Поход Примакова в Афганистан.
Коммунисты, вперед!
- Есть в военном приказе
Такие слова,
На которые только в тяжелом бою
(Да и то не всегда)
Получает права
Командир, подымающий роту свою.
Я давно понимаю
Военный устав
И под выкладкой полной
Не горблюсь давно.
Но, страницы устава до дыр залистав,
Этих слов
До сих пор
Не нашел
Все равно.
Год двадцатый.
Коней одичавших галоп.
Перекоп.
Эшелоны. Тифозная мгла.
Интервентская пуля, летящая в лоб, -
И не встать под огнем у шестого кола.
Полк
Шинели
На проволоку побросал, -
Но стучит над шинельным сукном пулемет,
И тогда
еле слышно
сказал
комиссар:
- Коммунисты, вперед! Коммунисты, вперед!
Есть в военном приказе
Такие слова!
Но они не подвластны
Уставам войны.
Есть -
Превыше устава -
Такие права,
Что не всем,
Получившим оружье,
Даны...
Сосчитали штандарты побитых держав,
Тыщи тысяч плотин
Возвели на реках.
Целину подымали,
Штурвалы зажав
В заскорузлых
Тяжелых
Рабочих
Руках.
И пробило однажды плотину одну
На Свирьстрое, на Волхове иль на Днепре.
И пошли головные бригады
Ко дну,
Под волну,
На морозной заре
В декабре.
И когда не хватало
«...Предложенных мер...»
И шкафы с чертежами грузили на плот,
Еле слышно
сказал
молодой инженер:
- Коммунисты, вперед!.. Коммунисты, вперед!
Летним утром
Граната упала в траву,
Возле Львова
Застава во рву залегла.
«Мессершмидты» плеснули бензин в синеву, -
И не встать под огнем у шестого кола.
Жгли мосты
На дорогах от Бреста к Москве.
Шли солдаты,
От беженцев взгляд отводя.
И на башнях
Закопанных в пашни КВ
Высыхали тяжелые капли дождя.
И без кожуха
Из Сталинградских квартир
Бил «максим»,
И Родимцев ощупывал лед.
И тогда
еле слышно
сказал
командир:
- Коммунисты, вперед!.. Коммунисты, вперед!
Мы сорвали штандарты
Фашистских держав,
Целовали гвардейских дивизий шелка
И, древко
Узловатыми пальцами сжав,
Возле Ленина
В мае
Прошли у древка...
Под февральскими тучами -
Ветер и снег,
Но железом нестынущим пахнет земля.
Приближается день.
Продолжается век.
Индевеют штыки в караулах Кремля...
Повсеместно,
Где скрещены трассы свинца,
Или там, где кипенье великих работ,
Сквозь века,
на века,
навсегда,
до конца:
- Коммунисты, вперед! Коммунисты, вперед!
(Александр Межиров. 1947 г.)
Отцвела в тени казарм наша молодость
На едином проспиртованном выдохе…
(Сергей Данилов.)
Пришлось нам грязь и кровь мешать замызганной кирзою,
Пришлось кому-то умирать, чтоб всех прикрыть собою,
И, когда кто-то из боев назад не возвращались,
Друг перед другом никогда мы плакать не стеснялись.
(Иван Майборода.)
Это наша судьба, это с ней мы ругались и пели,
Подымались в атаку и рвали над Пянджем мосты.
Нас не нужно жалеть, ведь и мы никого б
не жалели,
Мы пред нашей Россией и в трудное время
чисты…
(С.Гудзенко.)
Итак, начинается песня о ветре,
О ветре, обутом в солдатские гетры,
О гетрах, идущих дорогой войны,
О войнах, которым стихи не нужны.
Идет эта песня, ногам помогая,
Качая штыки, по следам Улагая,
То чешской, то польской, то русской речью -
За Волгу, за Дон, за Урал, в Семиречье.
По-чешски чешет, по-польски плачет,
Казачьим свистом по степи скачет
И строем бьет из московских дверей
От самой тайги до британских морей….
( В.А.Луговской «Песня о ветре».)
Мне позвонил мой дед, погибший на войне,
И попросил: «Скажи оставшимся в стране,
Которую я спас, что весь мой полк скорбит,
Что от славянских пуль славянский сын убит»
(Автор неизвестен.)
Предисловие от Дени Дидро.
Эту историю про поход красного червонного казака В.Примакова в Афганистан я знал с самого детства. Ибо один из моих прадедов - красных донских казаков, между прочим, служил в то время, в конце 20-х, начале 30-х гг, в Средней Азии в составе кавбригады и гонял душманов по саксаулам Туркестана. Так вот он кое-что рассказал моему деду, а тот моему отцу. Не знаю насколько достоверны те сведения исторически, поэтому они скорее всего так и останутся в моей семье на уровне семейных преданий, которые я передам своему сыну. Во всяком случае время рассказывать о них широкой аудитории, пока не пришло. Кстати, второй мой прадед, тоже донской казак, воевал в годы ГВ на Западном направлении и после разгрома армий Западного фронта Тухачевского отходил с небольшой кучкой земляков через леса Мазурии в Восточную Пруссию и как потом их там интернировали. И им ещё повезло, они не попали в польские концлагеря, может потому и выжили, ибо ляхи, казаком ненавидели лютой ненавистью.
Так вот наткнулся я тут на статью посвящённую походу Виталия Примакова в Афганистан и она мне напомнила, про годовщину тех памятных для моей страны событий. Хочу поделится с вами ею.Хоть я и не во всём согласен с автором данной статьи. Ибо в своей работе он опирался на заведомо ангажированный источник предателя и перебежчика.
КОРОЛЬ АМАНУЛЛА-ХАН В МОСКВЕ. ФОТО: YANDEX.RU
15 апреля 1929 года части Красной Армии, переправившись через Амударью в районе Термеза, пересекли советско-афганскую границу и вторглись в Афганистан. Красноармейцы были переодеты в афганскую военную форму, и под видом турецкого офицера Рагиб-бея командовал ими Виталий Примаков, советский военный атташе в Афганистане.
Вот как описал эту авантюрную операцию чекист-невозвращенец Георгий Агабеков, занимавший тогда пост начальника восточного сектора Иностранного отдела (ИНО) ОГПУ: «800 отборных красноармейцев-коммунистов, переодетых в афганскую форму и вооруженных большим количеством пулеметов и артиллерии, были сконцентрированы на берегу Аму-Дарьи под городом Термез и готовились к переправе через реку. Все баржи, каюки, моторные лодки со всей реки были пригнаны туда же для переправы войск. Ранним утром эскадрилья из 6 аэропланов, нагруженных бомбами и с установленными пулеметами, поднялась с Термезского аэродрома. Взяв высоту, аэропланы направились к противоположному берегу реки, где находился афганский пограничный пост Патта-Гиссар, охраняемый полсотней афганских солдат. Услышав шум моторов, афганские солдаты выбежали из своих шалашей поглазеть на аэропланы, которые, как они думали, направлялись в Кабул. Но они ошиблись. Аэропланы, сделав развернутым фронтом два круга, снизились над постом и внезапно пулеметный сильный дождь стал поливать несчастных солдат. Несколько брошенных бомб на глиняное здание поста частью убили, частью похоронили под развалинами остальных. Только двое оставшихся в живых добежали до соседнего рабата (постоялый двор. - Прим. ред.) Сия-Герт (в 20 верстах от границы) и передали ужасную весть. Все было сделано в течении десяти минут». Тем временем переодетые красноармейцы, погрузившись на лодки и баржи, переправились на афганский берег. Гарнизон Сия-Герта численностью в 100 сабель, выдвинувшийся к Патта-Гиссару, был встречен пулеметным огнем и тоже уничтожен, к утру следующего дня отряд Примакова был уже под стенами Мазари-Шарифа…
Советской операции предшествовал мятеж, поднятый в ноябре 1928 года Бачаи Сакао против короля Амануллы-хана. 14 января 1929 года Аманулла-хан бежал из Кабула, и 17 января в афганскую столицу вошли отряды Бачаи Сакао. И вот в марте 1929 года Сталин вдруг решил, что Бачаи Сакао - ставленник англичан (каковым он на деле не являлся), потому надо восстановить на троне Амануллу-хана, который бежал в британскую Индию и пытался оттуда организовать поход на Кабул. Военному атташе Примакову приказали собрать отряд в 1 тыс. человек, переодеть всех в афганскую форму и перебросить в Афганистан.
Советского генерального консула в Мазари-Шарифе (на деле он являлся кадровым сотрудником ОГПУ) о предстоящей интервенции не уведомили. Как вспоминал чекист, ночью его вдруг разбудили и сопроводили к губернатору провинции: «Что же вы, господин консул, все время уверяли меня в ваших дружественных отношениях к Афганистану, а на самом деле ваши аэропланы и войска нападают на наши посты, - сказал раздраженно губернатор. - Это, наверно, случайность, недоразумение какое-нибудь… - Какое там случайное недоразумение, когда ваши войска заняли уже Сия-Герт и наступают на Мазари-Шерифе, - кричал губернатор. - Двести наших солдат перебиты, а вы говорите недоразумение». «…Я слушал его обалдевший, - повествовал «консул»-чекист, - и не знал, что ответить. Наши начали войну с афганцами, а меня, не предупредив, оставили здесь среди этих диких туркменов. Черт знает, что со мной они теперь сделают, - думал я про себя».
Вернувшись в консульство, чиновник сел сочинять рапорт вышестоящей инстанции, но «вдруг ночную тишину огласил артиллерийский залп и вслед за тем пошла пулеметная трескотня». Стрельба продолжалась два часа, затем вновь забухали орудийные залпы и раздалось громкое «Ура»: «Наши выдвинули орудия в упор к городским воротам и одним залпом разбили их вдребезги. Пехота, бросившаяся в город, забыла, что ей нужно было играть роль афганцев и пошла в атаку с традиционным русским «Ура». К восьми часам утра все было кончено. Город был занят отрядом, а афганцы частью бежали в сторону Таш-Кургана, а частью укрылись в ближайшей крепости Балх. После обеда я пошел в штаб отряда… Там же я встретил военного атташе Примакова, который пригласил меня пройтись по городу. Вместе с ним мы также посетили городские стены, которые по старинному образцу имели бойницы. Все они были изрешечены пулеметным огнем. Повсюду еще валялись неубранные трупы афганцев, в особенности у разбитых городских ворот, где кучами лежали изуродованные артиллерийским огнем защитники города». Несмотря на то, что был отдан строгий приказ по-русски не разговаривать, после занятия Мазари-Шарифа «на улицах сплошь и рядом раздавалась русская брань, - это свидетельствовал уже нелегальный представитель Разведупра, некто Матвеев. - Наши аэропланы самым бесцеремонным образом, даже не закрасив звезд на крыльях, ежедневно совершали полеты в районе противника и бросали бомбы». По приблизительным подсчетам, при взятии Мазари-Шарифа потери афганцев только убитыми составили порядка трех тысяч человек, у красноармейцев потерь практически не было.
Затем отряд Примакова двинулся на Таш-Курган. «Всех попадавших по пути отряда жителей тут же пристреливали, чтобы они не могли предупредить о нашем движении, - честно признавал представитель военной разведки. - Благодаря этой тактике, о нашем наступлении в Кабуле стало известно лишь на седьмой день после взятия Мазари-Шерифе. Оттуда срочно был выслан против нас 3000-й отряд во главе с военным министром Сеид-Гусейном… Подпустив афганцев на дистанцию пулеметного огня, мы сразу открыли ураганный огонь. Прицелы были взяты заранее. Люди валились, как скошенные. Через полчаса отряд Сеид-Гусейна бросился вспять и забежал в горное ущелье. Тут мы их стали крошить артиллерийским огнем. Из 3000 спаслись не больше тысячи. Мы без остановки продолжали двигаться дальше. Трупы убитых никто не убирал. Когда мы через десять дней возвращались той же дорогой, трупы еще лежали полуразложившимися. Да, нужно сказать, наши ребята умеют стрелять, и мы бы в неделю добрались до Кабула…»
Но дойти до Кабула «ребятам» Примакова не довелось. Афганцы, предприняв несколько безуспешных попыток выбить примаковцев из Мазари-Шарифа, приступили к правильной осаде города, блокировав там советский отряд. Примаков непрестанно радировал в Ташкент, требуя прислать живую силу, технику и боевые отравляющие вещества: «Вопрос был бы решен, если бы я получил 200 газовых гранат (иприт, 200 хлоровых гранат мало) к орудиям». На помощь Примакову бросили второй отряд, который после бомбо-штурмовых ударов по афганским погранзаставам прорвался через границу и совершил бросок к Мазари-Шарифу. Но поход на Кабул вскоре утратил всякий смысл: стало известно, что Аманулла-хан, ради которого всю эту экспедицию и предприняли, бежал из Кандагара в британскую Индию, отказавшись от борьбы с Бачаи Сакао. Тогда Сталин и приказал немедленно свернуть операцию. Возвращаясь через Мазари-Шариф, «красные войска, - вспоминал Агабеков, - не забыли захватить с собой весь каракуль, имевшийся в наличии в складах этого города. Это была компенсация за расходы, понесенные советской властью по организации экспедиции».
Подготовил Владимир ВОРОНОВ
Взято из: https://www.sovsekretno.ru/...
Взято из: https://my.mail.ru/community/istoriamira/0F5BA57240739AA3.html
- Есть в военном приказе
Такие слова,
На которые только в тяжелом бою
(Да и то не всегда)
Получает права
Командир, подымающий роту свою.
Я давно понимаю
Военный устав
И под выкладкой полной
Не горблюсь давно.
Но, страницы устава до дыр залистав,
Этих слов
До сих пор
Не нашел
Все равно.
Год двадцатый.
Коней одичавших галоп.
Перекоп.
Эшелоны. Тифозная мгла.
Интервентская пуля, летящая в лоб, -
И не встать под огнем у шестого кола.
Полк
Шинели
На проволоку побросал, -
Но стучит над шинельным сукном пулемет,
И тогда
еле слышно
сказал
комиссар:
- Коммунисты, вперед! Коммунисты, вперед!
Есть в военном приказе
Такие слова!
Но они не подвластны
Уставам войны.
Есть -
Превыше устава -
Такие права,
Что не всем,
Получившим оружье,
Даны...
Сосчитали штандарты побитых держав,
Тыщи тысяч плотин
Возвели на реках.
Целину подымали,
Штурвалы зажав
В заскорузлых
Тяжелых
Рабочих
Руках.
И пробило однажды плотину одну
На Свирьстрое, на Волхове иль на Днепре.
И пошли головные бригады
Ко дну,
Под волну,
На морозной заре
В декабре.
И когда не хватало
«...Предложенных мер...»
И шкафы с чертежами грузили на плот,
Еле слышно
сказал
молодой инженер:
- Коммунисты, вперед!.. Коммунисты, вперед!
Летним утром
Граната упала в траву,
Возле Львова
Застава во рву залегла.
«Мессершмидты» плеснули бензин в синеву, -
И не встать под огнем у шестого кола.
Жгли мосты
На дорогах от Бреста к Москве.
Шли солдаты,
От беженцев взгляд отводя.
И на башнях
Закопанных в пашни КВ
Высыхали тяжелые капли дождя.
И без кожуха
Из Сталинградских квартир
Бил «максим»,
И Родимцев ощупывал лед.
И тогда
еле слышно
сказал
командир:
- Коммунисты, вперед!.. Коммунисты, вперед!
Мы сорвали штандарты
Фашистских держав,
Целовали гвардейских дивизий шелка
И, древко
Узловатыми пальцами сжав,
Возле Ленина
В мае
Прошли у древка...
Под февральскими тучами -
Ветер и снег,
Но железом нестынущим пахнет земля.
Приближается день.
Продолжается век.
Индевеют штыки в караулах Кремля...
Повсеместно,
Где скрещены трассы свинца,
Или там, где кипенье великих работ,
Сквозь века,
на века,
навсегда,
до конца:
- Коммунисты, вперед! Коммунисты, вперед!
(Александр Межиров. 1947 г.)
Отцвела в тени казарм наша молодость
На едином проспиртованном выдохе…
(Сергей Данилов.)
Пришлось нам грязь и кровь мешать замызганной кирзою,
Пришлось кому-то умирать, чтоб всех прикрыть собою,
И, когда кто-то из боев назад не возвращались,
Друг перед другом никогда мы плакать не стеснялись.
(Иван Майборода.)
Это наша судьба, это с ней мы ругались и пели,
Подымались в атаку и рвали над Пянджем мосты.
Нас не нужно жалеть, ведь и мы никого б
не жалели,
Мы пред нашей Россией и в трудное время
чисты…
(С.Гудзенко.)
Итак, начинается песня о ветре,
О ветре, обутом в солдатские гетры,
О гетрах, идущих дорогой войны,
О войнах, которым стихи не нужны.
Идет эта песня, ногам помогая,
Качая штыки, по следам Улагая,
То чешской, то польской, то русской речью -
За Волгу, за Дон, за Урал, в Семиречье.
По-чешски чешет, по-польски плачет,
Казачьим свистом по степи скачет
И строем бьет из московских дверей
От самой тайги до британских морей….
( В.А.Луговской «Песня о ветре».)
Мне позвонил мой дед, погибший на войне,
И попросил: «Скажи оставшимся в стране,
Которую я спас, что весь мой полк скорбит,
Что от славянских пуль славянский сын убит»
(Автор неизвестен.)
Предисловие от Дени Дидро.
Эту историю про поход красного червонного казака В.Примакова в Афганистан я знал с самого детства. Ибо один из моих прадедов - красных донских казаков, между прочим, служил в то время, в конце 20-х, начале 30-х гг, в Средней Азии в составе кавбригады и гонял душманов по саксаулам Туркестана. Так вот он кое-что рассказал моему деду, а тот моему отцу. Не знаю насколько достоверны те сведения исторически, поэтому они скорее всего так и останутся в моей семье на уровне семейных преданий, которые я передам своему сыну. Во всяком случае время рассказывать о них широкой аудитории, пока не пришло. Кстати, второй мой прадед, тоже донской казак, воевал в годы ГВ на Западном направлении и после разгрома армий Западного фронта Тухачевского отходил с небольшой кучкой земляков через леса Мазурии в Восточную Пруссию и как потом их там интернировали. И им ещё повезло, они не попали в польские концлагеря, может потому и выжили, ибо ляхи, казаком ненавидели лютой ненавистью.
Так вот наткнулся я тут на статью посвящённую походу Виталия Примакова в Афганистан и она мне напомнила, про годовщину тех памятных для моей страны событий. Хочу поделится с вами ею.Хоть я и не во всём согласен с автором данной статьи. Ибо в своей работе он опирался на заведомо ангажированный источник предателя и перебежчика.
КОРОЛЬ АМАНУЛЛА-ХАН В МОСКВЕ. ФОТО: YANDEX.RU
15 апреля 1929 года части Красной Армии, переправившись через Амударью в районе Термеза, пересекли советско-афганскую границу и вторглись в Афганистан. Красноармейцы были переодеты в афганскую военную форму, и под видом турецкого офицера Рагиб-бея командовал ими Виталий Примаков, советский военный атташе в Афганистане.
Вот как описал эту авантюрную операцию чекист-невозвращенец Георгий Агабеков, занимавший тогда пост начальника восточного сектора Иностранного отдела (ИНО) ОГПУ: «800 отборных красноармейцев-коммунистов, переодетых в афганскую форму и вооруженных большим количеством пулеметов и артиллерии, были сконцентрированы на берегу Аму-Дарьи под городом Термез и готовились к переправе через реку. Все баржи, каюки, моторные лодки со всей реки были пригнаны туда же для переправы войск. Ранним утром эскадрилья из 6 аэропланов, нагруженных бомбами и с установленными пулеметами, поднялась с Термезского аэродрома. Взяв высоту, аэропланы направились к противоположному берегу реки, где находился афганский пограничный пост Патта-Гиссар, охраняемый полсотней афганских солдат. Услышав шум моторов, афганские солдаты выбежали из своих шалашей поглазеть на аэропланы, которые, как они думали, направлялись в Кабул. Но они ошиблись. Аэропланы, сделав развернутым фронтом два круга, снизились над постом и внезапно пулеметный сильный дождь стал поливать несчастных солдат. Несколько брошенных бомб на глиняное здание поста частью убили, частью похоронили под развалинами остальных. Только двое оставшихся в живых добежали до соседнего рабата (постоялый двор. - Прим. ред.) Сия-Герт (в 20 верстах от границы) и передали ужасную весть. Все было сделано в течении десяти минут». Тем временем переодетые красноармейцы, погрузившись на лодки и баржи, переправились на афганский берег. Гарнизон Сия-Герта численностью в 100 сабель, выдвинувшийся к Патта-Гиссару, был встречен пулеметным огнем и тоже уничтожен, к утру следующего дня отряд Примакова был уже под стенами Мазари-Шарифа…
Советской операции предшествовал мятеж, поднятый в ноябре 1928 года Бачаи Сакао против короля Амануллы-хана. 14 января 1929 года Аманулла-хан бежал из Кабула, и 17 января в афганскую столицу вошли отряды Бачаи Сакао. И вот в марте 1929 года Сталин вдруг решил, что Бачаи Сакао - ставленник англичан (каковым он на деле не являлся), потому надо восстановить на троне Амануллу-хана, который бежал в британскую Индию и пытался оттуда организовать поход на Кабул. Военному атташе Примакову приказали собрать отряд в 1 тыс. человек, переодеть всех в афганскую форму и перебросить в Афганистан.
Советского генерального консула в Мазари-Шарифе (на деле он являлся кадровым сотрудником ОГПУ) о предстоящей интервенции не уведомили. Как вспоминал чекист, ночью его вдруг разбудили и сопроводили к губернатору провинции: «Что же вы, господин консул, все время уверяли меня в ваших дружественных отношениях к Афганистану, а на самом деле ваши аэропланы и войска нападают на наши посты, - сказал раздраженно губернатор. - Это, наверно, случайность, недоразумение какое-нибудь… - Какое там случайное недоразумение, когда ваши войска заняли уже Сия-Герт и наступают на Мазари-Шерифе, - кричал губернатор. - Двести наших солдат перебиты, а вы говорите недоразумение». «…Я слушал его обалдевший, - повествовал «консул»-чекист, - и не знал, что ответить. Наши начали войну с афганцами, а меня, не предупредив, оставили здесь среди этих диких туркменов. Черт знает, что со мной они теперь сделают, - думал я про себя».
Вернувшись в консульство, чиновник сел сочинять рапорт вышестоящей инстанции, но «вдруг ночную тишину огласил артиллерийский залп и вслед за тем пошла пулеметная трескотня». Стрельба продолжалась два часа, затем вновь забухали орудийные залпы и раздалось громкое «Ура»: «Наши выдвинули орудия в упор к городским воротам и одним залпом разбили их вдребезги. Пехота, бросившаяся в город, забыла, что ей нужно было играть роль афганцев и пошла в атаку с традиционным русским «Ура». К восьми часам утра все было кончено. Город был занят отрядом, а афганцы частью бежали в сторону Таш-Кургана, а частью укрылись в ближайшей крепости Балх. После обеда я пошел в штаб отряда… Там же я встретил военного атташе Примакова, который пригласил меня пройтись по городу. Вместе с ним мы также посетили городские стены, которые по старинному образцу имели бойницы. Все они были изрешечены пулеметным огнем. Повсюду еще валялись неубранные трупы афганцев, в особенности у разбитых городских ворот, где кучами лежали изуродованные артиллерийским огнем защитники города». Несмотря на то, что был отдан строгий приказ по-русски не разговаривать, после занятия Мазари-Шарифа «на улицах сплошь и рядом раздавалась русская брань, - это свидетельствовал уже нелегальный представитель Разведупра, некто Матвеев. - Наши аэропланы самым бесцеремонным образом, даже не закрасив звезд на крыльях, ежедневно совершали полеты в районе противника и бросали бомбы». По приблизительным подсчетам, при взятии Мазари-Шарифа потери афганцев только убитыми составили порядка трех тысяч человек, у красноармейцев потерь практически не было.
Затем отряд Примакова двинулся на Таш-Курган. «Всех попадавших по пути отряда жителей тут же пристреливали, чтобы они не могли предупредить о нашем движении, - честно признавал представитель военной разведки. - Благодаря этой тактике, о нашем наступлении в Кабуле стало известно лишь на седьмой день после взятия Мазари-Шерифе. Оттуда срочно был выслан против нас 3000-й отряд во главе с военным министром Сеид-Гусейном… Подпустив афганцев на дистанцию пулеметного огня, мы сразу открыли ураганный огонь. Прицелы были взяты заранее. Люди валились, как скошенные. Через полчаса отряд Сеид-Гусейна бросился вспять и забежал в горное ущелье. Тут мы их стали крошить артиллерийским огнем. Из 3000 спаслись не больше тысячи. Мы без остановки продолжали двигаться дальше. Трупы убитых никто не убирал. Когда мы через десять дней возвращались той же дорогой, трупы еще лежали полуразложившимися. Да, нужно сказать, наши ребята умеют стрелять, и мы бы в неделю добрались до Кабула…»
Но дойти до Кабула «ребятам» Примакова не довелось. Афганцы, предприняв несколько безуспешных попыток выбить примаковцев из Мазари-Шарифа, приступили к правильной осаде города, блокировав там советский отряд. Примаков непрестанно радировал в Ташкент, требуя прислать живую силу, технику и боевые отравляющие вещества: «Вопрос был бы решен, если бы я получил 200 газовых гранат (иприт, 200 хлоровых гранат мало) к орудиям». На помощь Примакову бросили второй отряд, который после бомбо-штурмовых ударов по афганским погранзаставам прорвался через границу и совершил бросок к Мазари-Шарифу. Но поход на Кабул вскоре утратил всякий смысл: стало известно, что Аманулла-хан, ради которого всю эту экспедицию и предприняли, бежал из Кандагара в британскую Индию, отказавшись от борьбы с Бачаи Сакао. Тогда Сталин и приказал немедленно свернуть операцию. Возвращаясь через Мазари-Шариф, «красные войска, - вспоминал Агабеков, - не забыли захватить с собой весь каракуль, имевшийся в наличии в складах этого города. Это была компенсация за расходы, понесенные советской властью по организации экспедиции».
Подготовил Владимир ВОРОНОВ
Взято из: https://www.sovsekretno.ru/...
Взято из: https://my.mail.ru/community/istoriamira/0F5BA57240739AA3.html