дети подземелья
Когда мы учились в седьмом классе, все вокруг что-то строили. Горбачев строил новые отношения с американцами, через дорогу от нашей школы строили новый молокозавод, Юркин папа, прораб дядя Леша, новый гараж с верандой, а мы с друзьями построили себе подвал в одной из пятиэтажек на районе. Обычно люди представляют себе подвал грязным сырым и темным, где несчастные отверженные дети подземелья занимаются аморальными грязными делами и мечтают о хорошей жизни, что было полной ерундой. В те благословенные времена, когда подростков не интересовали наркотики, в нашем подвале можно было заниматься спортом, смотреть кабельный канал, который мы заботливо протянули от соседей, пить вино, играть в карты и делать все то, что входило в наши представления о взрослой жизни. Например, я мог взять любимого Хемингуэя, не пойти в школу, и спокойно читать его в подвале, лежа на диване, ничего при этом никому не объясняя. Сейчас я назвал бы это свободой. Тогда о таких высоких словах мы не задумывались. У нас даже значки были свои - с черепом, который нарисовал мой друг-художник, и надписью на английском Street death, которую я взял откуда-то из журнала. Красиво и таинственно. Эти значки мы носили с гордостью.
Потому-что подвал это подвал. Он лучше клуба и интереснее спортзала. Сюда пускали только своих. У нас в дверях, прямо рядом с подъездом, был прорезан глазок, а фейс-контроль касался даже местного участкового. Когда он все-таки сюда попал, то очень удивился, что его попросили разуться. Потому что чисто. Он увидел ринг, застеленный резиновыми ковриками, пару боксерских мешков, боксерскую подушку на стене, станок для жима, и много чего еще. Все освещали лампы дневного света. В отдельной комнате, которую мы отгородили от основного помещения доскам и обили железом, пол был застелен коврами, стояли диваны вокруг низкого столика, а за ним на помосте большой черно-белый телевизор. Участкового не интересовало, откуда что взялось. Его интересовало, чтобы было правильно. А здесь было правильно. Все необходимое мы брали на соседних стройках под покровом темноты. Я не назвал бы это воровством. Я назвал бы это шефской помощью со стороны государства, у которого стало слишком много дел, чтобы строить нам новые спортивные залы и клубы. И мы строили их себе сами. Как сами заливали себе каток, делали большую ледяную горку на берегу реке, где катались все - и взрослые и дети.
По звонку бдительного заводского сторожа во время похода за досками и гвоздями, нас с другом задержал наряд на Уазике, и увезли в отделение в обезьяннике. Мы были трезвые, из хороших семей, без правонарушений. Родители друга - известные в городе хирурги, мой отец работал шофером на Севере, мама телефонистка на междугородних линиях, через которую половина города звонила родственникам в Ашхабад и Тольятти. Зачем вам доски? Подвал делаем. Че делаете в подвале? Спортом занимаемся. А тебя я на городских соревнования по дзюдо видел. Третье место в весе до 53. Нас поставили на учет и отпустили. Пацаны потом спрашивают: как все прошло? Нормально. А они че? А вы? А они? А я им тогда сказал…. Хотя, если честно, многое из того, о чем мы говорили в кабинете с решетками на окнах, рассказывать не хотелось. Например, о том, что нам предложили назвать сообщников, а иначе обещали закрыть до утра в камере. И позвонить родителям. А я совсем не хотел, чтобы моему отцу на Севере кто-то звонил из милиции. И другу такая перспектива тоже не улыбалось. Про охоту на выходных, свободное время и карманные деньги можно было сразу забыть. Мы переглядывались, переглядывались, а потом всех сдали. Это сейчас я знаю, что тот, кто говорит, получает больше всех. Тогда-то я этого не знал. Простите нас, пацаны. Первый раз он такой - комом. Конечно, никому ничего за это не было. Вообще, никому ничего не было. Потому-что брать материалы со стройки было не преступление. Со своими не знали куда деваться. Например, дядя Леша, отец моего друга, строил дом. И у него в конце оставалось четыре машины неиспользованного кирпича. Он его привозит, чтобы сдать на базу. там ему говорят: не возьмем, мы его уже списали. Бери себе. Он: как себе? И снова сдает его на базу. За это его многие недолюбливали. Говорили гордый.
Конечно, мы дрались. Потому-что один за всех, и все за одного. Когда к нам заглядывали ребята из соседних районов числом около десяти,мы не развлекали бдительных бабушек драками посреди двора. Дрались больше на нейтральной территории, на дискотеках, или вдали от чужих глаз. Дрались по-честному, руками и ногами, без всяких там баллончиков с газом или подручных средств. Хотя средства вроде палок у нас были, их никто не использовал. Это дело такое - сегодня ты кого-нибудь палкой по голове, завтра тебя. Закон жизни. Проверено на себе.
Девушкам у нас в подвале нравилось. Во-первых, страшно, во-вторых, пацаны. Девушки приходили к нам по двое по трое, громко смеялись, строили глазки, пахли мамиными духами, а потом уводили самых смелых наверх. Заканчивалось это обычно плохо. Поддавшиеся их обаянию начинали ходить с девушками под ручку, оберегать их на дискотеках, дарить «золотые» кольца и цепочки, которые мы забирали у цыган, и вообще, откровенно портились. Сначала они бросали ходить в подвал по вечерам, заниматься в спортзале, встречать с нами праздники, а потом вообще, уходили из школы в СПТУ.
Но всему хорошему рано или поздно приходит конец. Конец подвала № 19 наступил, когда там лопнули старые трубы, и его затопило водой. Удивительно, но после первого раза нам удалось все восстановить почти без потерь. Что-то заменили, что-то выбросили. Помню, откуда-то даже воздушную пушку притащили. Но после второго потопа все было кончено. Да и нас к этому времени волновали другие заботы - мы готовились в институты и университеты, куда с первого раза почти все и поступили.