Давненько я уже не публиковал рассказы Самуила Шатрова, а у меня их осталось ещё девять штук из трёх разных сборников. Сегодня открываем сборник 1970 года "Хула-хуп" и начинаем с прекрасного рассказа о жадном и хитром папе и двенадцати белых человечках...
Иллюстрации Святослава Спасского
ДВЕНАДЦАТЬ БЕЛЫХ ЧЕЛОВЕЧКОВ
(первая публикация - "Крокодил" №13, 1966)
Мой папа не пьет и другим не советует. Папа не любит алкоголиков. Однажды он даже повесил дома красивый плакат. На нем была нарисована бутылка водки и под ней надпись:
В НАШ ЗДОРОВЫЙ БЫТ - АЛКОГОЛЮ ПУТЬ ЗАКРЫТ!
В газете папа любит читать отдел «Пьянству - бой!», а по радио слушать сатирический альманах «На волне зеленого змия».
В этот вечер папа читал вслух заметку о том, как один дяденька ужасно напился и хотел выпрыгнуть с балкона двенадцатого этажа дома-башни, но его спасли активисты жэка. Тетя Настя, которая сидела у нас, сказала, что дяденька-прыгун, наверное, страдает дэлирием. Есть такая болезнь у запойных пьяниц. Им мерещатся разные видения: крысы, черти, рожи, и от страха алкоголики себя не помнят.
- Какой ужас! - сказала мама. - И это в наше время!
- Со мной работает один такой тип, жуткий алкоголик по фамилии Колбасьев. После запоя к нему приходят белые человечки, всего двенадцать штук. Он всюду носит их с собой, каждый раз пересчитывает, боится потерять. «Если один из них пропадет, - говорит он, - тогда мне несдобровать!»
- Безобидный бзик,- сказал папа. - Во всяком случае, это значительно лучше, чем сигать с балкона.
- Как сказать! - ответила тетя Настя. - Недавно Колбасьев решил пойти в зоопарк, чтобы показать своим белым человечкам знаменитого медведя Ань-Аня, к которому прилетела на специальном самолете невеста из Англии по фамилии Чи-чи. Об этом, если помните, писали все газеты. Так вот, когда Колбасьев переходил улицу у метро «Краснопресненская», ему показалось, что один человечек потерялся. Он вынул всех из кармана, расставил на мостовой и начал пересчитывать. Движение остановилось, и к нему поспешил орудовец. Мой сослуживец лег на мостовую и сказал, что не сдвинется с места, пока не найдут пропавшего человечка. Дело кончилось тем, что Колбасьева .отправили в больницу на принудительное лечение. Он вышел оттуда через две недели веселый и здоровый, и местком на радостях купил ему путевку в санаторий «Золотой берег». Но перед самым отъездом он неожиданно напился в кафе «Континент» и потребовал у месткома еще двенадцать путевок для своих человечков.
.
- Я не жалею таких типов, - сказала мама.- Мне всегда до боли жалко их жен. Бедные, несчастные женщины...
- Скажи спасибо, - сказал папа, - что твой муж в рот не берет. Что бы ты делала, если бы он был алкоголиком?
- Я бы с ним не жила ни одного дня, - сказала мама,- так что не хвастайся!
Тете Насте не терпелось рассказать еще одну байку про алкоголиков, но тут вошел наш сосед Бедросов.
- Простите за беспокойство, - сказал он, - но я должен сообщить вам одну новость: нам, кажется, пришло время расстаться.
- Это почему же? - спросил папа.
- Мой сын получил трехкомнатную квартиру, и я к нему переезжаю. Одной семьей, знаете, как-то веселее…
- Не было печали, так черти накачали, - сказал папа. - Очень жалко потерять такого соседа.
Папа и мама еще немного поохали, но, когда Бедросов ушел, папа сказал:
- В жэке, понятно, будут на себе волосы рвать, поскольку Бедросов был у них наипервейшим общественником. Что же касается меня, то я не обрыдаюсь. Переживу, и даже очень легко, эту потерю.
- Напрасно, - сказала мама, - неизвестно, какого жильца пришлют взамен.
- Как бы не прогадать, - сказала тетя Настя. - Когда у моих знакомых сестер-переводчиц Незвановых умер их сосед, тихий как мышка, библиофил Стахович, в его комнату поселили сменного швейцара из ресторана второго разряда «Радуга». Каждый вечер он приходил домой выпивши, заводил магнитофон на полную мощностк и начинал орать во все горло, что он хочет в огонь, потому что он солдат бумажный. В туалет швейцар выходил в чем мать родила, и старушки, которые никогда и замужем не были, тряслись от жгучего стыда в своих комнатушках. Сестры решили, что он нудист, потому что не станет же нормальный человек разгуливать голышом в коммунальной квартире, и пожаловались на него в жэк. Со швейцаром провели в жэке воспитательную работу, и когда он пришел домой, то первым делом вызвал учтивых старушек.
«Давайте, божьи коровки, потолкуем по-хорошему,- ласково сказал он. - Вы нажалились на меня, будто я нудист. Разобъясните, пожалуйста, что такое нудист, с чем его едят и чем запивают».
Старшая из сестер, переводчица с португальского, деликатно объяснила, что нудисты придерживаются в отношении одежды крайне нигилистических взглядов, которые входят в противоречие с привычными законами морали. В ответ швейцар показал старушкам кулак и пообещал при повторной жалобе оторвать им головы. I.
Папа не дослушал до конца историю тети Насти. Он сказал:
- Не запугивай нас. Неизвестно, найдутся ли охотники на комнату Бедросова. Теперь все стали умными. Никому неохота жить в общей квартире. Я думаю, что комнату займем мы...
- Дай вам бог, - сказала тетя Настя. - Хотя я сомневаюсь. ..
Тетя Настя не ошиблась. Едва выехал Бедросов, как к нам пришла старушка-невеличка в черной соломенной шляпке, в белом пикейном пальто и босоножках, надетых на белые носочки. Комната старушке понравилась, и она начала выпытывать, кто еще живет в квартире, какие соседи над нами, какие под нами и какие сбоку.
Папа поморщился, будто он разжевал целый лимон.
- Гляжу и удивляюсь, - сказал он. - Если вам полагается жилплощадь, почему вы не потребуете однокомнатную квартиру с мусоропроводом? Охота вам поселяться в клоповнике, где день и ночь бегают серые мыши и летает белая моль...
- Я женщина пожилая, - ответила старушка, - и в поликлинике мои болезни записаны на шести карточках. Я боюсь жить одна в отдельной квартире. Случись со мной ночью припадок или инфаркт миокарда, некому будет вызвать неотложку или антишоковую команду.
Папа переглянулся с мамой. Лицо у него сделалось длинное, как товарный поезд, и он сказал:
-- Дело хозяйское. От антишоковой команды, понятно, никто не гарантирован, но все же на вашем месте я бы крепко подумал!
- Думать мне нечего, - ответила старуха. - Все давным-давно обдумано. Одного лишь я боюсь в общей квартире: шума!
Папа закатил глаза под самый лоб. Он постоял с минуту, закинул голову назад, и все видели, что он думает. Наконец он сказал:
- Насчет тишины не беспокойтесь. Мой сын Петя - тихий мальчик. Моя жена, как говорится, тоже не пьет и не курит... Разве только я... - И он замолчал.
- Вы уж договаривайте, - попросила старушка.
- Не знаю, стоит ли подымать этот вопрос, - застеснялся папа. - Видите ли... бывает, случается... я выпиваю...
- И часто? - всполошилась старуха.
- Не слишком. Раза три в неделю, не больше.
- Ваш муж - смирный человек? - спросила старушка у мамы.
- Я хороший человек, - поспешил ответить папа.- Когда трезвый, мухи не обижу. Но если выпью, бывают срывы...
- Зачем ты так говоришь! - рассердилась мама.
- Я правду люблю, - сказал папа. - Пусть бабушка знает все о своих будущих соседях!
Папа посмотрел на часы и вышел на кухню. Он вернулся, держа в руках тарелку с двумя большими стопками и хлебом, густо посыпанным солью.
- Может, составите компанию? - спросил он старушку. Я
- Упаси бог! - замахала она руками.
- Тогда извините, - сказал папа. - Если я в двенадцать часов не выпью своих сто пятьдесят грамм, я целый день будто сам не свой. У вас так не бывает?
- Что вы! Я сроду этой гадости в рот не брала! Папа выпил стопку и закусил хлебом.
- Перестань сейчас же! - сказала мама.
- А если душа требует? - И он выпил вторую.
Старушка быстро попрощалась и ушла. Папа схватился за живот и на согнутых ногах прошелся по комнате.
- Ой, не могу! - сказал он, давясь от смеха. - Как ее из квартиры вынесло! А ведь я выпил две стопки Минводы! Держите меня, мне дурно!
- Все же мне это не слишком нравится, - сказала мама. - Все это как-то неаппетитно, недостойно, неприятно...
- А чужих людей заполучить в квартиру приятно? Ну, словчил. Нынче все ловчат. Чистеньким не проживешь!
Старушка-невеличка больше не показывалась. Вместо нее появились две тетеньки из музея восточных культур. Папочка на их глазах выпил три стопки, и они чуть ли не бегом покинули квартиру.
Папа совсем развеселился.
- Теперь мне ясно, что комната останется за нами. Я нашел безотказный способ вышибать претендентов.
Прошло две недели. Папа начал потихоньку затаскивать вещи в пустую комнату. Но однажды утром к нам пришла женщина, широкая как рояль, с толстыми ногами и маленькой головой в кудряшках. С ней мужчина, худой и нескладный, в пиджачке до пупа, штаны высоко подтянуты, одна штанина выше другой.
- Мой муж Гаврилюк, - сказала женщина. Мужчина выдвинулся на полшага, виновато улыбнулся и поклонился. Папа показал им комнату.
- Ну как, Гаврилюк? - спросила жена.
- Какую ты резолюцию накладёшь, так оно и будет, - ответил Гаврилюк.
- Комната ничего, веселая, солнечная, - сказала женщина.
- Комната и впрямь хорошая, - согласился папа.
Я начал ждать, когда папа выкинет свой знаменитый номер. Долго ждать не пришлось. Папа поговорил с ними самую малость, пошел на кухню, вернулся оттуда со стопками и хлебом. При виде водки Гаврилюк передернул плечами, будто на него подул холодный ветер, а жена быстро сказала:
- Гаврилюк не хочет!
- Я не хочу, - поспешил ответить Гаврилюк. Папа улыбнулся, выпил две стопки и пошел на кухню.
- Отец часто выпивает? - спросила жена Гаврилюка.
- Три раза в неделю, - ответил я.
- Крепенько! - сказал Гаврилюк.
- А тебя не спрашивают! - прикрикнула на него жена. - Отец пьет дома или в ресторане?
- Дома, - ответил я.
Я хотел еще сказать про белых человечков, но позвонила мама, пришлось идти открывать. Из кухни вернулся папа. Гаврилюки поговорили с ним о том о сем и ушли.
- Грандиозно! - сказал папа. - Ни одной осечки! Хоть бери на мой способ патент! Ловко и ты, сынок, подключился. Я слышал на кухне.
- Этого еще не хватало! - рассердилась мама. Папа струхнул.
- Понятно, врать, сынок, нехорошо, - сказал он.- Не вздумай перенести мой метод на школьные дела. Но в данном случае все вышло больше чем удачно!
- Ох, не нравится мне это, - сказала мама. - Не могу передать словами, как не нравится!
- Когда мы займём комнату, тебе понравится! - пообещал папа.
Ровно через три дня у нас опять появились Гаврилюки.
- На этот раз мы с вещами, - сказала жена Гаврилюка.
- Как это понимать - с вещами? - испугалась мама.
- А так, получили ордер и переезжаем!
- А-а-а... вас не будет беспокоить мой муж?
- Что вы, родненькая! Ведь и мой алкоголик, не приведи господь. Измучилась я с ним, окаянным! Как узнала, что ваш дома выпивает, я и подумала: может, мой с вашим наладится. А то он по забегаловкам истаскался! Дома все же на глазах.
- Молчи, зараза! - оборвал ее Гаврилюк. - Я тебе поговорю! Таскай бебехи!
Жена пошла вниз за вещами. Гаврилюк пошатнулся, рыгнул, обнял папу за плечи и сказал:
- Мы наладим здесь быт! Душа из них вон!
Мама с открытым ртом опустилась на тахту. В дверях, сгибаясь под тяжестью комода, показалась наша новая соседка.