Самуил Шатров "На нашем дорогом бугре"

[denis_strebkov]

(первая публикация - "Крокодил" №27, 1960)

Моего папу потянуло на землю. Мама говорит, что это - возрастное. Раньше он не любил природу. Теперь он рвется за город. Он хо­чет сажать деревья, выращивать помидоры и огурцы. Ему хочется кушать свои фрукты и собирать свои букеты.

Папа подал заявление. Он ждет, пока ему дадут кусок земли в коллективном саду.

Пусть мне только отвалят восемь соток, - сказал папа. - Я разведу такой сад, что соседи-сослуживцы позеленеют от зависти.

- Не хвастай, - сказала мама. - Не люблю, когда хвастают.

- Факт, разведу! И все у меня будет по науке. Я завалю вас фруктами. Ешь - не хочу!

- Ты станешь опытником! Ты выведешь новый сорт яблок - «пепин-васюковский»? - спросила Лялька.

- А ты не ехидничай! Если Васюков возьмется по-настоящему, он даст сто очков вперед любому опытнику!



Папа выписал журнал «Сад и огород». После работы он ложился на диван и начинал читать, то и дело окликая маму:

- Знаешь, какие яблоки мы посадим?

- Антоновку.

- Вот и не угадала. Осеннее полосатое. Оно лучший опылитель! Минуту спустя он кричал:

- Придется купить преципитат!

- Это тоже яблоня?

- Скажешь! Фосфорное удобрение! Преципитат - основа уро­жая!

Иногда он говорил совсем непонятные вещи, вроде: «Внесение сульфат-аммония натрия - залог успеха» или «Будем оберегаться трипсов и рапсового клопа».

Потом он начал приносить домой разный инвентарь: кривые садо­вые ножи, сучкорез, шпалерные ножницы, цапку, сажальную вилку, пока не завалил ими весь угол кухни.

- Ты еще трактор притащи! - рассердилась мама.

- Я не буду ковырять землю заостренной палкой! - ответил па­па и в тот же день назло притащил веерные грабли, ручной культива­тор и два капкана: модель «Б-1» для мышей и модель «В-1» для кро­тов.

Наконец папе отвели индивидуальные сотки в будущем коллек­тивном саду. Мы поехали на них смотреть. Сотки маме не очень-то понравились. На них росли две кривые, ободранные березы и почти не было травы.

- Я чувствую, - сказала мама, - что эти сотки влетят нам в большие тысячи. К тому же они на бугре.

- А чем плох бугор? - обиделся папа.

- Всем дали сотки в долине. Одному тебе на бугре. Таким ты, видимо, пользуешься авторитетом на службе.

- По-твоему, я не пользуюсь?

- Если бы ты пользовался, тебе бы дали, как всем людям, в до­лине.

- Ты толком объясни, чем тебе не угодил бугор? - еще больше обиделся папа.

- Я не хочу всегда быть на виду. Не хочу, как сумасшедшая, бе­гать с лопатой по бугру на посмешище людям!

- Генералам Пентагона таких бы жен! Они стали бы смирные, как овечки, - сказал папа. - Каждому нормальному человеку понят­но, что бугор лучше низины: на нем не скапливается вода. Это самый богатый участок во всей округе.

Папа не послушал маму. Он взял бугор и построил на нем домик. Совсем маленький. Домик с пальчик.

- Васюковская дача! - сказала мама. - Наша загородная вилла! Хоромы! В таких хоромах только папиросы продавать!

- Дай только срок, будут и хоромы, - ответил папа. - Пока это Времянка. На данном этапе важен не дом, а посадки. Посадки - вот Главное звено. За него и нужно ухватиться.

И папа хватался за лопату и начинал рыть землю на нашем доро­гом бугре. Мама не рыла. Она сказала, что не притронется к земле. Не верит она в папин сад. Не верит в новопосадки. Ни черта у нас не вырастет, голову она дает на отсечение. Мы только истратим день­ги на саженцы и на знаменитый папин преципитат и взамен получим шиш!



И мама сидела на крылечке и смотрела, как папа ковыряет землю универсальной садовой лопатой. Все лапины сослуживцы вокруг нас тоже копались в земле. В выходные дни они приезжали целыми семь­ями: жены, дети, бабушки, дедушки и разные родственники - десятая вода на киселе - и все скопом рыли землю.

- Ты обрати внимание на Верзилина! - смеялся папа. - Интеллигент-интеллигент, а как выкладывается. И мадам рвет и мечет, не боится маникюр испортить. А когда его хотели послать в колхоз на картошку, он приволок целый портфель справок. У него и гастрит, и радикулит, и менингит, и сердечный клапан не работает.

- У Верзилиных все вырастет, - вздыхала мама. - Они-то оправдают свои расходы. А нас этот участок пустит по миру.

- За рентабельность я ручаюсь, - сказал папа. - Мы окупим все расходы и еще будем в прибылях.

- Интересно знать, что принесет нам прибыль?

- Ягодник, - ответил папа.

- Что же ты такое посадишь?

- Финик, - ответил папа.

- А бананы ты не посадишь?

- Кокосовые орехи он посадит, - сказал я.

- За эту реплику стоит дать по шее, - сказал папа. - Но я не хо­чу себе портить настроение телесными наказаниями. Финик, темные вы люди, - это сорт крыжовника. Выдающийся по урожайности крупноплодный сорт, Кусты его сохраняют способность плодоносить боль­ше тридцати лет, так что на наш век хватит. Останется еще и наше­му умнику Пете. Кроме того, финик слабо поражается мучнистой ро­сой...

- Большое это утешение, что он не поражается! - сказала ма­ма. - Мучнистая роса просто мне покоя не давала!..

- И еще мы посадим боскопского великана, - продолжал папа. - На него я и делаю основную ставку. Боскопский великан - один из лучших сортов черной смородины. Он даже лучше Голиафа и Лии плодородной. На рынке его с руками оторвут.

- В какой книге ты выкопал этого великана?

- Неважно, - ответил лапа. - Важно, что великан поставит нас на ноги.

В следующее воскресенье папа привез полмашины саженцев. Я думал, что увижу огромные, великанские кусты. Не тут-то было. Прутики были не выше моею роста. В тот же вечер папа начал их сажать. Он работал до поздней ночи. Последние ямки он выкапывал при свете луны. У него уже совсем не было сил, он чудом держался на ногах. В три часа ночи папа закончил посадки и повалился на по­стель. Мама сняла с него ботинки, и он заснул с валидолом в зубах.

Утром мы увидели, какую работу проделал папа. Он перекопал все сотки. Везде лежали холмики земли. Всюду торчали прутики.

Лялька, которая приехала к обеду, просто глаза вытаращила.

- Что ты наделал? - сказала она. - Зачем засадил весь участок? Кусочка травки, не оставил! Даже лечь негде!

- Кто хочет лежать, пусть отправляется в лес, на речку, на кол­хозный луг. Здесь плодово-ягодный сад.

- В уборную не пройдешь! - пожаловалась мама. - Проби­раешься к ней зигзагами!

- Придется приземляться возле уборной на вертолете, - со­стрил я.

Папа не обратил на меня внимания. Он сказал Ляльке:

- Из земли надо выжать всё, что она может дать. Каждый сан­тиметр площади - это деньги. Глупо оставлять ее пустующей!

- В тебе забушевал собственник! - сказала Лялька.

- Напиши об этом письмо в газету. Разоблачи родителей. Одновременно можешь от нас отказаться...

Так мы начали растить боскопского великана. На следующий год папа, не поехал в отпуск. Мы перебрались в домик с пальчик. Папа стал настоящим землепашцем. По утрам он босой выходил во двор и, приложив руку к глазам, говорил:

- Чего нынче ждать: вёдра аль дождичка? Нужен дождичек, ядрена корень!

Вечерами к нам приходил дед из соседней деревни, с которым па­па познакомился в пристанционном магазине. Они говорили об уро­жае, садовых вредителях, торфяных компостах и дожде.

- На Евдокею снега не было, - говорил дед, - стало быть, летом сушь будет. Потому, какова Евдокея, такое и лето. Это наипервей­ший научный факт. Ежели на Евдокею снег падет, быть урожаю.

- А на Евдокею снег был? - спрашивал папа.

- Не упомню. То ли был, то ли нет. Опять, ежели в день Мокия мокро, все лето мокрое.

- На Мокия было мокро? - допытывался папа.

- Рази усе упомнишь? Опять же, ежели на святого апостола Иакова ночь была звездная, возьмешь беспременно урожай.

- Так какая же была ночь на Иакова?

- Спал я, батюшка, не видел. Чего не видал, того не видал. Обманывать не стану. Обратно же, возьмем на Егория или на Симона Зилота...

- Бог с ним, с Зилотом, скажи лучше, дед, почему моя смородина не растет?

- Стало быть, она еще силу не взяла. Как силу наберет, так и пойдет. Это уж беспременно...

- Точно говоришь, дед?

- Как она сок с земли потянет, так и пойдет. Потому в ней сей­час силы нет...

Ляльку раздражали эти разговоры.

- Зачем ты привадил этого старика? Он же первейший лодырь во всем колхозе. Мне девчата из села рассказывали. Десять лет не работает, спекулирует, церковным старостой заделался...

- Меня его религиозные воззрения не интересуют, - отвечал па­па. - К тому же у нас свобода совести и вероисповедания. Меня ин­тересует его богатый опыт землепашца...

- Так ты лучше посоветуйся с агрономом. Ведь ваш садоводче­ский коллектив пригласил агронома.

- Нет уж, избавь, - сказал папа. - Сначала коллективно пригла­шают агронома, потом коллективно проводят разные садовые меро­приятия, затем коллективно распределяют урожай.

- На то и коллективный сад, - сказала Лялька.

- Нет, извини, я хочу сам сажать и сам убирать.

- И сам продавать, - сказала мама.

- Неужели ты будешь продавать на рынке ягоды?! - ужаснулась Лялька.

- А что в этом зазорного? Что я, спекулянт? Боскопский великан достался мне потом и кровью.

- Боже мой! И это говоришь ты, мой отец?

- Да, я! Твой старый, покрытый родимыми пятнами капитализ­ма отец.

- Не так уж это смешно, - сказала Лялька.

- Еще бы! Отец - собственник и стяжатель! Куда еще хуже! Папа улыбался, но по его глазам я видел, как он злится.

- Мало радости, - продолжал он, - когда отец на твоих глазах превращается в обывателя, обезумевшего от жажды наживы.

- Ты не замечаешь, - сказала тихо Лялька, - что в твоих сло­вах есть доля правды.

Папа встал и поклонился.

- Мерси за комплимент, - сказал он. - Душа радуется за такую дочь. Такую идейную, высокопринципиальную и сознательную дочь. Она не даст свихнуться! Куда там! Она живо направит тебя на путь истины! Эй, папашка, куда свернул, осади на дорогу!

- Быть может, сегодня можно обойтись без ссоры? - сказала мама.

- А кто ссорится? Меня учат, я слушаю. Просто непонятно, как я жил раньше, когда ее еще на свете не было? Кто давал мне руко­водящие указания?

- Не распаляйся, - сказала мама.

- А кто распаляется? Мне очень приятно слушать. Дочь кушает твой борщ и тебя же оскорбляет!

Лялька отодвинула тарелку и вышла из-за стола. За ней пошла мама, прикладывая к глазам платочек.

- А ты, умник, что скажешь? - спросил папа.

- Ничего, - сказал я. - Жалко только, что великан не растет. Наш великан что-то очень плохо тянул сок из земли. Солнышко грело вовсю, и дни стояли ясные, без ветра, и на деревьях, что по­садил папа, появились листочки, маленькие, блестящие, чисто вымы­тые росой. На яблоньках начали расти веточки, сначала совсем свет­лые, и листочки на них были крошечные, как запятые, и тоже свет­лые, почти белые и только уж потом, когда они подрастали темнели, как другие, взрослые листья. Зазеленела и Лялькина клумба, куда она посадила гвоздику Шабо, и тюльпаны, и тигровые лилии, а на самой середине здоровенный клубень георгина, похожий на че­ловечка.

Каждый день что-то показывалось из земли: новый росток, новый стебелек, совсем еще крошечный й глупый, он не знал даже, куда голову спрятать от солнца. Мама и Лялька по утрам бегали смот­реть, что же выросло за ночь. Они садились на корточки и подолгу рассматривали каждый побег и кустик, потому что в городе они со­всем не видели,, как растут настоящие растения.

Лишь на папином боскопском великане не было ни почек, ни листочков, голые кустики - ничего больше. Папа опять вызвал деда из деревни, и тот пришел в новом черном в белую полоску бумажном костюме. От него пахло, как от графина в нашем шкафу.

Дед пощупал кустики и сказал, что они отойдут.

- Оно бывает, - сказал дед, - видать, растению под корень мо­розом прихватило. Нынче сильны были введенские морозы. Тогда ее и повредило. А то и в Никольские. Обратно же, могло и в крещенские пришибить. Или, скажем, афанасьевские. Очень даже свободно.

Дед еще долго перечислял названия разных морозов.

- Опять же ее могло в сретенский заковать, - сказал он, обламы­вая кончик прутика и нюхая его. - Благовещенские тоже землю осту­жают. Да и власьевские могли прижать. Под Варвару сильно мо­стило.

- Так как же, по-твоему, отойдет смородина?

- Беспременно отойдет. Никуда не денется. Как она сок с земли потянет, так и отойдет.

- А удобрить ее не нужно?

- Пронавозить ее, конечно, не мешает. Профекалить тоже. Когда она сок с земли потянет, удобрения, значит, тот самый сок подсла­щают.

- Рафинадят, значит, - грустно сказал папа.

- Ого, истинное слово, рафинадят! - обрадовался дед. - Так что ты не сумлевайся.

Дед выпил у нас три стопки водки, сказал на прощание: «Видать, растению под Савву заварварило» - и ушел.

У папы не было ни навоза, ни фекалий, пришлось ему поехать в город и купить целый бумажный мешок преципитата. Он привез его на машине и в тот же вечер подкормил великана.

Боскопский великан съел преципитат, потом, через неделю, - суперфосфат и еще какой-то томасшлак, и хоть бы что! Мама опять рассердилась и сказала, что из-за подкормок этого липового велика­на мы скоро сами сядем на хлеб и на воду. Тут папа не выдержал и пригласил агронома.

Агроном ничего не говорил про морозы. Он осмотрел кустики и только покачал головой. Он выдернул из земли один прутик и даже улыбнулся.

- Вы давно занимаетесь этим делом? - спросил агроном.

- Никогда в руках саженца не держал, - сказала мама,

- Оно и видно, - сказал агроном.

- Знаете что, - сказал папа, - не тяните из меня жилы. Разве нельзя сразу ответить, почему смородина не растет?

- А если вас поставить вниз головой, вы будете расти?

- Ох, и не люблю же я, когда говорят загадками!

- Никаких загадок нет, - сказал агроном, выдернул из земли прутик и спросил:

- А корень где?

- Морозом его прихватило. На Варвару.

- Варвару! Посадили смородину корнями кверху и на Варвару киваете!

Меня разобрал смех, и я чуть было не прыснул, но вовремя по­смотрел на папу, и все звуки у меня в горле застряли.

- Вы саженцы перед посадкой обрезали? - строго спросил агро­ном.

- Обрезал, - чуть слышно ответил папа.

- Значит, вы не только посадили корнями вверх, но еще их об­резали.

- Ну, это не имеет значения, - сердито сказала Лялька.

- Он сажал поздно ночью, было совсем темно, - сказала мама. Ей тоже стало жалко папу.

Папа больше не спорил. Он пошел домой, волоча ноги, словно по ним больно ударили городошной битой.

На следующий день он вырыл все прутики. Папа очень пережи­вал. Да и мама выглядела не слишком веселой; Одна Лялька была довольна. Она посадила еще цветов и говорила, что без базарного боскопского великана легче дышится на нашем дорогом бугре.