооператив считается созданным с момента регистрации устава, который является основным документом, регулирующим его деятельность. Получается, что Советская власть самоустранилась от руководства кооперативами, и они будут делать все, что вздумается, обогащаться вопреки интересам общества. Да все же побегут из общественного производства. На долю госпредприятий останутся невыгодные работы. Кто же из честных тружеников будет вкалывать за 200 рублей в месяц? Перестройка - это упрочение равенства и справедливости, а не углубление классовых противоречий».
Десятки, сотни писем... Но схема рассуждения стереотипна: держать и не пущать! Напрасно мы думали, что консервативная пропаганда периода застоя была малоэффективна. В массовом сознании жестко закрепился идеал казарменной организации общественной жизни: каждый должен делать то, что прикажут, и получать ровно столько, сколько положено, - не больше и не меньше, по «справедливости». От человека здесь требуются главным образом послушание и, может быть, инициатива, направленная на реализацию указаний. В рамках такой схемы даже помыслить страшно, что люди смогут делать то, что им вздумается, например, шить модные «буржуазные» штаны и продавать их по никем не установленной цене.
У нас в ходу слово «получка» Вдумаемся в его изначальный смысл. Обитатели казармы получают, а не зарабатывают. Получая, мы всецело зависим от руки дающего и - удивительно! - не только боимся, но любим эту руку. Зависимость и подчиненность, оказывается, удобны и даже выгодны. Не надо думать, принимать на себя риск ответственности за решения, душа не болит о завтрашнем дне - дадут что положено.
Очевидно, развитие кооперации тормозится не только бюрократическими препонами - это было бы полбеды. Идеология запрета в буквальном смысле массовая, она укоренена в сознании поколений и создает неблагоприятную общественную атмосферу для распространения новых форм экономической активности населения. В феврале 1988 года у нас насчитывалось 14 тысяч кооперативов, в основном в бытовом обслуживании, общественном питании, в сфере производства товаров народного потребления, в них работало около 200 тысяч человек. Цифры эти в масштабах страны совершенно незначительны, дела, как говорится, не идут.
Сначала был страх, что кооперативы прикроют, сегодня таких опасений все меньше, но желающих погнаться за длинным кооперативным рублем не очень много. Действительно, кому хочется терпеть осуждающие взгляды, колкие замечания, прослыть рвачом и хапугой? То и дело кооператорам тычут в нос: дорого. Почему такие цены - спрашивают покупатели, читатели, телезрители. И возмущаются: цена не по правилам!
Но цена не бывает правильной и неправильной, она зависит от спроса и предложения, и любые попытки диктовать условия рынку бьют по потребителю, в то время как расширение рынка, обилие данного товара в свободной продаже обязательно приводит к падению цен. Неприемлемой оказывается не только цена, но и независимость кооператора. В отличие от всех остальных он хозяин своего дела и в этой мере свободен. Самим своим существованием кооператор бросает вызов казарменной психологии, подчиненности и зависимости человека. Другими словами, он «высовывается», ему «больше всех надо», и эта откровенная легализованная инаковость непереносима для обывателя.
Более того, оказывается непереносимой и свобода покупателя, выбирающего не то, что положено, а то, что вздумается. Показательна в этом отношении судьба художественных произведений, не прошедших через контроль худсоветов; А вдруг кто-нибудь купит у частника «не ту» картину?
Возможно, указующий перст руководствуется благими пожеланиями, заботой о нашей моральной устойчивости и мировоззренческой подготовке. Но не пора ли отказаться от убеждения, что кто-то лучше самого человека знает, что ему нужно, а что нет. Демократизация общественной жизни немыслима без личной, индивидуальной ответственности за выбор, в том числе и на рынке товаров и услуг. И не беда, если кто-то купит коврики с лебедями. Пусть молодежная газета не паникует по поводу продаваемых кооператорами амулетов и гороскопов, подрывающих научно-материалистическое мировоззрение « комсомольцев. Все это не беда. Беда, если кто-то опять начнет принуждать людей к истине и насилием утверждать светлые идеалы.
Закон о кооперации в СССР не просто очередной шаг в радикальной перестройке хозяйственного механизма. В определенной мере он являет собой альтернативу административно-бюрократической системе управления обществом, которая формировалась в нашей стране в течение десятилетий и неумолимо вела к застою и кризису. Из всех мероприятий социально-экономической политики, осуществленных партией за последние годы, закон о кооперации имеет наиболее важное практическое значение. Фактически в нем сформулированы принципы не только кооперативного сектора экономики, но и государственного предприятия в условиях полного хозрасчета. Сущность новой кооперативной политики можно сформулировать в нескольких словах, взятых из преамбулы к закону «Свободный выбор форм хозяйственной деятельности...» Этими словами намечается поворот, которого советское общество не знало со времен нэпа. Фактически воссоздается многоукладность, многообразие социалистической экономики, воссоздаются процесс экономического обращения, объективные законы товарно-денежного саморегулирования.
То, что так возмутило читателя В.П. Брызгунова, - «создание кооператива не обусловливается каким-нибудь специальным разрешением», является свидетельством коренной перестройки нашего политического мышления. Еще недавно мы руководствовались формулой: «Можно то, что разрешено». Для человека неискушенного эта формула мало о чем говорит. На самом деле она определяла судьбы. В прошлом году была опубликована повесть А. Бека «Новое назначение», написанная в тот период, когда вопрос о том, что можно, а чего нельзя читать, решался с помощью указующего перста. Тогда один идеологический чиновник выразился предельно точно: «Эта повесть не запрещена. Она не разрешена». За этими словами целый мир. Мир, где все выстроено по ранжиру, где можно делать только то, что предусмотрено. Пред-усмотрено! Сколь многозначительно это слово: люди - лишь исполнители того, что усмотрено предварительно. Сегодня мы усваиваем новый политический и хозяйственно-правовой императив: «Можно все, что не запрещено».
На моем столе лист из ученической тетради. Крупные, тщательно выведенные буквы. Пишет киевская восьмиклассница Люба Остова. Наверное, она не осведомлена о всех хитросплетениях разрешений и запрещений, политэкономию и философию тоже не проходила. Но логика и реализм мышления оказываются вполне достаточными для того, чтобы разобраться в том, что нам нужно, а что не нужно. «Слишком некомпетентны и агрессивны противники ИТД и кооперации, - пишет Люба.- Частник у них такой-сякой, плохой. Только эпитеты пособник капитала и «чуждый элемент», наверное, потребовали большой фантазии. Ругают они несчастного частника за все. Да ведь ругать легче всего: уверена, что авторы этих гневных писем ни разу не пользовались услугами этих самых частников. А ведь они не только отлично свое дело сделают, но и хорошее настроение подарят. Чувствую, у моих оппонентов уже и ответ готов: «Но цены! цены!». Только забыли вы, что в высоких ценах виноваты не частники, а кое-кто иной - тот, кто сидит в конторе и потихоньку зажимает кооперативы в зародыше».
Перестройка вступила в новый этап. Пришло время практических действий. Многие из возникающих сегодня проблем воспринимаются с удивлением, даже со страхом: не изменяем ли мы идеалам социализма, туда ли идем? Общественная психология явно отстает от жизни. Возникают даже панические настроения по поводу индивидуального и кооперативного труда в советском обществе, особенно пугает возможность свободных заработков и личного обогащения. Время от времени раздается крик: «Реставрация капитализма».
Да, нам приходится сегодня многое оценивать заново, многое переосмысливать, отказываться от того, что тормозит и обедняет нашу жизнь, - отмечается в выступлении М С. Горбачева на IV Всесоюзном съезде колхозников - Но это отказ не от социализма, его идеалов и принципов, а избавление их от коррозии... Поэтому нам так важно решительно преодолеть бюрократизм и администрирование, социальную апатию и иждивенчество, убрать с дороги все, что тормозит наше движение, возвысить инициативу человека, каждую новаторскую мысль и каждое смелое решение». Свободный выбор форм хозяйственной деятельности, всего того, что не запрещено законом, и являет собой такое смелое, новаторское решение, направленное на рост благосостояния советских людей. А это и есть подлинный социализм.