Как преподобный Нектарий Оптинский курить бросал
«…Вы не поверите! - я, ведь, и сам едва не записался в курильщики. Было это еще в ребячестве моем, когда я дома жил с маменькой. Первый раз попробовал: голова закружилась, а все-таки понравилось. Окурок за окурком - и стал я уже привыкать попрошайничать, а там и занимать стал в долг, надеясь как-нибудь выплатить… Раз как-то тайком затянулся, а маменька - шасть! тут как тут: «Ты сейчас курил?» - спрашивает. Я опять: «Нет, маменька!» А где там - нет? - от меня чуть не за версту разит - табачищем…
Ни слова маменька тут не сказала, но таким на меня взглянула скорбным взглядом, что, можно сказать, всю душу во мне перевернула. Отошла она от меня куда-то по хозяйству, а я забрался в укромный уголок и стал неутешно плакать, что огорчил маменьку, мало - огорчил, обманул и солгал вдобавок. Не могу выразить, как было-то мне больно!.. Прошел день, настала ночь, мне и сон на ум не идет: лежу в своей кроватке и все хлюпаю, лежу и хлюпаю… Маменька услыхала. «Ты что это, Коля? - никак плачешь?» «Нет, маменька». «Чего ж ты не спишь?» И с этими словами матушка встала, засветила огонь и подошла ко мне; а у меня все лицо от слез мокрое и вся подушка мокрехонька… И что тут у нас было… И наплакались мы оба и помирились мы, наплакавшись с родимой, хорошо помирились! Так и кончилось баловство мое с куреньем».
Из воспоминаний преподобного Нектария Оптинского
Ни слова маменька тут не сказала, но таким на меня взглянула скорбным взглядом, что, можно сказать, всю душу во мне перевернула. Отошла она от меня куда-то по хозяйству, а я забрался в укромный уголок и стал неутешно плакать, что огорчил маменьку, мало - огорчил, обманул и солгал вдобавок. Не могу выразить, как было-то мне больно!.. Прошел день, настала ночь, мне и сон на ум не идет: лежу в своей кроватке и все хлюпаю, лежу и хлюпаю… Маменька услыхала. «Ты что это, Коля? - никак плачешь?» «Нет, маменька». «Чего ж ты не спишь?» И с этими словами матушка встала, засветила огонь и подошла ко мне; а у меня все лицо от слез мокрое и вся подушка мокрехонька… И что тут у нас было… И наплакались мы оба и помирились мы, наплакавшись с родимой, хорошо помирились! Так и кончилось баловство мое с куреньем».
Из воспоминаний преподобного Нектария Оптинского