Новогодний рассказ
Василий Сухаревич
КОЛЯДКА
("Библиотека Крокодила" №8, 1973. Худ. А.Елисеев)
Завелся нынче обычай - встречать Новый год за городом. Все дома отдыха, санатории, турбазы и прочие места отдохновения, с трудом распределяющим свои койко-дни в хмурые, слякотные осенние месяцы, в конце декабря ломятся от приезжих. Такой наплыв вызывается, видимо, тем, что за городом новогодний гость приобщается к волшебствам природы. Не мигая, горит первая вечерняя звезда на зимнем небе, и не на мертвой, срубленной, а на живой елке, что растёт в лесу или в центре усадьбы, вспыхивают разноцветные огни» поет под башмаками бриллиантовый снег. А там, глядишь, звеня бубенцами, подкатила к подъезду тройка или розвальни с душистым сеном, и помчались, понеслись под разбойничий посвист брюхатые кони из подсобного хозяйства... Если ужин хорош и компания подходящая, провести такую ночь - будто в сказке побывать.
Вероятно, по пути в такое славное местечко мрачно озабоченными были только супруги Лукашевы. Уже в электричке! Клара спросила:
- А ты уверен, что он будет?
- Да-да! - ответил Геннадий.- При мне его секретарша забрала путевки! - И он снова погрузился в задумчивость.
Размышлял Геннадий о своей кандидатской диссертации и о Михаиле Гавриловиче Корне. В доме отдыха, куда они едут встречать Новый год, будет и доктор химических наук Корн. Даст ли наконец согласие Михаил Гаврилович стать официальным оппонентом? Корн давно получил диссертацию Геннадия, но не спешил объявить свое мнение. Вот и решил Лукашев в праздничной обстановке легко и непринужденно прощупать, как его дела. С огромным трудом были добыты путевки, а Клара, уже приехав в дом отдыха, долго упрашивала сестру-хозяйку посадить их не где-нибудь в закоулке, а в главном зале, где надо и с кем надо.
Вечером, когда Геннадий лежал на диване их комнаты и читал газету, а Клара перед зеркалом уже начала грунтовать лицо, в дверь глухо забарабанили. В комнату ввалился Сергей Харченко, старший научный сотрудник, он же вечный мальчишка и дитя природы, как звали его между собой Лукашевы.
- Генка, здорово! Есть предложение: для переутомленных столпов науки устроить веселые колядки! Идем!
- Но почему я?
- У тебя и голос есть и немного знаешь украинский... И, наконец, ты молодой человек и должна быть в тебе жизнерадостность...
Вмешалась Клара:
- У него она, Сережа, проявляется несколько иначе, чем у вас.
- Именно, - подтвердил Геннадий. - И колядки - это не для меня.
Сергей поглядел на него внимательно и спросил:
- И неужели тебе это не надоело?
- Что?
- Вести себя! А когда ты жить будешь?
Он резко повернулся и вышел. После паузы Клара разгладила бровь и сказала:
- И так вечно! Массовик-затейник!
- Не говори чепухи,- отрезал Геннадий, отложив газету, уставился в потолок.
Его оскорбило протяжно-издевательское «вечно!». А этот затейник пришел в институт куда позже Геннадия, но он уже и кандидат, и старший научный сотрудник, и докторскую пишет. И никак ему не повредило участие в капустниках, веселых розыгрышах и даже то, что он дирижер хора «Певчие птички-химички», который Сергей создал из юных лаборанток и секретарш института, хора второй и не менее громкой славы их знаменитого НИИ. Как это ни странно, но для серьезных сражений с заказчиками-производственниками и даже с вышестоящими инстанциями всегда приглашают легкомысленного Харченко, а не его, солидного, умеющего себя вести Лукашева.
- Гена, вставай! - сказала Клара. - Одеваться пора!
Геннадий повязывал галстук, когда в дверь опять забарабанили. Раздался жиденький тенорок:
- Здесь живут православные? Ряженых принимаете?
Едва Геннадий натянул пиджак, а Клара запахнулась в халатик, как в комнату ввалились четверо ряженых. Лица из папье-маше - обезьянье, поросячье, медвежье, ослиное.
Поросенок задрапировался в простыню, а позади у него болтался приколотый булавкой настоящий свиной хвостик, раздобытый на кухне. Шкуру обезьяны изображала вывернутая наизнанку дубленка. Ослик был сплошь синтетический и стыдливо прикрывал маской седые виски, а беретом - лысину. Только медведь был в настоящей медвежьей шкуре и рычал голосом Сергея. На боку на привязи у него висела громадная корзина, доверху полная гостинцев - бутылок вина, яблок, конфет. Обезьяна держала перед собой цветастый поднос, и на нём лежали деньги. Ряженые выстроились в ряд. Сначала гаркнули басы:
Коляд, коляд, колядныця,
Добра с медом поляньщя!
Потом вступили тенора:
А писана не така,
Дай, дядько, пятака!
Колядка была длинная и злободневно научнвя. В конце ее ряженые требовали награды за отвагу. Затем они запели:
Сеем, веем, посеваем,
С Новым годом поздравляем!
И начали швырять во все углы горсти пшена. Клара сварливо заметила:
- А кто убирать будет?
- Хозяюшка, - начал медведь. - Посевать зерном - примета хорошая - к богатству! Пожертвуйте с будущих доходов и нам сколько можете.
- И здесь поборы, криво усмехаясь, сказала Клара и, запустив руку в карман шубки, вынула и положила на поднос металлический рубль. Ряженые, смешно двигая головами, долго и внимательно рассматривали монету, переглянулись и снова рявкнули:
Дай, дядько, пятака,
Не дасы пятака,
Возьмем вола за рога,
Поведем на толчок,
Продамо за пятачок!
И тогда Геннадий извлек из глубин своего пиджака бумажник, достал пятерку и положил ее на поднос.
- Бувайте здоровы! - сказал медведь и вышел из комнаты, За ним остальные. Проводив их, Геннадий задержался у открытой двери. Вдруг он отпрянул в глубь комнаты и прошептал:
- Ты знаешь, что сейчас сказала свинья? «Видимо, не надо выяснять, живут ли здесь православные? Это старомодно. Давайте спрашивать, а есть ли у вас хоть крохи юмора?»
- А черт с ними,- фыркнула Клара.
- Но свинья сказала это голосом Корна.
- Да? Это кошмар, - затрепетала всё понимающая супруга. Но кошмар еще только начинался. Для ряженых, которые внесли такое оживление в предпраздничные часы дома отдыха, стол был накрыт в самом центре зала. Они сняли свои маски, звериные шкуры и на все собранные деньги закупили всяческих напитков, конфет, фруктов. Как только гости проводили старый, встретили Новый год, и в зале воцарилось общие оживление, колядовавшие стали рассылать свои подарки с поздравлениями и пожеланиями, которые писали тут же за столом. Сначала над каждым посланием хохотали они сами, потом, когда официанты приносили послание адресату, взрыв хохота вспыхивал за столом награжденных.
Всеми забытые Лукашевы совсем притихли. Никто не подходил к ним, никто с ними не заговаривал. Клара прошептала:
- Плакали наши денежки.
В этот момент за их спинами выросла официантка.
- Вам от ряженых.
Она вручила супругам бутылку коньяка и послание.
Геннадий пробежал его глазами, молча протянул Кларе. Она прочла: «Пока не поздно, вдумайтесь в слова мудрого француза: постоянная серьезность - укрытие посредственности».
- Серегина рука, - безапелляционно заявила Клара.
- Нет, не его почерк. Быть может, это Корн?
- Этого еще не хватало! Эх ты, неудачник!
Глаза Геннадия засветились тем зловещим огнем, который предвещал его полную неуправляемость. Как ни бились с ним Клара и её маман, некогда светская дама, а ныне косметичка, они ничего не могли с ним поделать: в Геннадии, бывшем продавце, бывшем заведующем галантерейной секцией, проявлялся иногда, как они говорили, «приказчичий дух». Вот и сейчас он откупорил дареную бутылку коньяку, налил себе рюмку, выпил и поглядел вокруг мутным взором. Несколько минут, не слушая Клару, он молчал. Потом вдруг резко поднялся и крикнул звонко, как ямщик в чистом поле:
- Цыганочку!
- Остановись, Геннадий! - крикнула Клара,
Но было уже поздно. Геннадий вышел в центр зала. Сергей не раз аккомпанировал его огневой пляске на молодежных товарищеских вечеринках, и он сразу бросился к роялю. Геннадий начал степенно и плавно. А как плясал потом, этого мне не описать. Легкость, грация, удаль, головокружительные коленца срывали овации даже в середине танца. Видимо, сказалась кровь деда-цыгана и конокрада, как шутили еще в университете его друзья. Кончился танец не совсем удачно: Геннадий споткнулся и чуть было не упал, но восторг был общий, бурный, долго гремевший в нескончаемых аплодисментах. После танца ряженые ринулись к столу Лукашевых: ведь настоящий успех всегда собирает поклонников.
- Ну, старик, вы меня потрясли, - сказал сам Корн.
- Были, конечно, переборы, - сказал Сергей. - Геночка, в танцах, как и в науке и в юморе, надо знать край и не падать.
- Ну, это вы напрасно, - рассмеялся Корн. - У него это от темперамента. Кстати, темперамент нужен не только в танцах, но и в науке. И в диссертации у него есть переборы, но ничего страшного. Убрать два-три грубоватых пассажа - и все станет на свои места...
Спустя полчаса Геннадий услышал, как жена с жаром говорила соседке:
- Каков Корн! Ученый с мировым именам, а веселится, как комсомолец. Не пыжится, не становится на котурны, не упивается своей исключительностью. Настоящий демократ. В нём нет и грана мещанского гонора, который так отвратителен в людях. Вы мной согласны, милочка? А эта милая затея с колядками!
Геннадий посмотрел на жену, и по ее глазам было видно, что она верит каждому своему слову.
Об авторе
