РОССИЯ, КОТОРУЮ ОНИ ПОТЕРЯЛИ. О РУССКОЙ ДЕРЕВНЕ
Оригинал взят у skaramanga_1972 в РОССИЯ, КОТОРУЮ ОНИ ПОТЕРЯЛИ. О РУССКОЙ ДЕРЕВНЕ
От такого чтива не французская булка хрустит на зубах, а песок... Сегодня вы узнаете о том, о чем Никита Михалков никогда не снимет кино, просто о такой России кино сейчас не снимают. О убогой, забитой и несчастной стране...
Источник: Безгин "Крестьянская повседневность. Традиции конца 19 - начала 20 века"
"Рождение и первый год жизни ребенка в крестьянской семье были самым трудным период. Более половины детей в этот период умирали. В жестоких условиях естественного отбора выживали наиболее физиологически сильные младенцы. Крестьяне интуитивно сознавали, что в таких условиях нормальное воспроизводства семьи может быть достигнуто посредством рождения максимально возможного числа детей.
Детство сельских детей трудно назвать счастливым. Тяготы крестьянского труда, отнимавшие у матери большую часть времени, не позволяли осуществлять должный уход за новорожденным. Свою роль в этом вопросе играли невежество крестьянских баб, отсутствие у них элементарных знаний гигиены.
Доктор медицины Г. Попов писал:
«Крестьянки считают, что ребенка достаточно перевернуть в сутки раза 2-3, для того, чтобы он не промок. С этой целью под младенца подкладывают кучу тряпок. Ребенка моют не чаще одного раза в неделю, а белье только высушивают».
Болезни младенцев лечили народными способами. Грыжу «заговаривали», испуг «отливали», при «собачьей старости» «выпекали» в печи, от поноса поили церковным вином.
Основу детского питания составляло материнское молоко. В перерывах между кормлениями ребенку сосал «жевку», тряпицу, в которую заворачивали жеваные баранки. В случае отсутствия молока у матери находили кормилицу или отпаивали козьим молоком, используя вместо рожка коровье вымя.
Месяца через два варили молочную кашу, через четыре начинали кормить ржаной соской. Около года ребенка приучали к похлебке.
Говорить о какой - то системе воспитания в крестьянской семье, как целенаправленного процесса, не приходится. Мудрость народной педагогики заключалась в том, что сельские дети росли в естественных условиях, окружающую среду познавали посредством эмпирического опыта, навыки обретали через подражания взрослым. Обыкновенно, маленькие крестьянские дети большую часть дня проводили на улице с раннего утра до поздней ночи. Там они, как правило, бегали, играли, шалили, дрались и являлись домой только поесть, или сообщить отцу или матери о том, что его такой то поколотил. Дети были предоставлены сами себе, вот почему им часто приходилось вступать в смертельный бой с гусями, петухами, баранами, кошками, поросятами и попадать под ноги крупных домашних животных.
В своих играх сельские дети репродуцировали мир взрослых, воспроизводили их манеру поведения.
Девочки в своих играх создавали подобие семейных отношений - стряпали пироги из глины и песка, играли в свадьбу, а зимой в куклы. Мальчики гуляли отдельно от девочек. Они играли в городки, деревянные шары. Изображая верховых урядников, ездили верхом на палке.
Зимой строили снежные крепости и играли в «казаков - разбойников».
Повседневные игры мальчиков и девочек не в меньшей мере, чем серьезная помощь взрослым, формировали стереотипы будущих жизненных ролей. Мальчишечьи игры выковывали мужские эмоции и волевые качества - выносливость, упорство, умение постоять за себя и друга. Игры девочек были ориентированы на женский, материнский труд.
Детей рано приучали к нелегкому крестьянскому труду. Не редки были случаи, когда 5 - 6 летних детей посылали за десятки верст отвести хлеба или воды работающей семье. В селах Бобровского уезда Воронежской мальчиков по достижению 6 летнего возраста отдавали в найм или отправляли пасти скот.
Традиционно сельские подростки гоняли овец, стерегли выводок гусей, гоняли коров на росу, для чего поднимались очень рано. Когда сажали огород, то детям наказывали охранять его от домашней птицы и скота. Любимым занятием деревенских мальчишек было гонять лошадей в ночное.
Рано отцы начинали приучать сыновей к главному жизненному предназначению крестьянина - хлебопашеству. С десяти лет мальчики уже боронили, как говорили в деревне «скородили», под наблюдение взрослых, а с двенадцати пробовали пахать самостоятельно. В 14 - 15 лет сыновья выполняли наряду с отцом все полевые работы. Попутно, в процессе выполнения хозяйственных работ, парубки учились владеть топором, чинить инвентарь и упряжь, изготавливать предметы обихода и пр.
Социализация девочек определялась традиционными представлениями о месте и роли женщины в семье. Мать стремилась, прежде всего, передать дочери умение и навыки по ведению домашнего хозяйства. С детства крестьянская девочка была включена в напряженный трудовой ритм, а по мере взросления менялись и ее производственные функции. Девочек лет с пяти - шести отправляли в няньки или поручали полоть огород.
Крестьянские бабы часто использовали дочерей в качестве помощниц в своих работах. Весной девочки занимались белением холстов, а с осени до весны они пряли. Родители всегда давали детям только ту работу, которая им была по силам.
Трудовое обучение в селе осуществлялось, выражаясь современным языком, с учетом возрастных особенностей. Так крестьянскую девочку в лет одиннадцать сажали за прялку, на тринадцатом году обучали шитью и вышивке, в четырнадцать - вымачивать холсты. Одновременно учили доить коров, печь хлеб, грести сено. Одним словом, обучали всему тому, что было необходимо уметь в крестьянском быту. Трудолюбие высоко ценилось общественным мнением деревни. Оценка односельчанами девушки как работницы непременно учитывалась при выборе невесты.
Если семья была многодетной, то старшие дети были обязаны приглядывать за своими младшими братьями и сестрами. Заменяя нянек, они должны были забавлять малюток, качать их в люльке, кормить кашей, поить молоком и давать соску.
Малых детей, годовалых уже оставляли под присмотром старшей сестры, даже если ей и было лет пять. Бывало, что такая «алёнушка» заиграется с подружками, а дитя оставалось без надзора. Поэтому не редки были в деревнях случаи смерти малолетних детей, когда «ребенка свинья съела, солома задавила, собака изуродовала».
В большей мере присмотр за малыми детьми отсутствовал в бедняцких семьях. В отчете в Синод за 1913 г. из Орловской епархии сообщали:
«Дети бедняков, брошенные часто без присмотра, гибнут в раннем детстве по этой причине. Особенно это замечается в семьях малоземельных крестьян. Здесь отец и мать, занятые целый день добыванием куска хлеба, весь день проводят вне дома, а дети предоставлены сами себе. Теперь не редкость, что в доме нет ни одного старого человека, под надзором коего можно было оставить детей. Как правило, маленькие дети остаются вместе с такими же малыми сестрами и братьями, поэтому без надлежащего присмотра они целый день голодные, холодные и в грязи».
Дети с раннего возраста были хорошо знакомы со всем репертуаром крестьянских бранных слов. Некоторые родители потехи ради обучали своих детей всяким скверным словам и ругательствам. Мальчики, а порой и девочки, 7 - 10 лет свободно использовали в общении друг с другом ненормативную лексику. Чаще всего употреблялось: «кобель, сука, сволочь, блядь».
Подражая взрослым, дети рано пробовали курить. На сельских свадьбах подростки выпивали наряду с взрослыми. Согласно традициям крестьян Кирсановского уезда Тамбовской губернии пить водку считалось дозволительно для юношей с 15 лет, а девушкам с 12 лет.
Немало способствовал укоренению вредных привычек обычай, по которому на всех свадьбах, крестинах, похоронах, годовых и престольных праздниках выпивать был обязан каждый, достигший указанного возраста.
В русской деревне сложились традиционные представления о родительских обязанностях. Они включали в себя требования к родителям содержать, одевать и кормить своих детей, учить их страху Божьему и грамоте, приучать к работе по дому и в поле, женить или выдать замуж. Если отец не кормил и не одевал сына, то он должен был платить ему как наемному рабочему.
Крестьянские дети получали в семье основы духовного воспитания. Семью не случайно называли «малой церковью», здесь происходило приобщение ребенка к молитвенному общению, постижение им азов православной веры. Правда, в большинстве своем такое «обучение в вере» шло не через усвоение христианских догм, а через овладение обрядом. Представитель сельской интеллигенции из Борисоглебского уезда Тамбовской губернии вот, что писал по этому поводу:
«Научив ребенка креститься, родители оставляют его без дальнейшего духовного наставления, лишь по временам напоминая им помолиться перед и после приема пищи. Очень редкие дети 6 - 7 лет знали самые необходимые молитвы, большинство же просто машинально творили крестное знамение вслед за взрослыми членами семьи».
Родители старались внушить детям боязнь греха. Информатор из Орловской губернии сообщал, что он никогда не слышал нравоучения детям, исключая того, что есть мясо и пить молоко в постные дни нельзя «Бог ухо отрежет!».
«Страх Божий» выступал действенным средством родительского контроля и воспитания у подрастающего поколения ответственности за свои поступки.
«Красный» угол избы служил для детей зримым подтверждением постоянства Божественного присутствия. Регулярное участие в богослужениях, таинства исповеди и причастия поддерживали в юных душах огонь Божественной любви.
Традиционно в крестьянской семье большое значение придавали родительскому благословлению. Без него нельзя было жениться и выходить замуж, отходить на дальние заработки, продавать и покупать. В деревне считали, что «если отец не благословит, то не жди пути». Особенно боялись родительского проклятия. Крестьяне были уверены, что «если отец и мать проклянут своих детей, то те не будут счастливы. Они или умрут преждевременной смертью, а если и не умрут, то жизнь их будет горькой». Жители села считали, что проклятие обязательно сбудется, и поэтому прибегали к проклятию только в исключительных случаях.
Суровые условия крестьянского быта и тяжелый труд пахаря накладывали свой отпечаток на характер внутрисемейных отношений. По отношениям к детям крестьяне были сдержаны в проявлении своих эмоций. Чаще всего они вели себя нарочито грубо, считая, что доброта и ласка по отношению к детям может им навредить и они «забалуют». Родители в обращении с детьми особенно не достигшими совершеннолетия, почти всегда использовали приказной тон, только малолетние могли рассчитывать на более мягкое обращение. Матери более оказывали ласки детям, чем отцы. Детей крестьяне наказывали мало и редко. Секли детей в редких случаях, чаще ограничивались угрозами. Если приходилось сечь, то это делал отец.
В деревне существовала своеобразная система общественного воспитания. Крестьянский обычай признавал допустимым вразумлять, а при необходимости наказывать чужих детей. Это в первую очередь касалось соседей, которые могли оперативно пресекать шалости малолетних сорванцов.
«Тетка Арина, я седни (т. е. сегодня) твоего Ванютку крапивой отстегала, все огурцы у меня на огороде помял» - «И спасибо на этом. Вот ужо придет, так я ему еще прибавлю».
К мерам общественного воздействия родители прибегали тогда, когда они в силу своей немощи или возраста нерадивого отпрыска уже не могли наказать его сами. В этом случае родители жаловались сельскому старосте, и если он не принимал никаких мер, то волостному старшине. Тот вызывал непослушное чадо в волостное правление и делал ему внушение. При повторной жалобе волостной старшина сажал ослушника под арест на 2 суток.
Как крайняя мера наказания, сын - грубиян и дебошир мог быть лишен пая при дележе семейного имущества.
Народный взгляд на власть отца таков, что до совершеннолетия он вполне «может распорядок иметь над сыном». Власть отца над сыном заканчивалась после его хозяйственного выдела или после женитьбы, если он покидал отеческий дом. В ином случае большак продолжал командовать взрослым сыном, даже если тот сам имел детей. Такое положение не редко становилось причиной семейных конфликтов. В большинстве своем они заканчивались признанием отцовского авторитета.
Отношение детей к родителям резко менялось, как только они в силу старости переставали работать, как прежде. Сыновья тот час вступали в свои права и говорили старому отцу:
«Не твое дело, ты теперь не работаешь, значит, тебе и нечего везде совать свой нос».
К матери в старости проявляли пренебрежительное отношение, могли попрекнуть куском хлеба, отказывали в новой одежде.
Пренебрежительное отношение к родителям стало следствием разрушения патриархальных устоев деревни, падения авторитета главы семьи.
Христианская нравственность, все нормы поведения жителей села требовали безусловного уважения родителей на протяжении всей их жизни. «Дети обязаны родителей во всем слушать, покоить и кормить во время болезни и старости», - сообщал о преданиях крестьян житель Орловской губернии в конце XIX в.
Наступало время детям отдавать «долги» своим родителям. «Богатство» в детях воплощалось в гарантии обеспеченной старости. Стариков - родителей сыновья поочередно брали к себе на жительство, а если те оставались доживать свой век с одним из них, то другие должны были обеспечить их всем необходимым. К тем, кто не радел попечением своих родителей, применяли меры общественного воздействия. Известны случаи, когда волостной суд принуждал непутевых детей к исполнению своих обязанностей, определяя приговором годовую норму натурального довольствия для прокормления стариков.
Нравственная эрозия патриархального уклада деревни на рубеже веков затронула и сферу внутрисемейных отношений. Сельское духовенство одним из первых почувствовало проявление этих негативных явлений. Священник И. Покровский из села Раева Моршанского уезда Тамбовской губернии в 1898г. году говорил о том, что по его наблюдениям в последнее время утрачивается былое уважение к старикам. Он в частности писал:
«Старики в прошлом пользовались почетом и уважением. Они выполняли посильную работу: плели лапти, глядели скотину, собирали ребят на работу и т. п. На старухах лежала обязанность кормить кур, вести счет поросят, овец, хранить шерсть, лен и т. п. За немощными ухаживали, их кормили, мыли. Ныне забылся этот святой обычай. Старики не почитаются, им желают скорейшей смерти. Сын не стесняется бранить, а порой и бить отца. Мне часто приходилось слышать выражения типа - «когда ты сдохнешь, старый пес?». Слепой матери - старухе не укажут, где стоит вода».
По сведениям этнографов старикам и старухам оказывали уважение, если они были еще в силах работать, но в голодное время к ним относились грубо, кормили плохо и почти не ухаживали. Крестьяне смотрели на это снисходительно, говоря: «Хотя - бы уж самим - то животы не подвело, а старикам все равно помирать пора».
Не будем искать в этом жестокосердия и забвения сыновнего долга. Голод, извечный спутник русского крестьянства, нередко ставил семью на грань вымирания. Стремясь сохранить потенциал хозяйственного возрождения двора, крестьянин вынужден был воспринимать стариков как лишние рты. С точки зрения физического выживания семьи их немощь являлась балластом.
Социальные потрясения начала ХХ в., возросшая мобильность сельского населения, падения авторитета царской власти ломали иерархию привычных ценностей крестьянского мира. Разлагающий дух нигилизма проник в оплот общественного консерватизма - русскую деревню. Вполне закономерно, что веяния модерна в первую голову захватили сельскую молодежь. За чисто внешними проявлениями: показным безбожием, щегольством, критикой власти угадывалось большее, возникший нравственный изъян. То, что еще вчера было исключением, становилось явлением повседневной жизни села. В отчете Воронежской епархии Синоду за 1907 г. признавалось, что «неуважительное отношение детей и младших к своим родителям и старшим становиться обычным явлением».
От такого чтива не французская булка хрустит на зубах, а песок... Сегодня вы узнаете о том, о чем Никита Михалков никогда не снимет кино, просто о такой России кино сейчас не снимают. О убогой, забитой и несчастной стране...
Источник: Безгин "Крестьянская повседневность. Традиции конца 19 - начала 20 века"
"Рождение и первый год жизни ребенка в крестьянской семье были самым трудным период. Более половины детей в этот период умирали. В жестоких условиях естественного отбора выживали наиболее физиологически сильные младенцы. Крестьяне интуитивно сознавали, что в таких условиях нормальное воспроизводства семьи может быть достигнуто посредством рождения максимально возможного числа детей.
Детство сельских детей трудно назвать счастливым. Тяготы крестьянского труда, отнимавшие у матери большую часть времени, не позволяли осуществлять должный уход за новорожденным. Свою роль в этом вопросе играли невежество крестьянских баб, отсутствие у них элементарных знаний гигиены.
Доктор медицины Г. Попов писал:
«Крестьянки считают, что ребенка достаточно перевернуть в сутки раза 2-3, для того, чтобы он не промок. С этой целью под младенца подкладывают кучу тряпок. Ребенка моют не чаще одного раза в неделю, а белье только высушивают».
Болезни младенцев лечили народными способами. Грыжу «заговаривали», испуг «отливали», при «собачьей старости» «выпекали» в печи, от поноса поили церковным вином.
Основу детского питания составляло материнское молоко. В перерывах между кормлениями ребенку сосал «жевку», тряпицу, в которую заворачивали жеваные баранки. В случае отсутствия молока у матери находили кормилицу или отпаивали козьим молоком, используя вместо рожка коровье вымя.
Месяца через два варили молочную кашу, через четыре начинали кормить ржаной соской. Около года ребенка приучали к похлебке.
Говорить о какой - то системе воспитания в крестьянской семье, как целенаправленного процесса, не приходится. Мудрость народной педагогики заключалась в том, что сельские дети росли в естественных условиях, окружающую среду познавали посредством эмпирического опыта, навыки обретали через подражания взрослым. Обыкновенно, маленькие крестьянские дети большую часть дня проводили на улице с раннего утра до поздней ночи. Там они, как правило, бегали, играли, шалили, дрались и являлись домой только поесть, или сообщить отцу или матери о том, что его такой то поколотил. Дети были предоставлены сами себе, вот почему им часто приходилось вступать в смертельный бой с гусями, петухами, баранами, кошками, поросятами и попадать под ноги крупных домашних животных.
В своих играх сельские дети репродуцировали мир взрослых, воспроизводили их манеру поведения.
Девочки в своих играх создавали подобие семейных отношений - стряпали пироги из глины и песка, играли в свадьбу, а зимой в куклы. Мальчики гуляли отдельно от девочек. Они играли в городки, деревянные шары. Изображая верховых урядников, ездили верхом на палке.
Зимой строили снежные крепости и играли в «казаков - разбойников».
Повседневные игры мальчиков и девочек не в меньшей мере, чем серьезная помощь взрослым, формировали стереотипы будущих жизненных ролей. Мальчишечьи игры выковывали мужские эмоции и волевые качества - выносливость, упорство, умение постоять за себя и друга. Игры девочек были ориентированы на женский, материнский труд.
Детей рано приучали к нелегкому крестьянскому труду. Не редки были случаи, когда 5 - 6 летних детей посылали за десятки верст отвести хлеба или воды работающей семье. В селах Бобровского уезда Воронежской мальчиков по достижению 6 летнего возраста отдавали в найм или отправляли пасти скот.
Традиционно сельские подростки гоняли овец, стерегли выводок гусей, гоняли коров на росу, для чего поднимались очень рано. Когда сажали огород, то детям наказывали охранять его от домашней птицы и скота. Любимым занятием деревенских мальчишек было гонять лошадей в ночное.
Рано отцы начинали приучать сыновей к главному жизненному предназначению крестьянина - хлебопашеству. С десяти лет мальчики уже боронили, как говорили в деревне «скородили», под наблюдение взрослых, а с двенадцати пробовали пахать самостоятельно. В 14 - 15 лет сыновья выполняли наряду с отцом все полевые работы. Попутно, в процессе выполнения хозяйственных работ, парубки учились владеть топором, чинить инвентарь и упряжь, изготавливать предметы обихода и пр.
Социализация девочек определялась традиционными представлениями о месте и роли женщины в семье. Мать стремилась, прежде всего, передать дочери умение и навыки по ведению домашнего хозяйства. С детства крестьянская девочка была включена в напряженный трудовой ритм, а по мере взросления менялись и ее производственные функции. Девочек лет с пяти - шести отправляли в няньки или поручали полоть огород.
Крестьянские бабы часто использовали дочерей в качестве помощниц в своих работах. Весной девочки занимались белением холстов, а с осени до весны они пряли. Родители всегда давали детям только ту работу, которая им была по силам.
Трудовое обучение в селе осуществлялось, выражаясь современным языком, с учетом возрастных особенностей. Так крестьянскую девочку в лет одиннадцать сажали за прялку, на тринадцатом году обучали шитью и вышивке, в четырнадцать - вымачивать холсты. Одновременно учили доить коров, печь хлеб, грести сено. Одним словом, обучали всему тому, что было необходимо уметь в крестьянском быту. Трудолюбие высоко ценилось общественным мнением деревни. Оценка односельчанами девушки как работницы непременно учитывалась при выборе невесты.
Если семья была многодетной, то старшие дети были обязаны приглядывать за своими младшими братьями и сестрами. Заменяя нянек, они должны были забавлять малюток, качать их в люльке, кормить кашей, поить молоком и давать соску.
Малых детей, годовалых уже оставляли под присмотром старшей сестры, даже если ей и было лет пять. Бывало, что такая «алёнушка» заиграется с подружками, а дитя оставалось без надзора. Поэтому не редки были в деревнях случаи смерти малолетних детей, когда «ребенка свинья съела, солома задавила, собака изуродовала».
В большей мере присмотр за малыми детьми отсутствовал в бедняцких семьях. В отчете в Синод за 1913 г. из Орловской епархии сообщали:
«Дети бедняков, брошенные часто без присмотра, гибнут в раннем детстве по этой причине. Особенно это замечается в семьях малоземельных крестьян. Здесь отец и мать, занятые целый день добыванием куска хлеба, весь день проводят вне дома, а дети предоставлены сами себе. Теперь не редкость, что в доме нет ни одного старого человека, под надзором коего можно было оставить детей. Как правило, маленькие дети остаются вместе с такими же малыми сестрами и братьями, поэтому без надлежащего присмотра они целый день голодные, холодные и в грязи».
Дети с раннего возраста были хорошо знакомы со всем репертуаром крестьянских бранных слов. Некоторые родители потехи ради обучали своих детей всяким скверным словам и ругательствам. Мальчики, а порой и девочки, 7 - 10 лет свободно использовали в общении друг с другом ненормативную лексику. Чаще всего употреблялось: «кобель, сука, сволочь, блядь».
Подражая взрослым, дети рано пробовали курить. На сельских свадьбах подростки выпивали наряду с взрослыми. Согласно традициям крестьян Кирсановского уезда Тамбовской губернии пить водку считалось дозволительно для юношей с 15 лет, а девушкам с 12 лет.
Немало способствовал укоренению вредных привычек обычай, по которому на всех свадьбах, крестинах, похоронах, годовых и престольных праздниках выпивать был обязан каждый, достигший указанного возраста.
В русской деревне сложились традиционные представления о родительских обязанностях. Они включали в себя требования к родителям содержать, одевать и кормить своих детей, учить их страху Божьему и грамоте, приучать к работе по дому и в поле, женить или выдать замуж. Если отец не кормил и не одевал сына, то он должен был платить ему как наемному рабочему.
Крестьянские дети получали в семье основы духовного воспитания. Семью не случайно называли «малой церковью», здесь происходило приобщение ребенка к молитвенному общению, постижение им азов православной веры. Правда, в большинстве своем такое «обучение в вере» шло не через усвоение христианских догм, а через овладение обрядом. Представитель сельской интеллигенции из Борисоглебского уезда Тамбовской губернии вот, что писал по этому поводу:
«Научив ребенка креститься, родители оставляют его без дальнейшего духовного наставления, лишь по временам напоминая им помолиться перед и после приема пищи. Очень редкие дети 6 - 7 лет знали самые необходимые молитвы, большинство же просто машинально творили крестное знамение вслед за взрослыми членами семьи».
Родители старались внушить детям боязнь греха. Информатор из Орловской губернии сообщал, что он никогда не слышал нравоучения детям, исключая того, что есть мясо и пить молоко в постные дни нельзя «Бог ухо отрежет!».
«Страх Божий» выступал действенным средством родительского контроля и воспитания у подрастающего поколения ответственности за свои поступки.
«Красный» угол избы служил для детей зримым подтверждением постоянства Божественного присутствия. Регулярное участие в богослужениях, таинства исповеди и причастия поддерживали в юных душах огонь Божественной любви.
Традиционно в крестьянской семье большое значение придавали родительскому благословлению. Без него нельзя было жениться и выходить замуж, отходить на дальние заработки, продавать и покупать. В деревне считали, что «если отец не благословит, то не жди пути». Особенно боялись родительского проклятия. Крестьяне были уверены, что «если отец и мать проклянут своих детей, то те не будут счастливы. Они или умрут преждевременной смертью, а если и не умрут, то жизнь их будет горькой». Жители села считали, что проклятие обязательно сбудется, и поэтому прибегали к проклятию только в исключительных случаях.
Суровые условия крестьянского быта и тяжелый труд пахаря накладывали свой отпечаток на характер внутрисемейных отношений. По отношениям к детям крестьяне были сдержаны в проявлении своих эмоций. Чаще всего они вели себя нарочито грубо, считая, что доброта и ласка по отношению к детям может им навредить и они «забалуют». Родители в обращении с детьми особенно не достигшими совершеннолетия, почти всегда использовали приказной тон, только малолетние могли рассчитывать на более мягкое обращение. Матери более оказывали ласки детям, чем отцы. Детей крестьяне наказывали мало и редко. Секли детей в редких случаях, чаще ограничивались угрозами. Если приходилось сечь, то это делал отец.
В деревне существовала своеобразная система общественного воспитания. Крестьянский обычай признавал допустимым вразумлять, а при необходимости наказывать чужих детей. Это в первую очередь касалось соседей, которые могли оперативно пресекать шалости малолетних сорванцов.
«Тетка Арина, я седни (т. е. сегодня) твоего Ванютку крапивой отстегала, все огурцы у меня на огороде помял» - «И спасибо на этом. Вот ужо придет, так я ему еще прибавлю».
К мерам общественного воздействия родители прибегали тогда, когда они в силу своей немощи или возраста нерадивого отпрыска уже не могли наказать его сами. В этом случае родители жаловались сельскому старосте, и если он не принимал никаких мер, то волостному старшине. Тот вызывал непослушное чадо в волостное правление и делал ему внушение. При повторной жалобе волостной старшина сажал ослушника под арест на 2 суток.
Как крайняя мера наказания, сын - грубиян и дебошир мог быть лишен пая при дележе семейного имущества.
Народный взгляд на власть отца таков, что до совершеннолетия он вполне «может распорядок иметь над сыном». Власть отца над сыном заканчивалась после его хозяйственного выдела или после женитьбы, если он покидал отеческий дом. В ином случае большак продолжал командовать взрослым сыном, даже если тот сам имел детей. Такое положение не редко становилось причиной семейных конфликтов. В большинстве своем они заканчивались признанием отцовского авторитета.
Отношение детей к родителям резко менялось, как только они в силу старости переставали работать, как прежде. Сыновья тот час вступали в свои права и говорили старому отцу:
«Не твое дело, ты теперь не работаешь, значит, тебе и нечего везде совать свой нос».
К матери в старости проявляли пренебрежительное отношение, могли попрекнуть куском хлеба, отказывали в новой одежде.
Пренебрежительное отношение к родителям стало следствием разрушения патриархальных устоев деревни, падения авторитета главы семьи.
Христианская нравственность, все нормы поведения жителей села требовали безусловного уважения родителей на протяжении всей их жизни. «Дети обязаны родителей во всем слушать, покоить и кормить во время болезни и старости», - сообщал о преданиях крестьян житель Орловской губернии в конце XIX в.
Наступало время детям отдавать «долги» своим родителям. «Богатство» в детях воплощалось в гарантии обеспеченной старости. Стариков - родителей сыновья поочередно брали к себе на жительство, а если те оставались доживать свой век с одним из них, то другие должны были обеспечить их всем необходимым. К тем, кто не радел попечением своих родителей, применяли меры общественного воздействия. Известны случаи, когда волостной суд принуждал непутевых детей к исполнению своих обязанностей, определяя приговором годовую норму натурального довольствия для прокормления стариков.
Нравственная эрозия патриархального уклада деревни на рубеже веков затронула и сферу внутрисемейных отношений. Сельское духовенство одним из первых почувствовало проявление этих негативных явлений. Священник И. Покровский из села Раева Моршанского уезда Тамбовской губернии в 1898г. году говорил о том, что по его наблюдениям в последнее время утрачивается былое уважение к старикам. Он в частности писал:
«Старики в прошлом пользовались почетом и уважением. Они выполняли посильную работу: плели лапти, глядели скотину, собирали ребят на работу и т. п. На старухах лежала обязанность кормить кур, вести счет поросят, овец, хранить шерсть, лен и т. п. За немощными ухаживали, их кормили, мыли. Ныне забылся этот святой обычай. Старики не почитаются, им желают скорейшей смерти. Сын не стесняется бранить, а порой и бить отца. Мне часто приходилось слышать выражения типа - «когда ты сдохнешь, старый пес?». Слепой матери - старухе не укажут, где стоит вода».
По сведениям этнографов старикам и старухам оказывали уважение, если они были еще в силах работать, но в голодное время к ним относились грубо, кормили плохо и почти не ухаживали. Крестьяне смотрели на это снисходительно, говоря: «Хотя - бы уж самим - то животы не подвело, а старикам все равно помирать пора».
Не будем искать в этом жестокосердия и забвения сыновнего долга. Голод, извечный спутник русского крестьянства, нередко ставил семью на грань вымирания. Стремясь сохранить потенциал хозяйственного возрождения двора, крестьянин вынужден был воспринимать стариков как лишние рты. С точки зрения физического выживания семьи их немощь являлась балластом.
Социальные потрясения начала ХХ в., возросшая мобильность сельского населения, падения авторитета царской власти ломали иерархию привычных ценностей крестьянского мира. Разлагающий дух нигилизма проник в оплот общественного консерватизма - русскую деревню. Вполне закономерно, что веяния модерна в первую голову захватили сельскую молодежь. За чисто внешними проявлениями: показным безбожием, щегольством, критикой власти угадывалось большее, возникший нравственный изъян. То, что еще вчера было исключением, становилось явлением повседневной жизни села. В отчете Воронежской епархии Синоду за 1907 г. признавалось, что «неуважительное отношение детей и младших к своим родителям и старшим становиться обычным явлением».