Сердце сердцу или почему старый друг лучше двух подруг
О том, что близкие люди чувствуют, когда с тобой что-то происходит, многие знают. Про материнское сердце, которое не на месте, когда ты в другом городе на лавочке с самой красивой девушкой на свете, рассказать может каждый.
Я хочу рассказать историю о своем друге Георгие Хижнякове, когда мы еще только познакомились на первом курсе Тюменского университета. О том, что он спортсмен, я случайно узнал во время драки в "Сибирских пельменях", где он положил человек пять дерзких ребят (к первому курсу он уже был чемпионом СССР и мастером спорта по карате, сегодня - главный тренер взрослой сборной России по карате). Тогда нас там было трое, считая его будущую жену, и времени на лирику не было. Он местный, я жил в общаге, куда он часто приходил. Однажды после уроков пришли к нам, попили чаю и договорились встретиться после тренировки. Он занимался в "Динамо", а я ходил в "Спартак" на бокс. Вот он уходит, а минут через пять стук в дверь. Я открываю. На пороге молодой чеченец с широкой грудью и словарным запасом из трех слов, два из которых ругательные. В 1990 году в общежитии на Мельникайте их было два этажа от двадцати пяти до пятидесяти лет. Один из них жил с комендандшей, даме весом сто сорок с небольшим, и все чеченцы жили здесь по праву. Они ни в чем себе не отказывали: резали баранов прямо у входа в общагу, посылали курсантов милиции, которые должны были нас охранять, за водкой, стреляли по голубям из боевого оружия, били студентов и насиловали студенток. А я не люблю, когда кого-то насилуют. И так получилось, что мы с этим молодым из за одной такой истории принципиально разошлись. Поскольку с русским у него беда, пришлось все объяснять популярно. И вот теперь он стоял у меня на пороге. Пошли говорит. Идем на кухню, которая в конце коридора.Захожу. Откуда-то сзади и сбоку мне брызгают в лицо "Дихлофосом" и начинают бить. Человек пять-шесть. Крепкие, злые. Сейчас, говорят, виебем тебя вместо девочки. И другие интересные вещи. Я инстинктивно двигаюсь спиной вдоль стены к окну. Главное - не упасть. И прыгать из окна не хочется - четвертый этаж. Вот, думаю, влип. И глаза открыть не могу. Стараюсь закрыть голову руками, и чего-то ору. Вдруг какой-то шум и резкое затишье. Слышу голос моего друга. Бесо, я рядом, все нормально. Сквозь дихлофосные слезы вижу, как Георгий аккуратно приставил к башке их старшего Алихана ствол газового "Рекса" (такие времена были веселые, что без "Рекса" лучше по вечерней Тюмени не гулять) и очень громнко объясняет, что сейчас с ним сделает. Ствол хоть и газовый, но с маленького расстояния хватало. Кожа на лбу лопалась и чувачок падал, как подкошенный. К тому-же можно было успеть выстрелить раза три для верности. По виду моего друга, все сразу поняли, что он не шутит и бить меня расхотели. Алихан, в сантиметре от глаза которого был ствол, вдруг вспомнил, что мы все с Кавказа и все мы братья. Вскоре мы оказались в комнате у их главы лет за шестьдесят, (всегда ходил в папахе). Они разве что ему руки не целовали. Он усадил нас с собой. Пораспросил окуда мы, чьи дети и все такое. Потом нас повезли в ресторан, где устроили посиделки человек на двадцать. Мы с этим молодым и его старшими братьями-борцами замирились. Но речь не об этом. Потом я своего друга спрашиваю, почему он вернулся, когда опаздывал на тренировку? Тот говорит: Представляешь, я квартала три прошел и не могу идти. Прямо ноги не идут. Разворачиваюсь, и бегом назад. Чувствую, что с тобой что-то не так. Прибегаю, и правда.
Что тут добавить? О том, что это мой самый близкий друг, думаю и так понятно.