"Насилие над разумом", Доктор медицины, Джуст А.М. Меерлу
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
СТРАХ КАК ИНСТРУМЕНТ ТЕРРОРА
Страх перед жизнью
В нашу эру, пробужденный человеческими отношениями страх настолько силен, что бездействие и психическая смерть, часто кажутся более привлекательными, чем психическая осторожность и жизнь. Классическая психология часто говорит о страхе перед смертью и большой неизвестностью, как о причине многих неприятностей, но современные психологические исследования показали нам, что страх перед жизнью - более сильный, глубокий и пугающий.
Часто кажется, что жизнь вне нашей власти. Продвижение из относительно безопасной детской зависимости на свободу, одновременно рискованно и опасно. Жизнь требует активности и спонтанности, проб и ошибок, сна и пробуждения, соревнования и сотрудничества, адаптации и переориентации. Жизнь включает множество отношений, у каждого из которых есть тысячи условий и трудностей.
Жизнь удаляет нас от мечты о защищенном состоянии и требует, чтобы мы ежедневно выставляли свои слабые места и преимущества, перед нашими собратьями, со всей их враждебностью, также как и их склонностями. Она требует от нас создания полезной защиты и постепенного ее дополнения, так как мы меняем наши цели и наши отношения. Она требует от нас одиночества для свободного сотрудничества. Она призывает нас к подчинению и покорению, к приспособлению и восстанию. Она отбирает у нас детскую дремоту удовлетворения и волшебства всемогущих фантазий младенчества.
Жизнь требует не только брать, но и отдавать. Прежде всего, жить значит - любить. И многие люди боятся взять на себя ответственность в любви, в передаче своих эмоций близким. Они хотят быть единственными любимыми и защищенными; они боятся любовных ран и отверженности. Мы ясно видим это в том, как множество людей горячо воспринимают все возникающие в их жизни ограничения и расстройства - невротические ограничения обычных предубеждений или навязанные политикой власти тоталитарные ограничения. В своей книге «Бегство от свободы», Эрих Фромм ясно описывает, как давление свободы, когда оно не уравновешено ответственностью и пониманием, может довести людей до тоталитарного состояния разума и отказа от их с трудом завоеванных свобод. Такое состояние - не что иное, как медленная психическая смерть.
Тоталитарные лидеры, правые или левые, знают лучше любого, как использовать этот страх перед жизнью. Они процветают на хаосе и неразберихе. В периоды волнений в международной политике они наиболее спокойны. Стратегия страха одна из их самых ценных тактик. Растущие сложности нашей цивилизации и их руководства, оказывает влияние на политику власти, которая ощущается лучше, чем когда-либо прежде. Когда тоталитаристы добавляют к своей тактике все те умные фокусы, которые мы уже обсуждали в описании павловских рефлексов, повторяющееся внушение, ослабление рефлексов от скуки и физической деградации - они могут победить в битве за контроль над разумом человека.
В первых главах этой книги мы в некоторых деталях описали методы, которыми можно превратить человека в робота на службе тоталитаризму и некоторые управляющие склонности, которые даже в свободных странах могут отнять у человека его психическую целостность. Нам важно понять, что акцент на подчинение и страх перед спонтанной жизнью, может иметь почти такой же разрушительный эффект, как и преднамеренное тоталитарное нападение на разум. Подчинение и страх перед жизнью отнимают свободный образ жизни, её самый большой актив в борьбе с тоталитаризмом.
Сила человека в нашем разнообразии и независимости мыслей, в нашем согласии с инакомыслием, в нашей готовности обсуждать и оценивать различные противоречивые точки зрения. В отрицании разнообразия жизни, сложности и индивидуальности человеческого разума, в проповедовании твердых догм и самодовольства, мы начинаем постепенно перенимать тоталитарные склонности, которые осуждаем. Заблуждение никогда не бывает исключительным достоянием какой либо страны, класса или группы и тоталитарное заблуждение, которое само по себе способствует промывке мозгов, может овладеть нами множеством путей, от правых или левых, от богатых или неимущих, от консерваторов и бунтарей.
Страх и запугивание были не только результатом, но также и инструментом психического принуждения. Пока еще нет никакой объединенной теории страха и тревоги, и поэтому мы не знаем точно, как и почему развитие этих чувств приводит к таким страшным последствиям, для нас важно понять, насколько полезны инструменты страха и паники и определить по их виду, что могут сделать с людьми эти преобладающие эмоции.
Большинство людей думает о реакции страха, как об истеричном выражении отчаяния. Но эта глава должна прояснить, что страх и паника, также имеют свои парадоксальные выражения в безразличии и апатии, реакциях, которые просто потому, что они не считаются последствиями страха, могут быть намного более опасными для человека, чем хорошая истерика. Это скрытые, тихие страхи, которые также влияют на наше социальное и политическое поведение. Страх и паника - реакции не только на откровенную опасность и угрозу, они также и реакции на медленное, просачивающееся вторжение тревожащей пропаганды и постоянной волны внушений, перед которыми все мы бессильны. Страх работает вокруг нас и часто он бросает свою тень туда, где мы меньше всего его ждем. Мы можем совершать поступки из-за страха, даже не осознавая этого; мы можем считать наше поведение совершенно нормальным и рациональным тогда, когда фактически, психология говорит нам, что возможно, на нас уж начал влиять медленно надвигающийся страх.
Страх и бедствия укрепляют потребность отождествления с сильным руководителем. Они собирают людей в стадо уклоняющихся от желания быть отдельными клетками; они предпочитают быть частью огромной мистической общественной организации, которая защитит от угроз и бедствий, быть в союзе с лидером. Эта инстинктивная реакция поиска защиты также направлена против инакомыслия и индивидуализма, против отдельного эго. Мы видим в этом регресс к более примитивному состоянию принадлежности к массе. Истинно то, что процесс уменьшения эго, это отрицательная сторона реакции возвращения к массе. Кроме того, это стимулирует признаться в большей необходимости в сотрудничестве и взаимопомощи.
В течение последней войны и вообще из опыта чрезвычайных ситуаций, множество людей впервые узнали об эмоциональных связях, которые образовались между ними и их соседями. В то же самое время, беспокойство может пробудить подозрение и потребность в поиске козлов отпущения. Это парадокс страха, умножающий в одно и то же время, теплые чувства нарастающих связей и холод подозрения.
Хотя во всем мире есть осознанная тенденция к преодолению страха и чувства опасности, также существует менее осознанное провоцирование противоположного потока новых страхов, беспокойств и опасностей. Знает ли он о нем или нет, современный человек живет в атмосфере страха, страха перед войной, страха перед водородной бомбой, страха перед тоталитаризмом, страха перед несогласием, страха перед инакомыслием. К тому времени, когда мы узнаем о страхе, он уже начинает влиять на наше поведение. Как только страх проникает в сознание и возбужденную фантазию, он начинает управлять нашими действиями, хотим ли мы этого или нет. Мы не можем устранить тысячи воздействий и вызывающих испуг ситуаций современного мира, но мы можем научиться признавать их и понимать большинство стандартных форм реакции страха. Таким образом мы можем найти частичный выход из создаваемых ими напряженных отношений и научиться справляться с ними эффективнее.
Наши представления опасности
Я очень хорошо помню один солнечный день во время Второй мировой войны, когда я еще был в Голландии. Я играл в теннис с несколькими друзьями. Мы все получали удовольствие от спорта, но наше удовольствие было немного омрачено игроками на соседнем корте. Они говорили на языке ненавистных оккупантов и хотя они были одеты в такую же как и у нас белую спортивную форму, они явно были нацистскими офицерами, которые временно забыли о своих заблуждениях относительно завоевания мира и пытались расслабиться как нормальные люди. Внезапно все мы услышали гул самолетов и звук зенитной батареи неподалеку от нас.
Затем, к нам стала приближаться группа низколетящих Спитфайров - наших английских друзей. Мои друзья и я прекратили играть, замахали своими ракетками в знак приветствия и наблюдали за маневрами самолетов. Наши соседи отреагировали совсем по-другому. Они запаниковали; один из них отбросил свою ракетку и убежал, другие упали лицом вниз, в канаву идущую по периметру корта. Объективно, мы все столкнулись с одной и той же опасностью обстрела английскими самолетами, но для немцев они были самолетами врага, тогда как для нас они были друзьями.
Я уверен, что мне нет необходимости добавлять, что после этого случая гражданам, говорящим на голландском языке запретили играть в теннис на этом корте. Когда спустя год, мне представился шанс попасть в Лондон, я обнаружил что каждый раз, когда ночью прилетали немецкие самолеты, у меня было то же самое тревожное чувство, как и у немецких офицеров на теннисном корте. Казалось, будто каждая пуля и каждая бомба предназначались именно мне. Роль фантазии в страхе оказалась настолько огромной, что вражеская бомбардировка имела для нас иное значение, чем дружественная.
Страх можно очень просто определить, как внутреннюю реакцию на опасность. Это определение обманчиво в своей простоте, поскольку, как только мы его произносим, мы сталкиваемся с новой проблемой: Что мы называем опасностью? В бомбардировках, пожарах, землетрясениях и эпидемиях можно с легкостью распознать опасность. Так же как и в физической пытке, в прямой тоталитарной атаке и во внезапном экономическом крахе. Но есть множество тонких эмоциональных опасностей, также пробуждающих страшные фантазии и предчувствия, объединенные, часто, с внутренними представлениями о катастрофе и несчастьях. Как показывают наши примеры, разные люди сталкиваются с этими опасностями по-разному. Наше личное отношение к жизни и человечеству определяет, считаем ли мы ситуацию обычной решаемой проблемой или неукротимой опасностью.
Некоторые люди получают удовольствие от жизни под строгим контролем и механическим внушением. Для них тоталитаризм и управление сознанием не представляют опасности; они живут в своего рода вечной безответственной дремоте. Для этих людей свобода - это опасность, в то время как зависимость - это приятная безопасность. Другие люди ненавидят любое вторжение в свою личную свободу и целостность и находятся все время начеку для защиты себя от любого внешнего давления, реального или воображаемого.