У Бердяева есть небольшая статья под названием «О "вечно бабьем" в русской душе», много дающая для понимания нынешнего расейского патриотизма. Это, собственно, рецензия на книгу Розанова «Война 1914 года и русское возрождение», в которой Бердяев со свойственным ему афористическим даром делает некоторые очень важные и полезные обобщения. Вначале отдав, как говорится, должное необычному таланту Розанова, его "особенной, таинственной жизни слов, магии словосочетаний, притягивающей чувственности слов", Бердяев следом дает, между прочим, ключ к пониманию этой притягательности для тогдашних (как и нынешних) сентиментальных русапетов: "Он, в сущности, всегда любил православие без Христа и всегда оставался верен такому языческому православию, которое ведь много милее и ближе, чем суровый и трагический дух Христов". Это ключ духовный, а дальше Бердяев разбирает уже чисто душевные, психологические стороны русского патриотизма, которые он и объединяет уже в заглавии под биркой "вечно бабьего". Дается цитата из розановской книжки:
Книга Розанова о войне заканчивается описанием того потока ощущений, который хлынул в него, когда он однажды шел по улице Петрограда и встретил полк конницы. "Я все робко смотрел на эту нескончаемо идущую вереницу тяжелых всадников, из которых каждый был так огромен сравнительно со мной!.. Малейшая неправильность движения - и я раздавлен... Чувство своей подавленности более и более входило в меня. Я чувствовал себя обвеянным чужою силой, - до того огромною, что мое "я" как бы уносилось пушинкою в вихре этой огромности и этого множества... Когда я вдруг начал чувствовать, что не только "боюсь", но и - обворожен ими, - зачарован странным очарованием, которое только один раз - вот этот - испытал в жизни. Произошло странное явление: преувеличенная мужественность того, что было предо мною, - как бы изменила структуру моей организации и отбросила, опрокинула эту организацию - в женскую. Я почувствовал необыкновенную нежность, истому и сонливость во всем существе... Сердце упало во мне любовью... Мне хотелось бы, чтобы они были еще огромнее, чтобы их было еще больше... Этот колосс физиологии, колосс жизни и должно быть источник жизни - вызвал во мне чисто женственное ощущение безвольности, покорности и ненасытного желания "побыть вблизи", видеть, не спускать глаз... Определенно - это было начало влюбления девушки" (стр. 230-232). И Розанов восклицает: "Сила - вот одна красота в мире... Сила - она покоряет, перед ней падают, ей, наконец, - молятся... Молятся вообще "слабые" - "мы", вот "я" на тротуаре... В силе лежит тайна мира... Огромное, сильное... Голова была ясна, а сердце билось... как у женщин. Суть армии, что она всех нас превращает в женщин трепещущих, обнимающих воздух..."
В сущности, вот вам описание внутреннего мира, например, нынешнего сталиниста, ласкающего затуманенным нежной страстью взором сталинские усы на портрете, лобзающего оный портрет трепетными устами в приступе верноподданного оргазма, который заставляет его всенародно стонать о своей "тоске по Сталину", как это делал помешавшийся на неистовой любви к упырю сумасшедший врун Юрий Мухин в
одноименном псевдодокументальном фильме.
Бердяев говорит:
Это замечательное описание дает ощущение прикосновения, если не к "тайне мира и истории", как претендует Розанов, то к какой-то тайне русской истории и русской души. Женственность Розанова, так художественно переданная, есть также женственность души русского народа. История образования русской государственности, величайшей в мире государственности, столь непостижимая в жизни безгосударственного русского народа, может быть понята из этой тайны. У русского народа есть государственный дар покорности, смирения личности перед коллективом. Русский народ не чувствует себя мужем, он все невестится, чувствует себя женщиной перед колоссом государственности, его покоряет "сила", он ощущает себя розановским "я на тротуаре" в момент прохождения конницы.
И дальше:
В розановской стихии есть вечная опасность, вечный соблазн русского народа, источник его бессилия стать народом мужественным, свободным, созревшим для самостоятельной жизни в мире. И ужасно, что не только Розанов, но и другие, призванные быть выразителями нашего национального сознания, тянут нас назад и вниз, отдаются соблазну пассивности, покорности, рабству у национальной стихии, женственной религиозности. Не только вечное, но и слишком временное, старое и устаревшее в славянофильстве хотели бы восстановить С. Булгаков, В. Иванов, В. Эрн. Огромной силе, силе национальной стихии, земли не противостоит мужественный, светоносный и твердый дух, который призван овладеть стихиями. Отсюда рождается опасность шовинизма, бахвальство снаружи и рабье смиренье внутри. И мир внутри России, преодоление вражды и злобы делают невозможным именно Розанов и ему подобные
В наше время всё гораздо хуже, и эти, которые "тянут нас назад и вниз", это уже не Розанов или Эрн с Булгаковым, в наше время это такие платные властители недоправославных дум, как М.В.Назаров, О.А.Платонов, А.Г.Дугин, А.Проханов со своим отпрыском Фуфеловым, и т.п. Особенное отвращение вызывает это вкрадчивое православие без Христа, на которое Бердяев указал у Розанова, и которое можно обнаружить у всех перечисленных шарлатанов, сочиняющих нынче русскую идею на потребу Лубянке. Хотя чего и ждать от подобных, в сущности совершенно не церковных, а просто примазавшихся к православию, людей, если сама РПЦ сегодня проповедует не Христа, а переряженный в имперские эполеты советский патриотизм, на потребу той же Лубянке? И тут к сожалению приходится констатировать, что современный чекистский агитпроп очень ловко пристроился эксплуатировать эту презренную черту русского национального характера, которую Бердяев так метко обозвал "вечно бабьим в русской душе", и которую полоумный Мухин по-своему не менее метко назвал "тоской по Сталину".