школа
Моей родной школе больше 150 лет и на ней есть гранитная доска, где написано: памятник архитектуры XIX века. Когда-то она была гимназией, и в ней преподавал замечательный сказочник Павел Петрович Бажов. И это невероятно круто. Я люблю свою школу. Но если бы в ней довелось учиться, например, Алеше Пешкову, скорее всего, он никогда бы не стал большим советским писателем Максимом Горьким, а закончил бы свои дни с бутылкой в кармане в какой-нибудь придорожной канаве. Потому-что такой жестокости, которая в нашей школе была нормой жизни, никакой Валерии Гай Германике в самых смелых фонтазиях не придумать.
Первые и главные слова, которое ты усваивал, было не «мама» и «Родина», а «кулаки» и «друг». Кулаки и смелость нужны были, чтобы не стать чмошником, о которого все остальные вытирали бы до старости ноги, а верные друзья. В классе я был предпоследним по росту - меньше был только Сережка Серкин, болезненный и слабый мальчик, который рос без отца. Я с детства терпеть не мог, когда обижали слабых, поэтому Сережка был моим лучшим другом, который сидел со мной за партой и которого я никому в обиду не давал. А еще моя фамилия «Ахалашвили», и понятно, что у хулиганов я пользовался повышенной популярностью. Но в отличие от Сережки я относился к ним по философски - большой шкаф громче падает, и хоть боялся до ужаса, стоял за правду до конца. Конечно, тренировался на секции дзюдо, занимался боксом, ходил на футбольную и хоккейную секцию. И то иногда еле ноги уносил.
Если ты мог без раздумий вцепиться кому-нибудь в лицо - тебя уважали. Когда в класс приходил новенький, его обязательно били. Так полагалось. В порядочных классах били пару раз для науки, в нашем - постоянно. Это очень страшно, когда бьют каждый день. Бьют сильно, зло, беспощадно, а самое главное - ни за что. Убежать невозможно. Жертву караулили возле раздевалки или за углом школы, или прямо возле подъезда. Жаловаться родителям или учителю было бесполезно. Покричат на вас, поругают. А дальше-то что?
Одним зимним вечером одного мальчика мы сбрасывали в полный снега овраг. Он горько плакал, умоляя оставить его, но каждый раз, когда ему удавалось выкарабкаться наверх, мы ногами и кулаками сбрасывали его обратно. Когда он вконец обессилел от боли и слез и уже не мог подняться, сжавшись там, внизу, в комочек, стал дико кричать: «Мама, мама!». На крик прибежала какая-то женщина, а мы убежали. Эта женщина отвела мальчика домой. Сам он идти не мог. Другой мальчик из-за постоянных побоев убежал из дома. Он боялся идти в школу, потому что не мог уже больше терпеть побоев, и боялся оставаться дома, потому что родители всё равно отправляли его в школу. Его нашли через месяц, грязного и голодного на каком-то чердаке. Нашли случайно. Какая-то бабка развешивала бельё и, услышав шорохи, решила - воры. Вызвала милицию. Когда этот мальчик вырос, то попал в тюрьму. Он и двое его друзей насмерть забили отвёртками какого-то таксиста. Как потом говорили, убили потому, что нечем было расплатиться…
Единственное спасение для жертвы - кто-нибудь сильный из старших пацанов, готовых заступиться. Это работало. Помню, всех в школе возмутило, когда одного старшеклассника-ботаника мои товарищи избили так, что у него потекла из ушей кровь, и его увезли на скорой в больницу. Тогда его одноклассники вытащили обидчиков за школьный сарай и наказали по полной. Когда парнишка выздоровел, его уже не трогали. Но это было скорее исключение, чем правило. Школа продолжала жить полной приключений и опасностей, жизнью. Старшие били младших, сильные били слабых. Если слабый приводил кого-то старшего или сильного, то уже били обидчика. Учителям тоже доставалось. Помню, в восьмом классе пришёл новый учитель физики, застенчивый молодой человек после института. Даже девочки смеялись над его беспомощностью. Пацаны приклеивали к его спине листки с какой-нибудь нецензурной дрянью, подкладывали под стол бомбочки, кидали в спину презервативы, заполненные водой, когда он стоял у доски. Однажды налили краски в карманы плаща, который он неосмотрительно оставил в классе. В конце концов, двое самых отчаянных попросту затеяли с ним драку и жестоко избили. За него заступился учитель истории, леонид Аркадьевич, мужик бывалый и справедливый. На глазах у всей школы он вывел тех двоих во двор и по-мужски спокойно отделал. Никто ни на кого не жаловался. Не обижался. Все закончилось плохо только для молодого учителя физики - он попал в психиатрическую больницу. Реально уехал на полгода на Вензеля.
А любимые развлечения с дымовыми шашками? Из-за них школу несколько раз закрывали. Приходишь в хозяйственный магазин, покупаешь там шашку для уничтожения насекомых за два с чем-то рубля, и приносишь в школу. Две-три шашки в разные углы, и готово. Желтый и едкий ядовитый дым, от которого становилось трудно дышать и резало глаза, валил с ног в буквальном смысле. С бомбами было сложнее. Для их изготовления требовалось основательность и терпение. Это сейчас тротил, порох и всякая химия продается на каждом шагу. Раньше было не так. Нужно было идти в какое-нибудь административное здание, где на дверях были ручки 50-х годов из магния. Мы ходили в городскую больницу. Ручки нужно было скрутить (часто это происходило на глазах у посетителей), очистить от краски, сточить напильником (мы обычно занимались этим на уроках труда), смешать с марганцем. Селитру и серу просто воровали из кабинета химии. Бомбы взрывались. Иногда прямо в руках. Одному старшекласснику как-то раз оторвало несколько пальцев. Он собирался поступать в военное училище, а так стал обычным алкоголиком.
Уже в выпускном классе, в раздевалке, меня отделали на глазах у одноклассниц. Один из моих недругов сзади заехал мне в глаза вьетнамской «звёздочкой», и втроем стали меня бить. К счастью, за спиной была стена, и от ударов я отлетал на неё, и упасть не успевал. Потом уже я перебил их всех поодиночке. Затем они пожаловались другим пацанам и меня снова хорошенько избили. И снова втроем. Отделали красиво - я неделю не мог нормально есть. И реально потом боялся идти в школу. Не ходил где-то месяц.
А школьные сборы в военном городке? Это просто песня для будущего защитника Родины! Глубока ночь. Казарма. Все спят. Просыпаешься оттого, что кто-то сидит у тебя на груди (остальные держат за руки) и обмотанными полотенцем кулаками бьет тебя в лицо. Ощущения непередаваемые. Но не стоит думать о нас плохо. Большинство из нас были детьми из порядочных и благополучных семей, а школа у нас была лучшей в городе.
Первые и главные слова, которое ты усваивал, было не «мама» и «Родина», а «кулаки» и «друг». Кулаки и смелость нужны были, чтобы не стать чмошником, о которого все остальные вытирали бы до старости ноги, а верные друзья. В классе я был предпоследним по росту - меньше был только Сережка Серкин, болезненный и слабый мальчик, который рос без отца. Я с детства терпеть не мог, когда обижали слабых, поэтому Сережка был моим лучшим другом, который сидел со мной за партой и которого я никому в обиду не давал. А еще моя фамилия «Ахалашвили», и понятно, что у хулиганов я пользовался повышенной популярностью. Но в отличие от Сережки я относился к ним по философски - большой шкаф громче падает, и хоть боялся до ужаса, стоял за правду до конца. Конечно, тренировался на секции дзюдо, занимался боксом, ходил на футбольную и хоккейную секцию. И то иногда еле ноги уносил.
Если ты мог без раздумий вцепиться кому-нибудь в лицо - тебя уважали. Когда в класс приходил новенький, его обязательно били. Так полагалось. В порядочных классах били пару раз для науки, в нашем - постоянно. Это очень страшно, когда бьют каждый день. Бьют сильно, зло, беспощадно, а самое главное - ни за что. Убежать невозможно. Жертву караулили возле раздевалки или за углом школы, или прямо возле подъезда. Жаловаться родителям или учителю было бесполезно. Покричат на вас, поругают. А дальше-то что?
Одним зимним вечером одного мальчика мы сбрасывали в полный снега овраг. Он горько плакал, умоляя оставить его, но каждый раз, когда ему удавалось выкарабкаться наверх, мы ногами и кулаками сбрасывали его обратно. Когда он вконец обессилел от боли и слез и уже не мог подняться, сжавшись там, внизу, в комочек, стал дико кричать: «Мама, мама!». На крик прибежала какая-то женщина, а мы убежали. Эта женщина отвела мальчика домой. Сам он идти не мог. Другой мальчик из-за постоянных побоев убежал из дома. Он боялся идти в школу, потому что не мог уже больше терпеть побоев, и боялся оставаться дома, потому что родители всё равно отправляли его в школу. Его нашли через месяц, грязного и голодного на каком-то чердаке. Нашли случайно. Какая-то бабка развешивала бельё и, услышав шорохи, решила - воры. Вызвала милицию. Когда этот мальчик вырос, то попал в тюрьму. Он и двое его друзей насмерть забили отвёртками какого-то таксиста. Как потом говорили, убили потому, что нечем было расплатиться…
Единственное спасение для жертвы - кто-нибудь сильный из старших пацанов, готовых заступиться. Это работало. Помню, всех в школе возмутило, когда одного старшеклассника-ботаника мои товарищи избили так, что у него потекла из ушей кровь, и его увезли на скорой в больницу. Тогда его одноклассники вытащили обидчиков за школьный сарай и наказали по полной. Когда парнишка выздоровел, его уже не трогали. Но это было скорее исключение, чем правило. Школа продолжала жить полной приключений и опасностей, жизнью. Старшие били младших, сильные били слабых. Если слабый приводил кого-то старшего или сильного, то уже били обидчика. Учителям тоже доставалось. Помню, в восьмом классе пришёл новый учитель физики, застенчивый молодой человек после института. Даже девочки смеялись над его беспомощностью. Пацаны приклеивали к его спине листки с какой-нибудь нецензурной дрянью, подкладывали под стол бомбочки, кидали в спину презервативы, заполненные водой, когда он стоял у доски. Однажды налили краски в карманы плаща, который он неосмотрительно оставил в классе. В конце концов, двое самых отчаянных попросту затеяли с ним драку и жестоко избили. За него заступился учитель истории, леонид Аркадьевич, мужик бывалый и справедливый. На глазах у всей школы он вывел тех двоих во двор и по-мужски спокойно отделал. Никто ни на кого не жаловался. Не обижался. Все закончилось плохо только для молодого учителя физики - он попал в психиатрическую больницу. Реально уехал на полгода на Вензеля.
А любимые развлечения с дымовыми шашками? Из-за них школу несколько раз закрывали. Приходишь в хозяйственный магазин, покупаешь там шашку для уничтожения насекомых за два с чем-то рубля, и приносишь в школу. Две-три шашки в разные углы, и готово. Желтый и едкий ядовитый дым, от которого становилось трудно дышать и резало глаза, валил с ног в буквальном смысле. С бомбами было сложнее. Для их изготовления требовалось основательность и терпение. Это сейчас тротил, порох и всякая химия продается на каждом шагу. Раньше было не так. Нужно было идти в какое-нибудь административное здание, где на дверях были ручки 50-х годов из магния. Мы ходили в городскую больницу. Ручки нужно было скрутить (часто это происходило на глазах у посетителей), очистить от краски, сточить напильником (мы обычно занимались этим на уроках труда), смешать с марганцем. Селитру и серу просто воровали из кабинета химии. Бомбы взрывались. Иногда прямо в руках. Одному старшекласснику как-то раз оторвало несколько пальцев. Он собирался поступать в военное училище, а так стал обычным алкоголиком.
Уже в выпускном классе, в раздевалке, меня отделали на глазах у одноклассниц. Один из моих недругов сзади заехал мне в глаза вьетнамской «звёздочкой», и втроем стали меня бить. К счастью, за спиной была стена, и от ударов я отлетал на неё, и упасть не успевал. Потом уже я перебил их всех поодиночке. Затем они пожаловались другим пацанам и меня снова хорошенько избили. И снова втроем. Отделали красиво - я неделю не мог нормально есть. И реально потом боялся идти в школу. Не ходил где-то месяц.
А школьные сборы в военном городке? Это просто песня для будущего защитника Родины! Глубока ночь. Казарма. Все спят. Просыпаешься оттого, что кто-то сидит у тебя на груди (остальные держат за руки) и обмотанными полотенцем кулаками бьет тебя в лицо. Ощущения непередаваемые. Но не стоит думать о нас плохо. Большинство из нас были детьми из порядочных и благополучных семей, а школа у нас была лучшей в городе.