Гражданская война в США - 4
Оригинал взят у tarkhil в Гражданская война в США - 4
Музыканты. Они использовались и как носильщики, хотя без особого успеха.
До 30% солдат-северян в начале 1861 года лежали в госпиталях. В начале года преобладали острые поносы, потом они сменились острой дизентерией. До эпидемий холеры, однако ж, не дошло, хотя и были мрачные предсказания, что за зиму в лагерях «армия потеряет до 50%».
На юге было не чище. Дежурным офицерам по полку вменялось в обязанность инспектировать полевые ровики, полиция патрулировала лагеря, и законное право свободного человека бросать мусор, где удобно, жестоко попиралось. Медленно, с трудом, но эта политика давала свои плоды. Военные лагеря переставали быть «оскорблением для правительства и общества», и здоровье армии удерживалось в рамках приличий.
Отдельный казус случился с оспой. В армии Конфедерации были отмечены вспышки оспы (а призывники из малонаселенных районов вообще охотно болели разными заразными болезнями, и корью, и свинкой, и прочими). Больных было мало, но смертность при оспе очень высока - и армию начали вакцинировать. Делали это, по тогдашней методе, от человека к человеку - наносили вакцину, ждали, пока сформируется пустула, ее содержимым вакцинировали следующего. Солдаты, посмотрев, как все просто, принялись вакцинировать друг друга (график прививок? Медицинский осмотр? Нет, не слышали...). Потом, в одной из дивизий, начали массово отмечать осложнения - ухудшение самочувствия, повышение температуры. Это явление сопровождало и вакцинации, проводимые врачами, и самостоятельные. Проследив цепочку заболеваний, врачи вышли на одного солдата - и узнали от него удивительную историю. Будучи в отпуске, в Атланте, он посетил бордель. Обнаружил на руке у проститутки нечто, похожее на оспенную пустулу - и привился его содержимым. Так один гетеросексуальный мужчина заразил сифилисом целую дивизию…
Рацион солдат состоял из так называемых «хардтаков», мяса, кофе и сахара - крупы и овощи выдавались только в лагере. Вот что пишет про «хардтаки» автор книги «Hardtacks and coffee», участник войны, Джон Д. Биллингс
«Теперь подробнее о самих рационах, начиная с сухарей, которые в армии Потомака были известны как хардтаки. Что же есть эти самые хардтаки? Это были обычные сухари на муке с водой. Те два, что остались у меня на память размером 3 и 1/8 дюйма в длину и 2 и 7/8 дюйма в ширину, толщиной где-то в полдюйма. Хотя перед отправкой в военные формирования их сортировали по весу, солдатам их всегда выдавали в зависимости от каждого конкретного полка либо по 9, либо по 10 штук: но их всегда хватало и на тех, кто просил добавки, потому что некоторые их не любили и не брали. Хотя хардтак и был питательным, голодный человек мог съесть хоть все 10, при том так и остаться голодным. Также они могли стать объектом ненависти со стороны солдат по следующим трем причинам: во-первых, они могли быть такими жесткими, что их невозможно было даже укусить, чтобы просто разломить их требовалось хорошенько по ним ударить. Почему они иногда были такими жесткими, понять неспециалисту скорее всего не получится. В любом случае, свое название они явно заслужили. Их нельзя было размочить, но со временем по эластичности они становились примерно, как гуттаперча.
Во-вторых, они могли быть рыхлыми и сырыми. Такое тоже иногда бывало и выдавать это солдатам все же не стоило. Думаю, что они могли стать такими из-за того, что их слишком рано расфасовали по коробкам после того как испекли. Ну и разумеется еще потому, что они слишком часто лежали под открытым небом. Частенько на железнодорожных станциях или любых других местах, использовавшихся в качестве сортировочных пунктов можно было увидеть тысячи коробок из-под хардтаков, кое-как защищенных, или же вообще ничем не защищенных от непогоды. Халатность инспекторов в исполнении своих обязанностей приводила к тому, что солдатам доставалось множество таких хардтаков.
Третьим случаем было, когда со складов они приходили хардтаки, битком набитые личинками и жучками-долгоносиками. По моему личному опыту, жучков этих было больше, чем личинок. Это были мелкие, тоненькие коричневые насекомые, способные за кратчайший срок полностью изрешетить целый хардтак. Думаю, им просто не доводилось иметь дело с их самыми жесткими разновидностями1."
Беспомощность и неготовность. Первый Булл-Ран
Три месяца войны прошли в хлопотах и без заслуживающих упоминания боев (по меркам американской армии, это были огромные сражения с десятками убитых и сотнями раненых, но никакого существенного влияния на ход войны они не оказали), и стороны поняли, что сиди, не сиди, а начинать придется. Памятуя, что на индейской войне нужно разорить стойбище, пленить вождя, а скво... ну, не будем об этом, стороны пришли к идее о генеральном сражении, благо от Вашингтона до Ричмонда - полторы сотни километров.
22 июля 1861 года немыслимые по численности армии (примерно по тридцать тысяч с каждой стороны) сошлись в бою, практически, в предместьях Вашингтона - настолько близко, что столичная публика собралась посмотреть, как наши парни зададут перцу этим наглым повстанцам.
Сражение длилось около двенадцати часов, и уже к полудню публике стало ясно, что с перцем что-то пошло не так.
Северяне побежали. Впереди всех бежала публика, побросавшая пледы и корзинки для пикника. За ними бежали обозы, следом - армия. На некоторое время Север для защиты столицы располагал разве что полицией. Южане не имели сил преследовать.
Поразительно, но 12 часов жесткого боя стоили противникам примерно 800 убитых, 2600 раненых и 1300 пленных и пропавших без вести - на всех. Но надо понимать, что в бою столкнулись две необстрелянные армии, которые, скорее, достойны были называться вооруженными толпами. 5% потерь, как правило, достаточно, чтобы обратить в бегство необстрелянных бойцов.
Большая часть раненых, особенно тяжелых, досталась южанам - но тот поток, что захлестнул Вашингтон, был более, чем красноречив. Госпитали уже были заняты больными и просто негодными по здоровью, эвакуация раненых не была организована вообще никак - «Санитарной Комиссии не удалось установить ни одного случая доставки раненых в госпитали санитарными фургонами», описаны случаи, когда люди с обеими простреленными руками, или с огнестрельным переломом челюсти (тяжелейшее ранение), или даже с проникающим ранением в живот шли от поля боя до столицы пешком, и никто не остановился.
В городе их ждали переполненные госпитали, суматоха и брошенные на улицах сержантские и офицерские знаки различия - «Домой! Я сегодня на всю жизнь навоевался!».
Множество госпиталей без порядка распределения раненых, как выяснилось, не работали. Даже если считать, что правы были не те, кто утверждал, что военные врачи были «настолько неквалифицированны, что любая гражданская больница под их руководством была бы сочтена позором для науки и человечности», а доктор Трипплер, считавший, что хорошие люди управляют хорошими госпиталями, это не отменяло того, что «любой полковой хирург отправляет в госпитали тех, кого считает нужным, не имея понятия, есть ли в них свободные места, а выписанные из госпиталей не имеют возможности вернуться в свои полки. Нередко раненые проводят ночи в санитарных фургонах, странствуя от госпиталя к госпиталю, в поисках того, где их примут».
Финли сделал страшную ошибку, стоившую ему карьеры. Он попытался сделать вид, что все в порядке и обвинил Санитарную Комиссию в том, что все их предложения - демагогия. Однако, слишком многие увидели, что толпа вооруженных людей - еще не армия, а толпа врачей - не система военной медицины. С 12 сентября 1861 года, началась кампания по смещению Финли и слому системы старшинства.
Южане, за которыми осталось поле, принялись эвакуировать раненых. Их грузили в поезда и отправляли в Ричмонд - сначала, разумеется, до поездов добрались легкораненые, их разместили с относительными удобствами. Потом начали поступать все более и более тяжелые, устроенные все хуже и хуже - в товарных вагонах с наспех набросанной соломой, без всякого сопровождения и даже без запаса воды.
Огромные, образцово устроенные госпитали Ричмонда, и без того занятые больными (больных, в обеих армиях, все еще было куда больше раненых), переполнились уже с первыми поездами. Ужас охватывал горожан, когда с каждым новым поездом прибывали новые раненые, все тяжелее и тяжелее, и никто не знал, сколько их еще там.
Раненых размещали по частным домам, по общественным зданиям, по амбарам и сараям, и, наконец в палатках.
Экстренно создаваемые госпитали порой превращались в ужасные места - «я не нашел никакой организации, просто шесть сотен раненых, разложенных по палатками, и горстку измученных врачей и санитаров», писал один из современников.
Обе стороны поняли, что война обещает быть долгой и очень тяжелой. Увеличивались сроки контрактов, на Юге постепенно вводилась всеобщая мобилизация, и что-то нужно было делать с таким количеством раненых...
Музыканты. Они использовались и как носильщики, хотя без особого успеха.
До 30% солдат-северян в начале 1861 года лежали в госпиталях. В начале года преобладали острые поносы, потом они сменились острой дизентерией. До эпидемий холеры, однако ж, не дошло, хотя и были мрачные предсказания, что за зиму в лагерях «армия потеряет до 50%».
На юге было не чище. Дежурным офицерам по полку вменялось в обязанность инспектировать полевые ровики, полиция патрулировала лагеря, и законное право свободного человека бросать мусор, где удобно, жестоко попиралось. Медленно, с трудом, но эта политика давала свои плоды. Военные лагеря переставали быть «оскорблением для правительства и общества», и здоровье армии удерживалось в рамках приличий.
Отдельный казус случился с оспой. В армии Конфедерации были отмечены вспышки оспы (а призывники из малонаселенных районов вообще охотно болели разными заразными болезнями, и корью, и свинкой, и прочими). Больных было мало, но смертность при оспе очень высока - и армию начали вакцинировать. Делали это, по тогдашней методе, от человека к человеку - наносили вакцину, ждали, пока сформируется пустула, ее содержимым вакцинировали следующего. Солдаты, посмотрев, как все просто, принялись вакцинировать друг друга (график прививок? Медицинский осмотр? Нет, не слышали...). Потом, в одной из дивизий, начали массово отмечать осложнения - ухудшение самочувствия, повышение температуры. Это явление сопровождало и вакцинации, проводимые врачами, и самостоятельные. Проследив цепочку заболеваний, врачи вышли на одного солдата - и узнали от него удивительную историю. Будучи в отпуске, в Атланте, он посетил бордель. Обнаружил на руке у проститутки нечто, похожее на оспенную пустулу - и привился его содержимым. Так один гетеросексуальный мужчина заразил сифилисом целую дивизию…
Рацион солдат состоял из так называемых «хардтаков», мяса, кофе и сахара - крупы и овощи выдавались только в лагере. Вот что пишет про «хардтаки» автор книги «Hardtacks and coffee», участник войны, Джон Д. Биллингс
«Теперь подробнее о самих рационах, начиная с сухарей, которые в армии Потомака были известны как хардтаки. Что же есть эти самые хардтаки? Это были обычные сухари на муке с водой. Те два, что остались у меня на память размером 3 и 1/8 дюйма в длину и 2 и 7/8 дюйма в ширину, толщиной где-то в полдюйма. Хотя перед отправкой в военные формирования их сортировали по весу, солдатам их всегда выдавали в зависимости от каждого конкретного полка либо по 9, либо по 10 штук: но их всегда хватало и на тех, кто просил добавки, потому что некоторые их не любили и не брали. Хотя хардтак и был питательным, голодный человек мог съесть хоть все 10, при том так и остаться голодным. Также они могли стать объектом ненависти со стороны солдат по следующим трем причинам: во-первых, они могли быть такими жесткими, что их невозможно было даже укусить, чтобы просто разломить их требовалось хорошенько по ним ударить. Почему они иногда были такими жесткими, понять неспециалисту скорее всего не получится. В любом случае, свое название они явно заслужили. Их нельзя было размочить, но со временем по эластичности они становились примерно, как гуттаперча.
Во-вторых, они могли быть рыхлыми и сырыми. Такое тоже иногда бывало и выдавать это солдатам все же не стоило. Думаю, что они могли стать такими из-за того, что их слишком рано расфасовали по коробкам после того как испекли. Ну и разумеется еще потому, что они слишком часто лежали под открытым небом. Частенько на железнодорожных станциях или любых других местах, использовавшихся в качестве сортировочных пунктов можно было увидеть тысячи коробок из-под хардтаков, кое-как защищенных, или же вообще ничем не защищенных от непогоды. Халатность инспекторов в исполнении своих обязанностей приводила к тому, что солдатам доставалось множество таких хардтаков.
Третьим случаем было, когда со складов они приходили хардтаки, битком набитые личинками и жучками-долгоносиками. По моему личному опыту, жучков этих было больше, чем личинок. Это были мелкие, тоненькие коричневые насекомые, способные за кратчайший срок полностью изрешетить целый хардтак. Думаю, им просто не доводилось иметь дело с их самыми жесткими разновидностями1."
Беспомощность и неготовность. Первый Булл-Ран
Три месяца войны прошли в хлопотах и без заслуживающих упоминания боев (по меркам американской армии, это были огромные сражения с десятками убитых и сотнями раненых, но никакого существенного влияния на ход войны они не оказали), и стороны поняли, что сиди, не сиди, а начинать придется. Памятуя, что на индейской войне нужно разорить стойбище, пленить вождя, а скво... ну, не будем об этом, стороны пришли к идее о генеральном сражении, благо от Вашингтона до Ричмонда - полторы сотни километров.
22 июля 1861 года немыслимые по численности армии (примерно по тридцать тысяч с каждой стороны) сошлись в бою, практически, в предместьях Вашингтона - настолько близко, что столичная публика собралась посмотреть, как наши парни зададут перцу этим наглым повстанцам.
Сражение длилось около двенадцати часов, и уже к полудню публике стало ясно, что с перцем что-то пошло не так.
Северяне побежали. Впереди всех бежала публика, побросавшая пледы и корзинки для пикника. За ними бежали обозы, следом - армия. На некоторое время Север для защиты столицы располагал разве что полицией. Южане не имели сил преследовать.
Поразительно, но 12 часов жесткого боя стоили противникам примерно 800 убитых, 2600 раненых и 1300 пленных и пропавших без вести - на всех. Но надо понимать, что в бою столкнулись две необстрелянные армии, которые, скорее, достойны были называться вооруженными толпами. 5% потерь, как правило, достаточно, чтобы обратить в бегство необстрелянных бойцов.
Большая часть раненых, особенно тяжелых, досталась южанам - но тот поток, что захлестнул Вашингтон, был более, чем красноречив. Госпитали уже были заняты больными и просто негодными по здоровью, эвакуация раненых не была организована вообще никак - «Санитарной Комиссии не удалось установить ни одного случая доставки раненых в госпитали санитарными фургонами», описаны случаи, когда люди с обеими простреленными руками, или с огнестрельным переломом челюсти (тяжелейшее ранение), или даже с проникающим ранением в живот шли от поля боя до столицы пешком, и никто не остановился.
В городе их ждали переполненные госпитали, суматоха и брошенные на улицах сержантские и офицерские знаки различия - «Домой! Я сегодня на всю жизнь навоевался!».
Множество госпиталей без порядка распределения раненых, как выяснилось, не работали. Даже если считать, что правы были не те, кто утверждал, что военные врачи были «настолько неквалифицированны, что любая гражданская больница под их руководством была бы сочтена позором для науки и человечности», а доктор Трипплер, считавший, что хорошие люди управляют хорошими госпиталями, это не отменяло того, что «любой полковой хирург отправляет в госпитали тех, кого считает нужным, не имея понятия, есть ли в них свободные места, а выписанные из госпиталей не имеют возможности вернуться в свои полки. Нередко раненые проводят ночи в санитарных фургонах, странствуя от госпиталя к госпиталю, в поисках того, где их примут».
Финли сделал страшную ошибку, стоившую ему карьеры. Он попытался сделать вид, что все в порядке и обвинил Санитарную Комиссию в том, что все их предложения - демагогия. Однако, слишком многие увидели, что толпа вооруженных людей - еще не армия, а толпа врачей - не система военной медицины. С 12 сентября 1861 года, началась кампания по смещению Финли и слому системы старшинства.
Южане, за которыми осталось поле, принялись эвакуировать раненых. Их грузили в поезда и отправляли в Ричмонд - сначала, разумеется, до поездов добрались легкораненые, их разместили с относительными удобствами. Потом начали поступать все более и более тяжелые, устроенные все хуже и хуже - в товарных вагонах с наспех набросанной соломой, без всякого сопровождения и даже без запаса воды.
Огромные, образцово устроенные госпитали Ричмонда, и без того занятые больными (больных, в обеих армиях, все еще было куда больше раненых), переполнились уже с первыми поездами. Ужас охватывал горожан, когда с каждым новым поездом прибывали новые раненые, все тяжелее и тяжелее, и никто не знал, сколько их еще там.
Раненых размещали по частным домам, по общественным зданиям, по амбарам и сараям, и, наконец в палатках.
Экстренно создаваемые госпитали порой превращались в ужасные места - «я не нашел никакой организации, просто шесть сотен раненых, разложенных по палатками, и горстку измученных врачей и санитаров», писал один из современников.
Обе стороны поняли, что война обещает быть долгой и очень тяжелой. Увеличивались сроки контрактов, на Юге постепенно вводилась всеобщая мобилизация, и что-то нужно было делать с таким количеством раненых...