После наката, или Ночь мытарств
В прошлый раз я остановился на том, что накат закончился, но приключения продолжались. Настал вечер, сгустилась мгла. Заморосил противный мелкий дождь. Мы с Алтаном, ожидая провожатого, в компании каких-то незнакомых парней из другой группы обосновались в развалинах. От дождя там все равно было не спрятаться, потому что крыши не было. Наконец провожатый пришел, и мы устремились за ним. Впотьмах нечего было и думать, чтобы подобрать мой рюкзак, хотя я примерно помнил, где его оставил. На мне из снаряжения оставался только бронежилет, каска и пустая разгрузка без магазинов (в один из карманов которой была воткнута рация), на шее болтались мой автомат, приведенный в негодность хохляцкой пулей, и подобранный мной автомат Матика, убитого еще днем. Лопатка была привязана ремешком к рюкзаку и, следовательно, тоже осталась на пустыре. Левая ладонь была повреждена срикошетившей пулей, распухла и ныла. Вдобавок ко всему нарастала жажда. В отупевшей от усталости и недавних потрясений голове кружились образы дневных событий.
Между тем надо было поспешать, чтобы не отстать от своих и не оказаться в наступившем мраке одному. К счастью, место куда мы шли, было недалеко. Это была очередная лесополоса налево (если смотреть от железной дороги) от захваченных нами домов. Углубившись в заросли, пришлось как обычно пробираться через бурелом кустов и упавших сучьев, что в темноте дело крайне непростое. Наконец мы добрались до своих. В темноте прозвучал пароль, мы сказали отзыв и оказались среди своих товарищей. Ждали только нас с Алтаном, остальные были давно уже в сборе. Напомню, что из двенадцати человек оставалось восемь, потому что двое было убито и еще двое ранено. Нам с Алтаном сказали, что это наша новая позиция и надо окапываться. Там уже был один или два окопа, в которых кто-то уже сидел (мелькнул свет фонарика, кто-то возился), но места на всех там не было. Я пришел в замешательство, ибо у меня не было лопаты, а если бы и была, копать из-за боли в руке я все равно не мог. В замешательстве был не я один. Начались тары-бары, мы стояли скучившись в темноте под моросящим дождем, и никто не успел ничего сообразить, когда раздался знакомый свист. Мина ударила метрах в пяти, одновременно с грохотом блеснула прямо передо мной белая вспышка и вверх взлетел черный фонтан земли, который был виден даже в темноте. Кто-то, кажется Алтан, закричал и упал руками и лицом прямо мне на грудь и затем повалился мне под ноги. Я уж было подумал, что все, еще один. Но оказалось, что то был просто испуг. Крикуна быстро подняли на ноги, кто-то сказал, что надо возвращаться назад в дома, и мы гуськом поспешили к железной дороге. Как ни странно, при взрыве никто не пострадал. Дойдя до железки и покрутившись среди домов, мы выяснили от начальства, что нам следует вернуться туда, откуда мы пришли, и окапываться. Скрепя сердце я поплелся вместе со всеми назад, в лес. В темноте мы несколько промахнулись и пришли на новое место. Смутно виднелись какие-то земляные кучи. Перелезши кое как через одну из них, я спустился в какую-то неглубокую канаву, по всей видимости неоконченную траншею. Там сидел кто-то, с кем я вступил в разговор. Я сказал, что у меня радейка, оставшаяся от Уговора. Человек в темноте сказал: "Давай ее сюда". Я говорю: "Ты кто?" Он: "Я Бадай". Бадай был командиром группы. Я с облегчением передал рацию ему: я боялся ее потерять и был рад от нее избавиться. Далее я спросил Бадая, что делать и куда идти. Он говорит: "Видишь сарай?" Я присмотрелся и увидел в темноте слабо белеющий силуэт какого-то строения. Бадай говорит: "Иди туда". Я начал выбираться из траншеи, но поскользнулся и с криком полетел кувырком по наклонному узкому проходу куда-то вниз, оказавшись в итоге в обширной и глубокой, метра два, яме, чуть не по пояс в воде, в непроницаемой мгле. Кое-как, барахтаясь и ругаясь, я встал на ноги. На беду ремни двух висящих у меня на шее автоматов перепутались с ремешком свалившейся с головы каски, и все это хозяйство болталось у меня на груди и тянуло вниз, так что я стоял в воде согнувшись буквой Г, тяжело дыша и с ужасом чувствуя, как ледяная вода заполняет штаны и ботинки. Сгоряча я дернул каску, порвал ремешок и бросил ее в воду. Отдышавшись, я полез на четвереньках вверх по скользкому склону. Руки и ноги скользили в грязи, я отчаянно сквернословил, кажется кто-то протянул мне сверху руку, в общем, кое-как я таки выбрался из этой ужасной западни. Бадая на месте уже не было. Я поспешил к сараю, прийдя к которому, обнаружил, что все уже там в полном сборе сидят и лежат вповалку в тесноте да не в обиде, и Бадай тоже уже там, прямо на входе. В это время миномет обрабатывал какую-то другую группу, так что взрывы гремели где-то поодаль, но в любую минуту могли вернуться и к нам. Я говорю: дайте я зайду. Бадай отвечает: "Нет, иди туда, откуда пришел". Я в недоумении спрашиваю: "То есть?" Он говорит: "Иди туда, где мы были, надо окапываться". Я ему говорю: "У меня нет лопаты, да и куда я пойду один?" Он: "Все равно иди туда, мы подойдем". Задав ему еще пару вопросов, я почувствовал, что он как бы не в себе. У него было уже пять нелеченых контузий. Как бы то ни было, спорить с ним я не мог, и в крайнем замешательстве медленно поплелся туда, откуда пришел. В темноте под дождем кусты и сучья были решительно непроходимы, так что поплутав какое-то время, я вернулся к сараю. Все сидели еще там. Никто и не думал идти за мной. Шел дождь, свистели и рвались где-то вдалеке мины, я уже плюнул в душе на Бадая и решил хотя бы лежа снаружи у стенки скоротать ночь до утра. Впотьмах я задел какое-то жестяное корыто, которое загремело, меня окликнули. Я отозвался. Новый приказ Бадая идти "туда". Опять поплутав какое-то время в кромешной тьме по ближайшим зарослям, я вернулся к сараю и начал ходить вокруг в поисках воды. И хохлы и наши часто бросали где ни попадя пластиковые бутылки с водой, на что и была надежда. Из сарая меня опять окликнули. Это был Хандра, и тут Бадай уже нам двоим велит идти "туда". Тут уже в замешательство пришел Хандра. Но мы даже вдвоем не смогли повлиять на непреклонного контуженого Бадая и поплелись в темноту. Подойдя к смутно вырисовывавшейся в темноте знакомой земляной куче, я уже было начал соображать, как ее миновать, и вспоминать, что где-то здесь должна быть канава... В следующий миг я шагнул в пустоту и полетел вниз, опять в ту самую ужасную яму с водой. На этот раз я попал в нее с другой стороны, и нащупав отвесные стены, понял, что здесь мне не выбраться. Сверху раздались голоса, я крикнул, мол, давайте вытаскивайте меня отсюда. Потом вспомнил, что здесь есть наклонный спуск, пробрался к нему вброд и на четвереньках, кряхтя, выполз во второй раз за вечер из этой ловушки. Это была большая четырехугольная неоконченная землянка, целая комната, по всей видимости предназначавшаяся копавшими ее хохлами под кухню или под жилой блиндаж. Кстати, впоследствии я не без злорадного удовольствия узнал, что в той адской яме в ту ночь побывал не один: Овамо, как оказалось, тоже в нее падал; но побывать в ней дважды за одну ночь довелось одному мне.
Выйдя кой-как по голосам на своих, которые начали понемногу подтягиваться, я добрел с ними на более или менее подходящее место. Бадай появился было, но снова исчез. Выяснилось, что Алтан тоже куда-то исчез. Кажется, Бадай пошел на его поиски. Все разбились на пары, разбрелись и стали готовиться копать. Я оказался в одиночестве. Пришлось разбить бивуак прямо на прошлогодней траве (напомню, была середина марта). Не помню, дали мне лопату или нет. Воспользоваться лопатами в этот вечер было не суждено никому. Дождь помаленьку закончился, в тучах появились просветы, стало заметно светлее. Где-то невдалеке над деревьями тихо прожужжал дрон, раздался зловещий свист, в зарослях раздался взрыв. Следом за ним второй, уже ближе. Третий еще ближе. Все забились по кустам и стали шикать на меня, чтобы я тоже спрятался. Как назло, ничего подходящего в этом смысле на мою долю поблизости не было. Я вяло слонялся по поляне в поисках укрытия, а из-под дерева из кустов с накиданными на них наспех ветками, занятых моими перетрусившими товарищами, раздавалась в мой адрес ругань. Я им говорю: "Вы что, правда думаете, что ветки и палки вас скроют от дрона? Он вас прекрасно видит в тепловизор, даже лучше, чем днем." Так или иначе, разрывы приблизились настолько, что пришлось всем в спешке собираться и бежать сломя голову подальше от этого гиблого места. Так, мотаясь по лесу, мы постепенно вернулись к домам на железной дороге. Где бы мы ни останавливались, через пару минут нас настигал миномет, и приходилось срочно отходить дальше. К домам мы вышли со стороны свалки. В последний раз в эту ночь мои друзья заняли оставленные кем-то окопы, набившись в них по двое и по трое и накрывшись сверху какими-то убогими фанерками. В последний раз мне опять не хватило места, и я стоически лег на свалке между двумя большими кучами мусора. Пока я выбирал себе подходящее место, мина ударила в дерево за свалкой примерно на уровне второго этажа, отсалютовав снопом белых искр в мою честь. Это было красиво.
Без каски, в одном зеленом колпаке, было очень неуютно, я все ждал, что осколок ударит меня прямо по беззащитной голове. Но лежать среди мусора долго не пришлось. Видимо, Арея все-таки убедил по радио начальство, что нам тут в эту ночь не закрепиться, и пришло распоряжение собраться в домах у ж/д и возвращаться на ПВД. Мы с облегчением направились через свалку к домам. Миномет продолжал преследовать, но украинские артиллеристы за нами не поспевали. Подойдя к домам, мы застряли на месте. Лично я просто обошел бы разбитый домик, к которому мы вышли, и через пустырь пошел бы напрямик к старому кирпичному пакгаузу, куда мы направлялись. Но наши герои решили, что надо лезть через дом. Подсаживая друг друга, мы через окно по очереди залезли внутрь. Но оказалось, что внутри все так завалено, что сквозь дом пройти не удастся. Пришлось выбираться по очереди назад через то же окно в узкое пространство между стеной дома и забором. В итоге все-таки пошли в обход и без труда добрались до пакгауза. Это было старое кирпичное строение с большими проломами в двух смежных стенах, но крыша, также кирпичная, была цела. Тут было место сбора. Помещение было пусто, только в двух или трех местах валялись кучи битого кирпича. Хохлы сделали напоследок еще пару выстрелов, последний взрыв прогремел у нас над головами - мина попала в крышу. Убедившись, что тут им нас не достать, антагонисты разочарованно затихли. Оказалось, что сюда пришли не все. Полштоф пошел за остальными. На часах не было еще и полуночи, не так уж и поздно, и хотя предстоял ночной марш по шпалам к точке эвакуации, которая была чуть ли не в десяти километрах, перспектива была не такой уж мрачной. Все-таки мы возвращались на ПВД, а это все равно, что домой.
Однако рано я радовался. Впереди ждали новые мытарства. Когда все, включая нашедшегося Алтана, были в сборе и пошли к месту, где в блиндаже сидел Флавий, Бадай сказал, что надо найти тело Матика, мол, без Матика на ПВД не пойдем. Тут я должен признаться в одной своей крупной оплошности, из-за которой мы промаялись лишних два или три часа, вместо того чтобы сразу идти на ПВД. Дело в том, что днем, когда я лежал на пустыре рядом с бойцом из другой группы, и рядом с нами упала мина (кажется, 120 мм), после чего незнакомец исчез, а впереди появился обезображенный труп, к которому я подполз, чтобы забрать его автомат - каюсь, я не заглянул ему в лицо. Он лежал на правом боку спиной ко мне, и мне было не до того, чтобы поворачивать его и опознавать. Времени не было, надо было срочно убираться с пустыря. Труп был без штанов - их сняло взрывной волной, - и мне было не по себе. Кроме того, я был уверен, что это был незнакомец, с которым я разговаривал за несколько минут перед тем (все это описано в главе "Накат"). В дальнейшем, когда подошла группа эвакуации, которую я ждал рядом с раненым Уговором, я им сказал, что вот там-де лежит двухсотый, на что Семиглавый сказал, что они его уже сфотографировали. Я подумал, что они его и унесли, и думать о нем забыл. Короче говоря, двухсотый, чей АК-74 я таскал с собой весь вечер, и был пропавший Матик, о чем я ни разу не заподозрил.
Пока шел разговор о том, что надо найти Матика, со мной случилась еще одна крайне неприятная оказия. В темноте я подобрал пластиковую бутылку, в которой что-то плескалось. Весь вечер меня страшно мучила жажда. Не усомнившись, что это вода, я отвинтил пробку и отхлебнул. Хорошо, что не успел проглотить. Я не знаю, какова на вкус урина, но подозреваю, что то была именно она. Выплюнув набранное в рот, я приблизил бутылку к глазам, стараясь разглядеть при слабом сиянии ночного неба ее содержимое. Жидкость явно не была водой. Пока я так рассматривал роковую находку, ко мне кто-то повернулся и говорит: "Это что у тебя, вода? Дай попить". Я говорю: "Это не вода, а какое-то дерьмо". Жаждущий издал разочарованное восклицание, а я отбросил бутылку подальше. Вообще, в зоне боевых действий так часто делается во время обстрела, когда нельзя выбраться из укрытия: нужда справляется в бутылки и коробки от пайка (в зависимости от того, какова нужда), после чего все выбрасывается наружу. Я и сам так пару раз делал. Короче, теперь передо мной лежала настоятельная необходимость найти воду. С этой минуты мне все время казалось, что усы воняют мочой (возможно то была игра воображения), настроение было скверное. Впрочем, не оставалось ничего другого, как взять себя в руки и присоединиться к общим поискам.
В то время, как мы совещались, откуда-то с насыпи заработал крупнокалиберный пулемет. Ярко-синие сапфировые трассы потянулись на фоне черных деревьев строго горизонтально в сторону Вальяновского питомника. Возможно, их целью был как раз преследовавший нас весь вечер минометный расчет. Впрочем, пулемет скоро замолчал.
Итак, мы разбрелись по местности в поисках мертвеца. Я нашел наконец немного воды, прополоскал рот и утолил жажду. Битых два часа продолжались эти поиски, пока наконец тот, кого все искали, не был найден. Я подошел вместе со всеми и понял свой промах. "Его убило рядом со мной", - так или примерно так я сказал. Арея удивился, но довольно сдержанно спросил: "И ты молчал?!" Я говорю: "Я не знал, что это был Матик". Начались соображения о том, как его нести. К счастью, Овамо нашел жесткие брезентовые носилки, но трудность была в том, как покойника на этих носилках разместить. У Матика взрывной волной были сняты штаны вместе с подштанниками, их просто вывернуло наизнанку и они так и остались висеть на ботинках. Одна нога была оторвана прямо в тазобедренном суставе и лежала рядом. С Матиком ее связывали только штаны. Арея решил: ногу не понесем. В итоге штаны срезали, ногу оставили на месте, а одноногое тело положили на носилки, выбрались на насыпь и понесли. Бадай ушел куда-то вперед и в траурном шествии не участвовал. Когда подошла моя очередь нести, я с неохотой взялся за поручень. Дело в том, что парни решили, что нести надо вчетвером, положив ручки носилок на плечи. Я возражал, предупредив, что при разном у всех росте так будет тяжелее, тем более что идти приходилось по железной дороге, что создавало дополнительные трудности, и лучше нести так, как носят носилки обычно. Меня конечно же не послушали. Пронеся ношу несколько десятков метров, я понял, что еще немного, и спина будет сорвана. Тяжесть давила на одно плечо и нагрузка в целом распределялась наперекосяк. Стой, говорю, я не могу. Несите кто хотите, а я лучше понесу оружие. Народ был очень недоволен. Но в итоге договорились. Дальше всю ночь парни несли покойника, а я нес кроме своего автомата и автомата Матика еще пару чужих, а также РПГ. Кроме того, Хандра нахлобучил на меня свою каску. Распределив всю эту ношу по возможности равномерно, я шел в конце шествия, позади меня был только Тувар (кажется, так был его позывной), у которого после госпиталя еще не до конца зажила нога, и он поэтому тоже отказался нести. Вот так мы плелись по шпалам, постоянно останавливаясь, пока не встретили другую группу то ли эвакуаторов, то ли просто бойцов, у которых было задание носить тела. Они вступили с нами в переговоры: отдайте, мол, нам ваши жесткие носилки, а мы вам взамен отдадим свои мягкие; у нас, мол, восемь двухсотых, а у вас только один. Наша сторона предложила им помочь нам донести нашего двухсотого до точки эвакуации, после чего они могли бы забрать носилки себе. Они отказались, сославшись на нехватку времени. Кончилось тем, что мы отдали им свои жесткие носилки, взамен получив их бескаркасные. Это было роковой ошибкой. Через пару сотен метров эти видавшие виды носилки начали рваться. Настала минута, когда они пришли в полную негодность.
Уж не знаю, почему так было тяжело нести мертвого Матика той ночью. При жизни он был довольно худощавым парнем, вряд ли он весил больше семидесяти кг. Видимо, груз 200 сам по себе крайне неудобен для переноски, если нет подходящих приспособлений. Не говоря о том, что и без того все дико устали. Кто-то догадался выломать в окрестных зарослях пару палок, которые кое-как приладили к полотну носилок слева и справа, и потащили Матика волоком по шпалам. Лежа под наклоном, он все время съезжал, приходилось останавливаться, его перекладывали то так то эдак, после чего то его нога, то голова ехала на брезенте, подпрыгивая на шпалах. Я шагал сзади и на все это смотрел. Так мы и плелись всю ночь по железнодорожному полотну, делая время от времени остановки, чтобы отдышаться и покурить. Когда мы, свернув с железной дороги на проселок, дошли наконец до точки эвакуации, совсем рассвело, было около семи. На точке эвакуации ждали транспорт еще две или три группы, как и мы участвовавшие в наканунешнем бою, только на других участках. Положив Матика на опушке лесополосы, все кинулись рыться в груде брошенных на обочине дороги пайков в поисках воды и шоколадок. Я ничего не нашел. Все было давно перерыто до нас. Впрочем, через несколько минут подъехал ЗиЛ с крытым кузовом, куда мы по очереди забрались, расположившись на откидных скамьях вдоль бортов. Человек десять сели прямо на пол спиной к кабине. Посередине на пол положили Матика и поехали в Соледар на ПВД. Вернувшись на ПВД, первым делом завезли покойника в морг. Затем был краткий визит к старшине, которому я отдал автомат Матика и свой. Старшина обещал выдать новый. Я предложил забрать автомат Матика, но почему-то ни Бадай, ни старшина этого не хотели. Наконец-то мытарства той кошмарной ночи закончились. Мы устремились в подвал, где была расквартирована наша группа, и наспех позавтракав и вырубив свет, все завалились по своим матрасам спать.
Между тем надо было поспешать, чтобы не отстать от своих и не оказаться в наступившем мраке одному. К счастью, место куда мы шли, было недалеко. Это была очередная лесополоса налево (если смотреть от железной дороги) от захваченных нами домов. Углубившись в заросли, пришлось как обычно пробираться через бурелом кустов и упавших сучьев, что в темноте дело крайне непростое. Наконец мы добрались до своих. В темноте прозвучал пароль, мы сказали отзыв и оказались среди своих товарищей. Ждали только нас с Алтаном, остальные были давно уже в сборе. Напомню, что из двенадцати человек оставалось восемь, потому что двое было убито и еще двое ранено. Нам с Алтаном сказали, что это наша новая позиция и надо окапываться. Там уже был один или два окопа, в которых кто-то уже сидел (мелькнул свет фонарика, кто-то возился), но места на всех там не было. Я пришел в замешательство, ибо у меня не было лопаты, а если бы и была, копать из-за боли в руке я все равно не мог. В замешательстве был не я один. Начались тары-бары, мы стояли скучившись в темноте под моросящим дождем, и никто не успел ничего сообразить, когда раздался знакомый свист. Мина ударила метрах в пяти, одновременно с грохотом блеснула прямо передо мной белая вспышка и вверх взлетел черный фонтан земли, который был виден даже в темноте. Кто-то, кажется Алтан, закричал и упал руками и лицом прямо мне на грудь и затем повалился мне под ноги. Я уж было подумал, что все, еще один. Но оказалось, что то был просто испуг. Крикуна быстро подняли на ноги, кто-то сказал, что надо возвращаться назад в дома, и мы гуськом поспешили к железной дороге. Как ни странно, при взрыве никто не пострадал. Дойдя до железки и покрутившись среди домов, мы выяснили от начальства, что нам следует вернуться туда, откуда мы пришли, и окапываться. Скрепя сердце я поплелся вместе со всеми назад, в лес. В темноте мы несколько промахнулись и пришли на новое место. Смутно виднелись какие-то земляные кучи. Перелезши кое как через одну из них, я спустился в какую-то неглубокую канаву, по всей видимости неоконченную траншею. Там сидел кто-то, с кем я вступил в разговор. Я сказал, что у меня радейка, оставшаяся от Уговора. Человек в темноте сказал: "Давай ее сюда". Я говорю: "Ты кто?" Он: "Я Бадай". Бадай был командиром группы. Я с облегчением передал рацию ему: я боялся ее потерять и был рад от нее избавиться. Далее я спросил Бадая, что делать и куда идти. Он говорит: "Видишь сарай?" Я присмотрелся и увидел в темноте слабо белеющий силуэт какого-то строения. Бадай говорит: "Иди туда". Я начал выбираться из траншеи, но поскользнулся и с криком полетел кувырком по наклонному узкому проходу куда-то вниз, оказавшись в итоге в обширной и глубокой, метра два, яме, чуть не по пояс в воде, в непроницаемой мгле. Кое-как, барахтаясь и ругаясь, я встал на ноги. На беду ремни двух висящих у меня на шее автоматов перепутались с ремешком свалившейся с головы каски, и все это хозяйство болталось у меня на груди и тянуло вниз, так что я стоял в воде согнувшись буквой Г, тяжело дыша и с ужасом чувствуя, как ледяная вода заполняет штаны и ботинки. Сгоряча я дернул каску, порвал ремешок и бросил ее в воду. Отдышавшись, я полез на четвереньках вверх по скользкому склону. Руки и ноги скользили в грязи, я отчаянно сквернословил, кажется кто-то протянул мне сверху руку, в общем, кое-как я таки выбрался из этой ужасной западни. Бадая на месте уже не было. Я поспешил к сараю, прийдя к которому, обнаружил, что все уже там в полном сборе сидят и лежат вповалку в тесноте да не в обиде, и Бадай тоже уже там, прямо на входе. В это время миномет обрабатывал какую-то другую группу, так что взрывы гремели где-то поодаль, но в любую минуту могли вернуться и к нам. Я говорю: дайте я зайду. Бадай отвечает: "Нет, иди туда, откуда пришел". Я в недоумении спрашиваю: "То есть?" Он говорит: "Иди туда, где мы были, надо окапываться". Я ему говорю: "У меня нет лопаты, да и куда я пойду один?" Он: "Все равно иди туда, мы подойдем". Задав ему еще пару вопросов, я почувствовал, что он как бы не в себе. У него было уже пять нелеченых контузий. Как бы то ни было, спорить с ним я не мог, и в крайнем замешательстве медленно поплелся туда, откуда пришел. В темноте под дождем кусты и сучья были решительно непроходимы, так что поплутав какое-то время, я вернулся к сараю. Все сидели еще там. Никто и не думал идти за мной. Шел дождь, свистели и рвались где-то вдалеке мины, я уже плюнул в душе на Бадая и решил хотя бы лежа снаружи у стенки скоротать ночь до утра. Впотьмах я задел какое-то жестяное корыто, которое загремело, меня окликнули. Я отозвался. Новый приказ Бадая идти "туда". Опять поплутав какое-то время в кромешной тьме по ближайшим зарослям, я вернулся к сараю и начал ходить вокруг в поисках воды. И хохлы и наши часто бросали где ни попадя пластиковые бутылки с водой, на что и была надежда. Из сарая меня опять окликнули. Это был Хандра, и тут Бадай уже нам двоим велит идти "туда". Тут уже в замешательство пришел Хандра. Но мы даже вдвоем не смогли повлиять на непреклонного контуженого Бадая и поплелись в темноту. Подойдя к смутно вырисовывавшейся в темноте знакомой земляной куче, я уже было начал соображать, как ее миновать, и вспоминать, что где-то здесь должна быть канава... В следующий миг я шагнул в пустоту и полетел вниз, опять в ту самую ужасную яму с водой. На этот раз я попал в нее с другой стороны, и нащупав отвесные стены, понял, что здесь мне не выбраться. Сверху раздались голоса, я крикнул, мол, давайте вытаскивайте меня отсюда. Потом вспомнил, что здесь есть наклонный спуск, пробрался к нему вброд и на четвереньках, кряхтя, выполз во второй раз за вечер из этой ловушки. Это была большая четырехугольная неоконченная землянка, целая комната, по всей видимости предназначавшаяся копавшими ее хохлами под кухню или под жилой блиндаж. Кстати, впоследствии я не без злорадного удовольствия узнал, что в той адской яме в ту ночь побывал не один: Овамо, как оказалось, тоже в нее падал; но побывать в ней дважды за одну ночь довелось одному мне.
Выйдя кой-как по голосам на своих, которые начали понемногу подтягиваться, я добрел с ними на более или менее подходящее место. Бадай появился было, но снова исчез. Выяснилось, что Алтан тоже куда-то исчез. Кажется, Бадай пошел на его поиски. Все разбились на пары, разбрелись и стали готовиться копать. Я оказался в одиночестве. Пришлось разбить бивуак прямо на прошлогодней траве (напомню, была середина марта). Не помню, дали мне лопату или нет. Воспользоваться лопатами в этот вечер было не суждено никому. Дождь помаленьку закончился, в тучах появились просветы, стало заметно светлее. Где-то невдалеке над деревьями тихо прожужжал дрон, раздался зловещий свист, в зарослях раздался взрыв. Следом за ним второй, уже ближе. Третий еще ближе. Все забились по кустам и стали шикать на меня, чтобы я тоже спрятался. Как назло, ничего подходящего в этом смысле на мою долю поблизости не было. Я вяло слонялся по поляне в поисках укрытия, а из-под дерева из кустов с накиданными на них наспех ветками, занятых моими перетрусившими товарищами, раздавалась в мой адрес ругань. Я им говорю: "Вы что, правда думаете, что ветки и палки вас скроют от дрона? Он вас прекрасно видит в тепловизор, даже лучше, чем днем." Так или иначе, разрывы приблизились настолько, что пришлось всем в спешке собираться и бежать сломя голову подальше от этого гиблого места. Так, мотаясь по лесу, мы постепенно вернулись к домам на железной дороге. Где бы мы ни останавливались, через пару минут нас настигал миномет, и приходилось срочно отходить дальше. К домам мы вышли со стороны свалки. В последний раз в эту ночь мои друзья заняли оставленные кем-то окопы, набившись в них по двое и по трое и накрывшись сверху какими-то убогими фанерками. В последний раз мне опять не хватило места, и я стоически лег на свалке между двумя большими кучами мусора. Пока я выбирал себе подходящее место, мина ударила в дерево за свалкой примерно на уровне второго этажа, отсалютовав снопом белых искр в мою честь. Это было красиво.
Без каски, в одном зеленом колпаке, было очень неуютно, я все ждал, что осколок ударит меня прямо по беззащитной голове. Но лежать среди мусора долго не пришлось. Видимо, Арея все-таки убедил по радио начальство, что нам тут в эту ночь не закрепиться, и пришло распоряжение собраться в домах у ж/д и возвращаться на ПВД. Мы с облегчением направились через свалку к домам. Миномет продолжал преследовать, но украинские артиллеристы за нами не поспевали. Подойдя к домам, мы застряли на месте. Лично я просто обошел бы разбитый домик, к которому мы вышли, и через пустырь пошел бы напрямик к старому кирпичному пакгаузу, куда мы направлялись. Но наши герои решили, что надо лезть через дом. Подсаживая друг друга, мы через окно по очереди залезли внутрь. Но оказалось, что внутри все так завалено, что сквозь дом пройти не удастся. Пришлось выбираться по очереди назад через то же окно в узкое пространство между стеной дома и забором. В итоге все-таки пошли в обход и без труда добрались до пакгауза. Это было старое кирпичное строение с большими проломами в двух смежных стенах, но крыша, также кирпичная, была цела. Тут было место сбора. Помещение было пусто, только в двух или трех местах валялись кучи битого кирпича. Хохлы сделали напоследок еще пару выстрелов, последний взрыв прогремел у нас над головами - мина попала в крышу. Убедившись, что тут им нас не достать, антагонисты разочарованно затихли. Оказалось, что сюда пришли не все. Полштоф пошел за остальными. На часах не было еще и полуночи, не так уж и поздно, и хотя предстоял ночной марш по шпалам к точке эвакуации, которая была чуть ли не в десяти километрах, перспектива была не такой уж мрачной. Все-таки мы возвращались на ПВД, а это все равно, что домой.
Однако рано я радовался. Впереди ждали новые мытарства. Когда все, включая нашедшегося Алтана, были в сборе и пошли к месту, где в блиндаже сидел Флавий, Бадай сказал, что надо найти тело Матика, мол, без Матика на ПВД не пойдем. Тут я должен признаться в одной своей крупной оплошности, из-за которой мы промаялись лишних два или три часа, вместо того чтобы сразу идти на ПВД. Дело в том, что днем, когда я лежал на пустыре рядом с бойцом из другой группы, и рядом с нами упала мина (кажется, 120 мм), после чего незнакомец исчез, а впереди появился обезображенный труп, к которому я подполз, чтобы забрать его автомат - каюсь, я не заглянул ему в лицо. Он лежал на правом боку спиной ко мне, и мне было не до того, чтобы поворачивать его и опознавать. Времени не было, надо было срочно убираться с пустыря. Труп был без штанов - их сняло взрывной волной, - и мне было не по себе. Кроме того, я был уверен, что это был незнакомец, с которым я разговаривал за несколько минут перед тем (все это описано в главе "Накат"). В дальнейшем, когда подошла группа эвакуации, которую я ждал рядом с раненым Уговором, я им сказал, что вот там-де лежит двухсотый, на что Семиглавый сказал, что они его уже сфотографировали. Я подумал, что они его и унесли, и думать о нем забыл. Короче говоря, двухсотый, чей АК-74 я таскал с собой весь вечер, и был пропавший Матик, о чем я ни разу не заподозрил.
Пока шел разговор о том, что надо найти Матика, со мной случилась еще одна крайне неприятная оказия. В темноте я подобрал пластиковую бутылку, в которой что-то плескалось. Весь вечер меня страшно мучила жажда. Не усомнившись, что это вода, я отвинтил пробку и отхлебнул. Хорошо, что не успел проглотить. Я не знаю, какова на вкус урина, но подозреваю, что то была именно она. Выплюнув набранное в рот, я приблизил бутылку к глазам, стараясь разглядеть при слабом сиянии ночного неба ее содержимое. Жидкость явно не была водой. Пока я так рассматривал роковую находку, ко мне кто-то повернулся и говорит: "Это что у тебя, вода? Дай попить". Я говорю: "Это не вода, а какое-то дерьмо". Жаждущий издал разочарованное восклицание, а я отбросил бутылку подальше. Вообще, в зоне боевых действий так часто делается во время обстрела, когда нельзя выбраться из укрытия: нужда справляется в бутылки и коробки от пайка (в зависимости от того, какова нужда), после чего все выбрасывается наружу. Я и сам так пару раз делал. Короче, теперь передо мной лежала настоятельная необходимость найти воду. С этой минуты мне все время казалось, что усы воняют мочой (возможно то была игра воображения), настроение было скверное. Впрочем, не оставалось ничего другого, как взять себя в руки и присоединиться к общим поискам.
В то время, как мы совещались, откуда-то с насыпи заработал крупнокалиберный пулемет. Ярко-синие сапфировые трассы потянулись на фоне черных деревьев строго горизонтально в сторону Вальяновского питомника. Возможно, их целью был как раз преследовавший нас весь вечер минометный расчет. Впрочем, пулемет скоро замолчал.
Итак, мы разбрелись по местности в поисках мертвеца. Я нашел наконец немного воды, прополоскал рот и утолил жажду. Битых два часа продолжались эти поиски, пока наконец тот, кого все искали, не был найден. Я подошел вместе со всеми и понял свой промах. "Его убило рядом со мной", - так или примерно так я сказал. Арея удивился, но довольно сдержанно спросил: "И ты молчал?!" Я говорю: "Я не знал, что это был Матик". Начались соображения о том, как его нести. К счастью, Овамо нашел жесткие брезентовые носилки, но трудность была в том, как покойника на этих носилках разместить. У Матика взрывной волной были сняты штаны вместе с подштанниками, их просто вывернуло наизнанку и они так и остались висеть на ботинках. Одна нога была оторвана прямо в тазобедренном суставе и лежала рядом. С Матиком ее связывали только штаны. Арея решил: ногу не понесем. В итоге штаны срезали, ногу оставили на месте, а одноногое тело положили на носилки, выбрались на насыпь и понесли. Бадай ушел куда-то вперед и в траурном шествии не участвовал. Когда подошла моя очередь нести, я с неохотой взялся за поручень. Дело в том, что парни решили, что нести надо вчетвером, положив ручки носилок на плечи. Я возражал, предупредив, что при разном у всех росте так будет тяжелее, тем более что идти приходилось по железной дороге, что создавало дополнительные трудности, и лучше нести так, как носят носилки обычно. Меня конечно же не послушали. Пронеся ношу несколько десятков метров, я понял, что еще немного, и спина будет сорвана. Тяжесть давила на одно плечо и нагрузка в целом распределялась наперекосяк. Стой, говорю, я не могу. Несите кто хотите, а я лучше понесу оружие. Народ был очень недоволен. Но в итоге договорились. Дальше всю ночь парни несли покойника, а я нес кроме своего автомата и автомата Матика еще пару чужих, а также РПГ. Кроме того, Хандра нахлобучил на меня свою каску. Распределив всю эту ношу по возможности равномерно, я шел в конце шествия, позади меня был только Тувар (кажется, так был его позывной), у которого после госпиталя еще не до конца зажила нога, и он поэтому тоже отказался нести. Вот так мы плелись по шпалам, постоянно останавливаясь, пока не встретили другую группу то ли эвакуаторов, то ли просто бойцов, у которых было задание носить тела. Они вступили с нами в переговоры: отдайте, мол, нам ваши жесткие носилки, а мы вам взамен отдадим свои мягкие; у нас, мол, восемь двухсотых, а у вас только один. Наша сторона предложила им помочь нам донести нашего двухсотого до точки эвакуации, после чего они могли бы забрать носилки себе. Они отказались, сославшись на нехватку времени. Кончилось тем, что мы отдали им свои жесткие носилки, взамен получив их бескаркасные. Это было роковой ошибкой. Через пару сотен метров эти видавшие виды носилки начали рваться. Настала минута, когда они пришли в полную негодность.
Уж не знаю, почему так было тяжело нести мертвого Матика той ночью. При жизни он был довольно худощавым парнем, вряд ли он весил больше семидесяти кг. Видимо, груз 200 сам по себе крайне неудобен для переноски, если нет подходящих приспособлений. Не говоря о том, что и без того все дико устали. Кто-то догадался выломать в окрестных зарослях пару палок, которые кое-как приладили к полотну носилок слева и справа, и потащили Матика волоком по шпалам. Лежа под наклоном, он все время съезжал, приходилось останавливаться, его перекладывали то так то эдак, после чего то его нога, то голова ехала на брезенте, подпрыгивая на шпалах. Я шагал сзади и на все это смотрел. Так мы и плелись всю ночь по железнодорожному полотну, делая время от времени остановки, чтобы отдышаться и покурить. Когда мы, свернув с железной дороги на проселок, дошли наконец до точки эвакуации, совсем рассвело, было около семи. На точке эвакуации ждали транспорт еще две или три группы, как и мы участвовавшие в наканунешнем бою, только на других участках. Положив Матика на опушке лесополосы, все кинулись рыться в груде брошенных на обочине дороги пайков в поисках воды и шоколадок. Я ничего не нашел. Все было давно перерыто до нас. Впрочем, через несколько минут подъехал ЗиЛ с крытым кузовом, куда мы по очереди забрались, расположившись на откидных скамьях вдоль бортов. Человек десять сели прямо на пол спиной к кабине. Посередине на пол положили Матика и поехали в Соледар на ПВД. Вернувшись на ПВД, первым делом завезли покойника в морг. Затем был краткий визит к старшине, которому я отдал автомат Матика и свой. Старшина обещал выдать новый. Я предложил забрать автомат Матика, но почему-то ни Бадай, ни старшина этого не хотели. Наконец-то мытарства той кошмарной ночи закончились. Мы устремились в подвал, где была расквартирована наша группа, и наспех позавтракав и вырубив свет, все завалились по своим матрасам спать.