Грусть по берегам Унжи и Неи

Oct 11, 2016 11:00




Сегодня я прерву повествование о поездке на Русский Север, начатое в предыдущих двух частях. Третью заключительную обзорную часть поведаю через пару дней, а пока отвлекусь на ясное небо и любимый мною костромской край. В этом репортаже я расскажу о поселениях, расположившихся по берегам рек Унжи и Неи. Как следует из названия поста, побывав в старинных исчезающих и исчезнувших совсем сёлах, ничего кроме грусти на сердце не остаётся. Разве что, пока ещё живы памятники архитектуры и жива богатая история этих мест.




Второй день весеннего путешествия начался с раннего подъёма в ужасной гостинице г. Макарьева, в которой когда-либо доводилось останавливаться. Прогулявшись по улочкам ещё спящего города, мы направились в так полюбившееся нам, по прошлым поездкам, село Унжу. Индивидуальный краеведческий пост об этом древнем селении у меня можно прочесть здесь: « Унжа - Старый город». Заехав повторно, мы хотели освежить в памяти виды исторической застройки села и красоты унженских просторов. Поэтому на этот раз об Унже будет кратко. Село Унжа - бывший старинный город, сохранившее земляные крепостные валы древнерусского периода и застройку заштатного города XIX - нач.XX веков. Село занимает сравнительно небольшую территорию на высоком плато берегового холма, возвышающегося над поймой реки Унжи. Первое летописное упоминание Унжи - самого старого города-крепости в этом крае - относится к 1218 г. в связи с безуспешной попыткой волжских булгар овладеть им.



В начале XIX века в Унже вместо прежних храмов были построены два каменных. На переднем плане один из них - церковь Макария Унженского, построенная в 1822 г. на месте стоявших здесь ранее двух деревянных церквей. В советское время службы в храме не прекращались, продолжаются они и поныне. В середине 1990-х была разобрана колокольня (видимо, из-за аварийного состояния).



Спускаясь к берегу реки, перед нами возникают земляные валы крепости, существовавшей здесь уже в 1450-е года. Крепость была важным оборонительным пунктом, где местные жители укрывались от набегов казанских татар. При Иване Грозном Унжа была записана в число опричных городов. На 1616 г. в городе, т.е. деревянной крепости с двумя воротами и четырьмя башнями, насчитывалось два храма, острог с двумя церквями, «да в остроге ж изба съезжая да изба таможенная да двор государев а на нём ставятся приказные люди да двор земской а в нём стоят иноземцы пан Пята с товарищи (поляки, сосланные в Унжу)...». Кроме того, было шесть дворов пушкарей, двор палача, дворы ямщиков и четырнадцать лавок. Во 2-й пол.XVII века город постепенно теряет своё прежнее значение (связано с ростом соседнего Макарьева). Тем не менее в 1708 г. Унжа вошла в состав Галичской провинции Архангелогородской губернии в качестве уездного города.



На старом городище (внутри крепостного вала) находится Воскресенский собор, построенный в 1810 г., - типичный для приволжских районов области храм в формах раннего классицизма. На переднем плане выступает боковой фасад расширенной в 1881 - 1883 гг. трапезной. Эти пристройки осуществлялись на средства церковного старосты унженского купца второй гильдии И.И. Родионовского. Видимо, в это же время арки второго яруса колокольни были закрыты деревянными щитами с крупными прорезными крестами. Эта  церковь была закрыта в 1930-х.



Вид с городища на пойму реки Унжи.



А сейчас несколько примеров городской застройки. На ул. Советской (бывш. Никольская), недалеко от торговой площади, находится здание городской управы, 2-й пол. XIX века. Редкий пример деревянного административного здания в заштатном городе, выстроенного в сдержанных формах эклектики. В советское время здесь располагалась школа. До 1910-х гг. единственное в городе учебное заведение - высшее начальное училище - работало в арендованных частных помещениях. Первые попытки построить для него специальное здание относятся к 1913 г. Однако осуществлению этого проекта помешала Первая мировая война.



На этой же улице под №9 расположен дом М.И. Шабарова, середины XIX века. Наиболее интересный памятник жилой архитектуры Унжи, выдержанный в стиле позднего классицизма.



На ул.Центральной (бывш. Унженская) находится дом П.Н. Родионовского - единственный каменный дом Унжи. Возведён в формах эклектики. Кирпичное и оштукатуренное здание построено в 1860-х или в 1870-х для местного купца. Первоначально за домом стояли два деревянных амбара и небольшой сад. В 1909 г. здание сильно пострадало во время большого городского пожара и было продано помещику Захарину, владельцу усадьбы в соседней деревне. Новый хозяин устроил в нижнем этаже магазин, а второй использовал под жильё для своей семьи. Сразу после революции 1917 г. в двухэтажном доме разместилась ещё одна школа (2-й ступени). В 1926-27 гг. здесь же открылась Школа Крестьянской Молодёжи. Кстати, в 1970-е контингент учащихся Унжи насчитывал 500-600 человек, поэтому школа располагалась аж в пяти зданиях. В этот период открылся интернат для старших учащихся из соседних деревень. Унженская школа неоднократно была участницей и победителем областной и всесоюзной ВДНХ. К слову, на 2002 г. учащихся было всего 82 человека. Сколько сейчас выпускников даже не возьмусь предположить.



По этой же улице стоит лавка, 2-й пол.XIX века, - характерный для этого региона тип торгово-хозяйственного сооружения. По сведениям местных жителей, лавка была выстроена для унженского купца И.П. Шешина, а в нач. XX  века принадлежала его вдове К.Н. Шешиной вместе с выстроенным несколько позднее двухэтажным деревянным домом, располагавшимся до недавнего времени слева от лавки (не сохр.).



Пока мы не покинули Унжу, вернусь к истории Старого города. В 1778 г. при образовании Костромского наместничества (с 1796 г. губернии) Унжа стала заштатным городом Макарьевского уезда. К нач. XX века в Унже насчитывалось 460 дворов, но при этом вся застройка, кроме одного дома, оставалась деревянной. Отсутствие промышленных предприятий, прекращение судоходства по реке и расцвет соседнего Макарьева окончательно подорвали экономическую основу города, численность жителей которого постоянно уменьшалась. Практически всё мужское население в зимние месяцы занималось отхожими промыслами в Сибири и на Каме, а единственным доходом горожан стало выращивание лука и продажа его на Макарьевской ярмарке. Показателем бедственного положения Унжи стало высказанное в одной из газетных статей 1912 г. предложение о переведении Унжи в ранг села, что позволило бы уменьшить налоговое бремя горожан. Унжа потеряла городской статус в советское время, но стала одним из центров сельскохозяйственного района, специализирующегося на животноводстве. Сейчас положение Унжи схоже со временем 1912 г. Сельское хозяйство в районе практически отсутствует, сотни деревень исчезли, да и "древний город" с каждым годом чахнет всё сильнее.



В "городскую" черту Унжи в советское время вошло село Вознесенское, лежащее по дороге на Макарьев. В полукилометре от села, на высоком береговом мысу над поймой реки Унжи, на открытом пространстве находится старинный Вознесенский храм.



К настоящему времени утрачены деревянные луковичные главки церкви. До сих пор на фасаде трапезной висит табличка советского периода, с призывной надписью: «Товарищ! Вознесенская церковь является памятником архитектуры. Не разрушайте его. Она украшает ваш край. А деревянное покрытие глав является единственным в области».



Выстроенная в 1777 г. церковь Вознесения является ярким памятником провинциальной архитектуры в стиле барокко, сохраняющим отдельные черты допетровского зодчества.



Внутри храма сохранились фрагменты масляной настенной живописи, предположительно, посл.четв. XIX века. На этот раз фотографировать их повторно не стали, т.к. всё это засвидетельствовано у меня в первоначальном отчёте.



Последний взгляд на пойму реки (ниж.фото) и мы отправляемся в Нейский край, на территорию бывшей Верхне-Нейской волости, где объектами нашего исследования стали два исчезнувших села: Никола-Торжок и Покровское (Обелево). Оба селения и ряд прилегающих деревень расположились вдоль берега реки Неи. Заселение этого края славянами началось лишь в IX - Х вв. До этого первыми, кто освоил эти земли, были финно-угорские племена мерян, в память о которых нам достались назания рек: Нея, Нельша, Номжа, Кильня, Ингирь, Монза, Кужбал и др. Эти земли - одни из старейших в районе и находились по пути татарских набегов с Унжи на Галич. Об этом напоминает название соседней деревни - Баскаково. В XIII веке татаро-монгольские завоеватели обложили народы порабощённых земель данью. За её сбором следили баскаки, которые находились в русских княжеских центрах и имели военные отряды.



В 1620 г. здешние деревни получил в вотчину родственник царя Б.Ф. Годунова - окольничий Никита Иванович Годунов. Годуновы  - русский угасший дворянский и боярский род, происходящий, по сказаниям древних родословцев, от мурзы Чета Барласа, принявшего крещение с именем Захария. Один из правнуков мурзы имел кличку «Годун» и был прадедом Фёдора Ивановича Годунова, отца царя Бориса и царицы Ирины. По легенде, именно Чета основан знаменитый Ипатьевский монастырь в Костроме, ставший местом паломничества русских царей и местом захоронения потомков Чета Мурзы: Сабуровых, Годуновых, Вельяминов. Но вернёмся в наше время, в село Никола-Торжок, оно же Никольское на Нее, куда мы прибыли первым делом. В центре вотчины Н.И. Годунова было два погоста: Никола-Торжок, названный по имени церкви Чудотворца Николая и по месту, отведённому для торговли возле церкви, и погост Покровский, который назывался по имени церкви Покрова.



О погосте Никольском в переписной книге 1617 г. записано: «В Нейской волости Унежской осады погост а на погосте церковь во имя Николая чудотворца вверх шатром да другой храм тёплый во имя Богоявления древянны клецки а в церкви образа свечи и все церковное строение мирских людей». Никола-Торжок располагался на оживленной дороге из Галича в Казань и Вятку. По дороге двигались нескончаемые торговые обозы, в селе были лавки и лабазы, снабжавшие проезжающих продовольствием и фуражом. В царской грамоте о пожаловании Никола-Торжка Годунову было написано: «Окольничему Никите Васильевичу Годунову из чёрных волостей в Галичском уезде в Унежской осаде в Нейской волости село Никольское с деревнями и с починки и с пустошми с мыт и с торгом и с кабаки и с бортными угожья и с бобровыми гоны и со спуды и с перевесы и с рыбными ловли и с звериными столы (ловушками) и со всякими промыслы и угодья». Это была богатая вотчина. В ней собирали налоги и за мыт (перевоз через реку Нею), и с торговцев, имевших лавки в селе, и с кабака, который был открыт в Никольском ещё в 1614 г., и т.д.



Тем временем через западный вход колокольни заходим внутрь храма. Оказываемся в опустошённой трапезной с боковыми приделами.



Самое интересное, насколько сие возможно для церкви в таком состоянии, это пятиярусный иконостас, выполненный в классицистических формах с чертами барокко.



Необычно выглядит сильно выступающая центральная часть сооружения. В нижнем ярусе углублена ниша, в которую вписана круглая сень над царскими вратами. Частично на карнизах иконостатса уцелели позолоченные накладные резные орнаментальные детали.



Сын Н.В. Годунова Алексей Никитич завещал Никольскую вотчину после своей смерти продать и на вырученные деньги «устроить на Костроме в Ипатьевском монастыре вечный поминок по своей душе и родителям своим колокол в 3000 рублей да колокольницу каменную». Эта колокольня в Ипатьевском монастыре красуется и по сей день. Вотчина была продана князю А. Щербатову, а он приданым за дочерью отдал её князю Н.Г. Волконскому - сподвижнику Петра I, участнику Полтавской битвы. В 1736 г. супруга Волконского построила в селе новую деревянную церковь взамен обветшавшей. Существующая ныне каменная Никольская церковь, в которой мы находимся, сооружена в 1808 г. (по др.сведениям в 1803 г.). В 1850-х была значительно перестроена.



В интерьере храма не стенах сохранились незначительные остатки масляной живописи кон. XIX - нач. XX вв.. Конху апсиды храма занимает композиция «Коронование Богоматери».



На перекрытии восточной части южного придела изображено «Преоброжение Господне».






Из истории села я бы отметил небольшой эпизод периода Гражданской войны. Советская власть в губернии установилась в основном мирным путём, но не все слои общества приняли новую власть. В 1918 г. в провинции белогвардейские офицеры возглавили крестьянские восстания. Довольно крупными по масштабу были волнения в волостях Макарьевского уезда. Настроение крестьян стало меняться в связи с проводимой политикой «военного коммунизма». В ноябре в Нижне-Нейской и Верхне-Нейской волостях крестьяне собрались на сходы. Выступавший там Игнатий Скоробогатов призывал не подчиняться советской власти - «в солдаты не идти, коней не давать». 15 ноября в эти волости отправился чрезвычайный комиссар М.И. Галкин вместе с сотрудником ЧК Шибаевым и тремя красноармейцами. В Нижне-Нейской волости выступлением на митинге ему удалось предупредить восстание, но Верхне-Нейской сход встретил его совершенно по-другому. Было принято постановление о мобилизации всех жителей в возрасте 28-50 лет и посылке связных в др.волости с призывом к восстанию. 17 ноября повстанцы, арестовав всю группу Галкина, решили идти на Макарьев. Перед этим "захватив" город Унжу. Руководили восстанием К. Кузнецов и А. Беляев (оба в прошлом прапорщики), И. Скоробогатов и др. По дороге было решено расстрелять арестованных. В селе Никола-Торжок священник отслужил молебен по их душам. Для расстрела коммунистов вывели на берег Неи, но в толпе произошло замешательство. Воспользовавшись этим, Галкин попросил слова и смог убедить крестьян прекратить задуманное дело. Через несколько дней в Верхне-Нейскую волость прибыл отряд красноармейцев и занялся ликвидацией восстания. Были расстреляны зачинщики Кузнецов и Беляев, а также священник Пиняев, служивший молебен. Двое других членов штаба скрылись.



В наше время исчезло и само село и колхоз, оставивший после себя огромные ангары, поломанную технику и пустующие фермы. Хотя здесь ещё можно встретить пару тракторов, вспахивающих землю. Но большинство деревень, раскинувшихся вдоль берега Неи, на участке Нея - Макарьев, за последние двадцать лет приказали долго жить. После осмотра не шибко интересного храма в Никольском, мы отправляемся в бывшее село Покровское на Нее.



Выйдя из лесного массива на открытой местности, не сохранившегося села Покровского, перед нами предстал ещё один старинный храм. Но прежде, чем перейти к истории церкви, начну свой сказ с соседней, вплотную граничащей с Покровским, деревни Обелево.



Фотография времён, когда в округе кипела жизнь. На заднем плане виден храм села Покровского и дома деревни Обелево.



Ещё четверть века назад в Базеево, Стрелице, Мулино, Морозово и пр., обозначенных на картах и указателях вдоль дорог деревнях, была жизнь. Но всё это в прошлом. Деревня Обелево, на заднем плане виден Покровский храм (взято из группы «Храм Покрова Пр.Богородицы»).



Нынче от сельской застройки мало что осталось. Дома из вымирающего села постепенно разбирали и перевозили в соседние ещё жилые деревни, пока и те не канули в лету. Сейчас из уцелевших построек деревни Обелево остался единственный дом, покинутый последним жителем в 2008 г. Теперь лишь электрические столбы указывают направление улочек, и то тут, то там встречаются фундаменты да остовы домов. Такое опустошение, уход жизни из мест с вековой судьбой пробирает до глубины души. Поэтому истории окружающих нас вымерших деревень уделю особое внимание. Первое упоминание села Покровского содержится в грамоте 1502-1505 гг.: «Се аз князь Василей Иоанович пожаловал есьми Ивана Садыкова-Старово волостью Покровскою...». Следующее упоминание села относится к 1617 г.: «В Нейской волости погост, на погосте храм во имя Покрова, да другой храм тёплый Рождества Иоанна Предтечи вверх шатром и все строение мирское да к нему ж деревни Дмитриевское (Обелево тож), Кузнецово, Левково, Старка, Посониха...».



В нач. XVII века в Покровскую волость пришло крепостное право, часть деревень перешла в собственность одного из самых знатных аристократов XVII в. - Фёдора Ивановича Шереметева. В 1619 г. царь Михаил Фёдорович отправился в Макарьево-Унженский монастырь, путь в который лежал через Покровскую волость. Наверное, тогда Шереметев, входивший в состав царской свиты, и видел впервые Нейские берега. Был ли боярин почитателем красот природы - неизвестно. Но вот к чему он действительно был неравнодушен - так это к богатству практически не тронутых земель. Вероятнее всего, во время этой поездки и решилась судьба значительной части Покровской волости. В 1620 г. царь подписал грамоту о даровании земель реки Нея боярину Ф.И. Шереметеву. Центром вотчины стало село Покровское, где на 1628 г. числилось одна деревянная церковь, три поповских двора, келья монаха и усадьба боярина.






Мы тем временем заходим внутрь этого большого дома. Где всё давным-давно разворовали и самое ценное унесли.



И пока мы будем рассматривать скудный интерьер крестьнской избы, я продолжу небезынтересную историю села. Ф.И. Шереметев выдал свою дочь за князя Никиту Ивановича Одоевского, и вотчина перешла к нему. Н.И. Одоевский участвовал в отражении крымских татар под Белгородом, а позже был воеводой в Казани; известен своим богатством и талантами государственного деятеля. В отличие от своего тестя, Никита Иванович вряд ли бывал в Покровском. Значительную часть времени он проживал в имении Архангельское (то самое подмосковное Архангельское, где сейчас размещается музей-усадьба). Но зато, в архиве Древних актов в Москве осталась обширнейшая переписка князя с покровскими крестьянами, которая даёт богатый материал для понимания условий труда, быта и всего образа жизни не только нейских, но и всех крепостных крестьян России. К этому можно добавить любопытное обстоятельство: крестьянские прошения написаны ярко-образным, стилистически выверенным языком, бытовавшим в те стародавние времена. Вполне вероятно, что все послания были написаны каким-то одним талантливым грамотеем, проживавшим в Нейской волости. Это предположение можно обосновать тем, что наибольшее количество писем датировано 1673 г. В дальнейшем, их становится всё меньше и, наконец, в 1680-х поток посланий полностью иссяк.






Крестьянин деревни Аксентьево Кирюшка Тимофеев писал в челобитной: «Что я оскудел пить и есть нечего пашни не сеял нет ни лошади ни коровы ни куряти прошу милости у тебя не вели государь на правеже забить дай государь посправитца...». Крестьянин просит не дать забить на правеже, т.е. не допустить насильного выбивания оброка. На челобитной резолюция Одоевского: «его прислать к Москве в работники». Ещё одна челобитная, дошедшая до наших дней: «...бьёт челом сирота твой Галецкие вотчины села Покровского деревни Мулино Антропка Исаков: скуден беден пить есть нечева ни скота ни лошади ни каковы скотины нет... в мире брожу третий год с женою и з детьми скитаюся меж дворами. Смилуйся государь дайте льготы пока справитца...». Жительница деревни Буслаево «жонка Парасковьица Абрамова» жаловалась князю: муж де сбежал и оставил её с малолетним сыном, да что было у неё хлеба украли, и есть нечего - «помираю с сынишком голодом».



Отмечаются в переписке с князем также и дела непотребные и «зело вредные». Пример челобитной, касающейся вредных привычек, бытовавших в крестьянской среде: «Государю князю Якову Никитичу бьёт челом сирота твой села Покровского деревни Стариково крестьянин Ивашка Григорьев. В нынешнем, во 192 году генваря в 17 день бил челом тебе... на меня... в мирской избе деревни Морозовой крестьянин Никишка Харламов, будто я продал ему две бумажки табаку, а я Ивашка ему Никишке две бумажки табаку не продавал, тем он Никишка поклепал на меня напрасно и в вине моей он Никишка подал тебе челобитную, а где он Никишка тот табак купил то он Никишка не писал...». Яков Никитич - это сын Н.И. Одоевского, унаследовавший покровские земли. Самое забавное в приведенном выше документе состоит в том, что именно Н.И. Одоевский был рьяным поборником «здорового образа жизни». Благодаря его усилиям в России был введён строжайший запрет на производство, продажу и употребление табака. Тем не менее, запретный плод попадал потребителям, среди которых были и собственные князя Одоевского Ивашки да Никишки.






В 1670 г. в покровской вотчине было много крестьян, примкнувших к разинцам (крестьянское восстание Степана Разина), гулявшим по Унже и Ветлуге. Захваченные в плен разинцы на допросе у галичского воеводы показали: «В Нейской волости в вотчине боярина Одоевского в селе Покровском учался бунт и мятеж а заводил бунт села Покровского поп Клим да дьячок Фёдор Фёдоров». Когда царские войска разгромили разинцев, поп Клим был повешен.



В 1673 г. на Нейские земли пришла череда напастей: дождливая осень и малоснежная суровая зима погубили практически все озимые. К тому же предыдущий год был скудный на урожай. Начавшегося сильнейшего голода не избежали даже зажиточные крестьяне. Многие в округе восприняли тяжкие времена как божью кару за бунт. В адрес Одоевских шли униженные и трагические письма: «бьют челом сироты ваши, государевы,...крестьяшки: Сидорка Фадеев, Якимка Меркурьев, Исачко Евдокимов (всего приложило руку 29 человек) и все села Покровского крестьянишки. По грехам своим волею божией исхудали от хлебного недороду... и пить и есть стало нечева, впрямь государи помереть голодом, едим травку. Велите государи нас приказному и старосте отпустить кормитца по окольным вотчинам, чтобы нам голодом не помереть...». Но князь не внял мольбам и ответом послужило, что «на сыне князь Якову долгу больше двух тысяч рублев - чем платить?... Таки и впредь не бейте челом...».






Дочь Я.Н. Одоевского вышла замуж за князя Д.М. Голицына, и Покровская вотчина перешла к нему. Князья Голицыны, потомки Гедимина - основателя Великого княжества Литовского, были одними из родовитых и знатных в царской России. Дмитрий Михайлович Голицын - член Сената, Киевский губернатор, одно из первых лиц в государстве. Посему у него таких вотчин, подобных Покровской, были сотни и о положении дел в своих владениях он вряд ли задумывался.



Мы же, покинув крестьянскую избу, осматриваем то немногочисленное, что ещё уцелело в деревне.



До 1992 г. в этом бывшем купеческом доме размещался сельский магазин и правление колхоза.



Жизнь в те времена сложно назвать благополучной. Кроме оброка своему барину крестьянам вменялось в обязанность внесение государственных податей и исполнение целого ряда повинностей. Да и рискованный для земледелия климат частенько подводил землепашцев. В результате документы тех лет пестрят словом «скудность». Из переписи 1737 г.: «За Дмитрием Михайловичем Голицыным село Покровское, а в нём заводы, пчёлы, рыбные ловли и стерляди. Оброк денежный с мельницы и перевоза да помещиков дом да крестьянских дворов 271 оброку 500 рублей а других приношений не положено из-за скудости... В 1734 г. хлеба не уродилось во всех деревнях градом побило да к тому же в 1735 г. многие деревни выгорели и оттого пришли в совершенную скудость. Да в 1737 г. волею божией пали лошади и всякая скотина и продать нечего и взять негде и за скудостью из села Покровского вывезено в Архангельское 20 душ да в бегах 39 душ».



Бывший Дом Культуры, функционировавший в недавнем прошлом.



Ещё целый ДК на фотографии 1970-80-х. Справа, видимо, здание школы; позади - Покровский храм.



После смерти Д.М. Голицына его нейские земли в качестве приданного отошли за внучкой князя к Л.Н.Волкову. Владения семейства Волковых в разное время располагались по всей южной части района. В дальнейшем покровские земли разошлись между нескольким мелкопоместными дворянами. Ближе к XIX в. благосостояние здешних крестьян стало расти, поскольку местные жители не полагаясь на урожаи, стали заниматься животноводством. А в долгие зимние вечера мужики стали овладевать мастерством сукноваляния. Зажиточность села Покровского в XIX столетии определяется развитием жгонки (изготовление валенок) почти в промышленном масштабе, что и позволило в 1800 г. выстроить существующий поныне каменный Покровский храм.



В наш приезд здание церкви ещё не подверглось консервации. Вот уже не первый год храм пытаются восстановить и приспособили под службы.



Визит епископа Костромского и Галичского в Обелево, в 2014 г. Фото взято с сайта РПЦ «Храм Покрова Пр.Богородицы».



Ситуация с возобновлением служб в заброшенных храмах, на полное восстановление/ремонт которых денег не находится, мягко говоря, озадачивает и даже огорчает меня. Собираются теперь в храмах с ближайших полуживых деревень жители в большей степени вовсе не по причине уверования в Бога (веровали в Христа они и в советские годы, тем более тому никто не препятствовал; на момент распада Союза насчитывалось порядка 7000 действующих церквей), а от пустоты и обречённости; от того, что в жизни больше ничего не осталось, как уповать не на собственные силы (порою, в наше время это не под силу даже сильным духом людям), а верить на помощь извне, свыше, в свечку, в чудо. Посещение нынче храмов (если не брать небольшой процент истинно верующих и городских, где это насаждается с экранов ТВ и стало просто "модно") - это не вдруг в раз возросшая духовность народа и его нравственность (статистика разводов, абортов, суицидов, алкоголизма и наркомании показывает обратное), а попытка заполнить пустоту, образовавшуюся с исчезновением социальной сферы в селе, социума как такового. Закрытие Домов Культуры, библиотек и проч., отсутствие работы, коммунальной инфраструктуры и иные трудности, которые с каждом годом в селе всё явственнее обозначаются, - вот тому причины. Посему приезжают попы на иномарках, собирать себе паству среди полуживых деревень. Ни уровень жизни, ни её качество, ни нравственно-духовный образ - ничего из этого за последние двадцать лет не выросло, а продолжает падать и деградировать. В последние годы процент совершённых преступлений вырос неимоверно. В 2014 г. в Костромской области (одной из "благополучных" в криминальном плане) совершено 8001 преступление, в 2015 г. - почти 9500 (это на 12% больше); на первое полугодие 2016 г. зафиксировано уже 6181 преступление. К концу года этот показатель может быть вдвое больше 2013 года. Кстати, почти половина даже особо тяжких преступлений остаётся не раскрытым. Все данные взяты с оф.сайта ГенПрокуратуры РФ «Портал правовой статистики».



Ну, а мы заходим в хорошо освещённое бесстолпное высокое простраснтсво храма.



Однако, в интерьере фрагменты масляной живописи в такой сохранности, что их не прочесть.



Как обычно заглянули на колокольню. Но, по-моему, взобраться наврех по внутренней винтовой лестнице так и не удалось.



Собственно на этом осмотр вымерших сёл, вдоль реки Неи, подошёл к концу и мы отправились в другие края - на берега рек Шачи и Куси.



Под конец поста, пожалуй, подойдёт вот эта позитивная фоточка новой жизни.



При создании поста использованы следующие источники:
- Памятники архитектуры Костромской области, вып. V, вып. VII
- А.Г. Пискунов "Край мой Нейский"
- Д.Ф. Белоруков "Деревни, сёла и города костромского края"
- М.А. Лапшина "Гражданская война в Костромской губернии (1918-1919 гг.)"

заброшенные храмы, заброшенная деревня, Костромская область, 2015, деревня

Previous post Next post
Up