"Насилие над разумом", Доктор медицины, Джуст А.М. Меерлу
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
ТЕХНОЛОГИЯ ВТОРГАЕТСЯ В НАШ РАЗУМ
Довольно трудно описать стремительную атаку внедряемого технического мышления на наш разум. Это происходит потому, что технология обладает противоречивыми влиянием. Влияние может быть и благословением, которое сделает нас более независимыми от угроз сил природы; но в то же время, инструмент и машина могут доминировать над нами. Мы должны управлять этим внутренним парадоксом технологизации, иначе станем слабеть в водовороте постоянно растущего технического развития, вплоть до окончательной атомной катастрофы! Своеобразный парадокс технологии состоит в следующем: постепенно благосостояние машин (автомобилей, фабрик) приобретает большую важность и стоимость, чем благосостояние человека и человечества.
Рост технологии, разнообразных механических инструментов, обслуживающих наши фантазии, отбросил человечество назад к инфантильной мечте о неограниченной власти. Вот, в своей комнате, окруженный различными устройствами, сидит маленький человечек. Просто е нажатие кнопки для него изменяет мир. Какое могущество! А какую силу он себе представляет! Однако, это психическая опасность.
Рост технологии может спутать борьбу человека за психическую зрелость. Практическое применение науки и инструментов первоначально предназначалось, чтобы дать человеку больше безопасности на фоне внешних физических сил. Она охраняла его внутренний мир; она дала время и энергию для размышления, концентрации, игр и созидательного мышления. Постепенно, сделанные человеком инструменты овладели им и сдвинули его обратно в неволю, вместо освобождения. Человек опьянел от технических способностей; он стал технологическим наркоманом. Технология достает из людей, неизвестное им самим, инфантильное, рабское отношение. Мы почти все стали рабами наших автомобилей. Технический безопасность, как это ни парадоксально, может усилить трусость. Перед нам почти не стоит вопроса влияния внешних сил природы и инстинктов внутри нас. Потому что сам технический мир стал для нас магической проблемой, которой изначально была природа.
Само подобострастное отношение к технологии, является атакой на мышление. Ребенок, который с ранних лет противостоит всем современными устройствами и технологиям - радио, автомобилям, телевизорам, фильмам - невольно подвергается внушению миллионов ассоциаций, звуков, картин, движений, к которым он не имеет отношения. У него нет потребности о них думать. Они очень сильно связаны с его чувствами. Современная технология учит человека брать от мира все, что ему надо; он не спешит остановиться и подумать. Технология соблазняет его, толкая под свои колеса и механизмы. Нет отдыха, нет мыслей, нет реакций, нет общения - чувства постоянно перегружаются стимулами. Ребенок больше не учится сомневаться в окружающем мире; экран дает ему готовые ответы. Даже книги не предлагают ему человеческого общения - ему никто их не читает; люди с экрана рассказывают ему свои истории жизни.
Навалившиеся, таким образом, технические знания, не требуют от него, что бы он думал, видел и слышал. Общение становится утраченным искусством. Механизм эпохи несется, не оставляя времени тихому чтению и соприкосновению с творческим искусством. Тем не менее, мы видим противоток, в виде самостоятельного движения. Вероятно в этом случае мы увидим всплеск творческого духа и задачу для инженера создающего робота.
В сверх техническом мире, тело и разум больше не существуют. Жизнь становится только частью большого технического и химического мыслительного процесса. Математические уравнения вмешиваются в человеческие отношения. Мы учим, например, с помощью доктрины взаимосвязи вины, простое уравнение о том, что враги наших врагов должны быть нашим друзья и друзья наших врагов должны быть нашими врагами - как будто существует только простое сложение положительных и отрицательных знаков, которыми можно оценивать людей.
Медленное подчинение с помощью технологии
Радио и телевидение ловят разум напрямую, не оставляя детям времени для спокойного, диалектического общения со своими книгами. Изображение на экране не допускает взаимной коммуникации и обсуждения, пробуждающих свободу. Общение - утраченное искусство. Эти изобретения крадут время и крадут самосознание. Что технология дает одной рукой - легкость управления и физическую защиту - другой рукой устраняет. Оно устраняет нежные отношения между людьми. Лишенная индивидуальности Рождественская открытка с напечатанной подписью, официальное письмо, даже сама пишущая машинка - примеры механических посредников. Техническое вторжение узурпирует человеческие отношения, как если бы люди больше не должны были уделять друг другу внимание и любовь. Бутылка заменяет материнскую грудь, монетка в автомате заменяет сандвичи, сделанные матерью. Обезличенная машина заменяет человеческие поступки и взаимность. Дети так обучены, что предпочитают оставаться наедине, чтобы спрятаться в фантазиях и играть с устройствами. Механизация сталкивает их в психическую замкнутость.
Технология внушает и создает чувство всемогущества человека в одной руке, но в другой руке человек держит свою ничтожность, свои слабости и неполноценности, сравнимые с силой машин. Власть творческого ума человека замаскирована мечтой о социальных машинах и мировой механике. Механизмы политического маневрирования переоценены и работают за пределами разума. Мы используем разведку и контрразведку, обман и политические машины, забывая "эмоциональный причины", которые лежат в основе великолепия и глупости человека. Существует отношения между наивной верой только в технологию и наивной верой в человеческий интеллект, логику и невинность, которые были частью оптимистичных чувств либералов, превалирующих в девятнадцатом веке. В обоих верованиях мы видим опровержение иррациональных глубин сознания.
Каков окончательный результат технического прогресса? Заводит ли он людей все больше и больше в страх и отчаяние, которые навлекаются пустым от любви миром кнопок? Создает ли он радость, от дистанционного управления другими людьми, для страдающего манией величия человека? Создает ли он пустоту неудовлетворения в часы заполненного скукой досуга? Есть ли окончательный результат в жизни через представителя, в изучении мира только в кино или на телевизионном экране, вместо того, чтобы жить, трудиться и создавать собственный мир? В случаях пристрастия к телевизору я наблюдал следующие моменты:
1. Притягательность телевидения - это реальная пагубная привычка; то есть телевидение может сформировать привычки, влияние которых не остановить без активного терапевтического вмешательства.
2. Оно преждевременно пробуждает сексуальную и эмоциональную суету, соблазняя детей заглядывать снова и снова, хотя они одновременно смущены тем, что видят.
3. Оно непрерывно обеспечивает удовлетворение агрессивных фантазий (сцены из вестернов, криминальные сцены) с последующим чувством вины, так как ребенок подсознательно склоняется к отождествлению себя с преступником, несмотря на всех героических мстителей.
4. Оно крадет время.
5. Озабоченность телевидением препятствует внутренней креативности детей и взрослея, они просто сидят и смотрят на псевдомир на экране, вместо того, чтобы противостоять своим собственным трудностям. Если есть конфликт с родителями, у которых нет времени на своих детей, они тем более охотно сдаются экрану. Экран с ними разговаривает, играет с ними, забирает их в мир волшебных фантазий. Для них, телевидения занимает место взрослого и всегда терпеливо с ними. Ребенок это транслирует в любовь.
Как и о средствах массовой информации, мы должны знать о гипнотическом, обольстительном всепроникающем действии любой формы общения. Люди очаровываются, даже когда они не хотят смотреть. Мы должны иметь в виду, что для каждого шага на пути к личной изоляции, требуется внутренний диалог, обдумывание и самостоятельный анализ. Телевидение препятствует этому процессу и делает разум более податливым кдля коллективизации и мышления стереотипами. Оно убеждает зрителей думать с точки зрения массовых ценностей. Оно нарушает семейную жизнь и отключает более тонкие внутрисемейные коммуникации.
Завтрашний мир станет свидетелем огромного сражения между технологией и психологией. Это будет борьба технологии против природы, систематическое принуждение против творческой спонтанности. Поклонение машине подразумевает превращение механического знания во власть, во власть кнопки. Механические инструменты для разрушения, такие как водородная бомба перевели примитивную человеческую потребность в разрушении, в крупномасштабное научное убийство. Теперь этот разрушительный потенциал может стать легким инструментом для власти любого сумасшедшего.
Ведомый технологией, наш собственный мир стал более взаимозависимым и с нашей зависимостью от технических знаний и устройств, мы сами в опасности попасть к более диким тоталитаристам. Это актуальная дилемма нашей цивилизации. Машина, которая стала инструментом человеческой организации и сделала возможным завоевание природы, приобрела положение диктатора. Она вызывала у людей автоматические ответы в виде жестких форм поведения и деструктивных привычек. Машина пробудила постоянно растущую тоску по скорости, по безумным достижениям. Существует психологическая взаимосвязь между спидоманией (безумной стремительностью) и жестокостью. За рулем быстрого автомобиля, водитель становится опьяненным силой. Мы здесь снова видим опровержение понятия естественного, устойчивого роста. Чтобы созреть, идеям и методам требуется время. Машина вызывает преждевременные результаты: эволюция превратилась в революцию колеса. Машина - это опровержение того прогресса, который должен вырасти в нас, прежде чем он сможет быть реализован во вне. Механизация устраняет веру в психическую борьбу, веру в то, что для решения проблемы требуется время и повторение попыток. Без такой веры, возьмет верх только банальность, поверхностный обзор и поспешные заметки. Механизированный мир верит только в сгущение проблем, а не в непрерывную диалектическую борьбу человека и возникающих у него вопросов.
Одна из ошибок современной техники - это направление на большую эффективность. Надо производить больше, с меньшими затратами энергии. Этот принцип может быть правильным для машины, но не верным для человеческого организма. Чтобы стать сильным и оставаться сильными, человек должен учиться преодолевать сопротивление, сталкиваться с трудностями и постоянно самостоятельно проверять себя. Роскошь вызывает психическую и физическую атрофию. Обесценивание отдельного человеческого мозга, замененного механическими компьютерами, также внушает тоталитарную систему, в которой граждане вынуждены все больше становиться рабами инструментов. Бесчеловечная "система" становится целью, система - это продукт технократии и дегуманизации, который может привести к организованной жестокости и крушению любой личной морали. В механическом обществе ряд ценностей насильственно впечатан в бессознательный разум, таким же методом, каким Павлов тренировал своих собак.
Нашему мозгу больше не нужно служить нам или развивать мыслительный процесс; машины сделают это за нас. В технократии акцент делается на свободном от эмоций и креативности поведении. Мы говорим об "электрических мозгах", забывая, что за этими мозгами с их хрупкостью, фактически стоят творческие умы. Для некоторых инженеров, разум стал не более, чем электрической лампой в тоталитарной лаборатории. Между человеком и его собратом вклинилась огромная, холодная, бумажная сила, безымянная бюрократия правил и инструментов. Механизация создала таинственного "сутенера" человеческих отношений, промежуточного человека, механического бюрократа, влиятельного, но обезличенного. Он стал новым источником магии страха.
В технократическом мире каждая моральная проблема подавляется и смещается с помощью технической или статистической оценки. Проблемы звука и быстрых вычислений служат свержению этики. Если, например, каждый исследует внутреннюю жизнь охранников концентрационных лагерей, их внутренние проблемы и несчастья, то каждый поймет почему эти тюремщики уделяли так много внимания технической проблеме, как поскорее избавляться от мертвых трупов их жертв в газовых камерах. Слова "уборка", "практично" и "чистота" приобретали для них отличный от нашего обычного аспект. Они думали химическими и статистическими терминами - и придерживались их - чтобы не знать о своей глубокой моральной вине.
Отношение к разуму, как к компьютеру, является результатом маниакальной рационализации и обобщения мира. Так было со времен ранних греческих мыслителей. Это понятие подразумевает отказ или минимизацию эмоциональной жизни и ценности имеющего значение опыта. В такой философии спонтанность не понимается никогда - ни креативность и исторические случайности, ни чудеса общения людей, как это делает телепатия. Технология, основанная на этой концепции, холодная и аморальная, без веры и "ощущения себя дома" в нашем собственном в мире. Она все время стимулирует новую неосознанную неудовлетворенность и производство новых предметов роскоши. Она стимулирует жадность и лень, не выделяя сдержанность и искусство выживания. Действительно, технология вместо мышления, как цель, дает нам простое фиктивное равенство, вместо непрерывного стремления к свободе, разнообразию и человеческому достоинству.
Технология игнорирует факт, что наша научная точка зрения на мир - только постепенное исправление нашей мифической и околонаучной точки зрения. Технология, однажды будучи продуктом храброй фантазии и предвидения, угрожает убить это самое предвидение, без которого невозможен прогресс человека. Идол, технология, должны снова стать инструментами, а не всемогущим фокусником, который тащит нас в пропасть.
Индустриальное развитие в нашей Западной культуре создало новую проблему, которая создает более отдаленного от ритма природы человека. Изначально, индустриальный человек был связан с фабриками и машинами, а затем технологический прогресс увеличил время свободного досуга, принеся с собой новый вопрос: досуга для чего?
Увеличение темпов роста времени и пространства времени, масштабов городов, сокращение расстояний с помощью различных видов транспорта, глубоко затронуло основы наших чувств общности и безопасности. Семья, этот атом общества, стал часто разрушаться, а иногда даже усугубляться. Бредовое безумство с семейным автомобилем по воскресеньям, заменило тихое сосуществование семейных групп с взаимным обменом привязанностью и мудростью.
Только, когда человек учится быть психически независимым от технологии - что означает работу без нее - он также учится не подавляться и не отметаться ей. Люди должны сначала стать одинокими Робинзонами Крузо, прежде чем они смогут действительно использовать и ценить преимущества технологии.
Наше образование должно обучать простому настоящему времени, естественным проблемам и потребностям ребенка, чтобы дать ему иммунитет от поражения параличом и ленью - основными тенденциями нашей техногенной эпохи.
Парадокс технологии
Достаточно парадоксально, что техническая безопасность может усилить трусость. Созданный нами технический мир, заменил очень реальную проблему, которую первоначально представляла перед человеком природа и человеку больше не нужно сталкиваться с внешними силами природы и внутренними силами инстинктов. Наше пристрастие к роскоши и трудной для понимания цивилизации, имеет тенденцию больше обращаться к нашей психической пассивности, чем к нашей духовной внимательности. Психически, пассивные люди, без основных моральных правил и философии, легко склоняются к политическим авантюрам, которые конфликтуют с этикой свободного, демократического общества.
Сборочный конвейер отчуждает человека от его работы, от продуктов своего труда. Человеку больше не надо производить нужные ему вещи; для него производит машина. Инженеры и ученые рассказывают нам, что в ближайшем будущем станут реальными автоматизированные фабрики без участия человека и человеческого труда, где человек сам по себе станет почти полностью лишним. Как у человека может возникнуть самооценка, когда он станет самой бросовой частью своего мира? Этические и моральные ценности, на которых основывается демократическое общество, базируются на представлении, что человеческая жизнь и человеческое благосостояние - самая большая ценность на земле. Но в обществе, в котором полностью правит машина, все наши традиционные ценности могут быть разрушены. Уважая машины мы порочим сами себя; мы начинаем верить, что сила всегда права, что у человека нет внутренней ценности и сама жизнь, это только часть большого технического и химического мыслительного процесса.
Постепенный уход человека в механизированный мир кнопок, лучше всего иллюстрируется его любовью к автомобилям и другим машинам. В момент, когда он сидит в автомобиле и управляет миром на расстоянии, он думает о старой, давно забытой детской мечте об огромном всемогуществе. Рабство человека перед его автомобилем и другими машинами, удаляют что-то из его индивидуальности. Мы загипнотизированы идеей об управлении на расстоянии. Колеса и кнопки дают нам ложное чувство свободы. И все же, в это же время, творческая часть человека сопротивляется холодному механическому вторжению машины в его внутреннюю свободу.
Каждый раз, когда я а рулем автомобиля пропускаю что-то красивое у дороги, завораживающий вид, музей, река, высокое дерево, во мне в ту же минуту пробуждается своего рода напряженный конфликт. Остановлю ли я автомобиль, чтобы отдохнуть в окружающей меня красоте или я останусь в своей машине и продолжу мчаться вперед?
Для психолога и биолога такое поведение поднимает важные вопросы. Чем это закончится? Возьмет ли в итоге склонность человека к превращению в неподвижного технологического эмбриона верх над ним и его цивилизацией? Очень давно, голландский анатом Болк - один из моих учителей, описал регрессивное замедление роста качеств человека по сравнению с быстрым развитием высших приматов. В результате фетализации и анатомической отсталости человека, он приобрел вертикальное положение, стал использовать руки для хватания и изучения, развил речь. Эта долгая юность, дала ему возможность учиться и строить собственный мир мыслей.
Со времен Ренессанса и появления современной науки, сам ученый вынужден все больше отступать к своей технологической матке - к своей лаборатории, к своим исследованиям, к своему креслу. Он сделал это для большей интеллектуальной концентрации, но в результате он постепенно все больше изолируется от живых людей - незаметно. Только в прошлые десятилетия, ученые начали все больше соприкасаться с социальными проблемами, частично, они были вынуждены так сделать благодаря развитию социальных наук.
Из своего волшебного уголка ученый изучал, как управлять и диктовать миру условия с помощью его изобретения. Все больше населения завлекалось идеей удаленного управления. Арсенал кнопок и устройств приводит нас в выдуманный волшебный мир всемогущей власти. Наша техническая цивилизация дала нам большое избавление, но проблемы и неудобства укрепляют наш характер и силу.
Постоянная отдушина в работе, посредством которой мы не только возвеличиваем свою агрессию, но также и совершенствуем и реставрируем наши инстинктивные цели, чрезвычайно подвергается опасности технической автоматизации. Существует близкое отношение между ритмом работы и ритмом созидания. В мире простого досуга и недисциплинированной работы, наши распущенные инстинкты снова пошли бы на пользу. Это попеременное чередование работы и досуга, которое совершенствует наше наслаждение досугом.
На конференции в Нью-Хейвене, спонсируемой Обществом Прикладной Антропологии, на тему эффектов автоматизации рабочих* , было сказано, что главная жалоба рабочих была на то, что увеличение психического напряжения вытеснило физическую усталость. Напряжение от наблюдения и управления машинами делает человека нервным, он постепенно развивает чувство, что машина управляет им вместо него * Нью-Йорк Таймс, 29 декабря 1955 года.
Некоторые из моих пациентов смотрели на машины, как на нечто живое, опасно живое, потому что у машин к человеку, который их использовал, не было ни любви, ни других чувств. Опасный парадокс от повышения уровня жизни состоит в том, что стимулируя праздность, он стимулирует безделье и лень. Если разум не готов заполнить досуг новыми задачами и новыми стремлениями, новыми инициативами и новыми действиями, то разум впадает в спячку и становится автоматом. Бог автоматизации пожирает своих собственных детей. Он может сделать из нас узкоспециализированных примитивов.
Так же, как мы постепенно заменяем человеческий труд машинами, мы таким же образом постепенно заменяем человеческие мозги механическими компьютерами и этим увеличиваем чувство непригодности у человека. Мы начинаем изображать разум как компьютер, как последовательность электрохимических импульсов и действий. Мозг - это часть тела; его структура и его действия можно изучить и исследовать. Но разум - это совсем другая вещь. Это не просто сумма физиологических процессов в мозге; это уникальный, творческий аспект личности человека.
Если мы не наблюдаем за собой, если мы не увеличиваем знания серьезных проблем, которые наши технологии принесли нам, все наше общество может превратиться в своего рода супер автоматизированное государство. Любой крах морального самоосознания и индивидуального ощущения человеком своей ценности, делает всех нас более уязвимыми для психического подчинения.
Нацистская Германия показала нам ужасный пример полного крушения всех моральных оценок. Расовое преследование и убийства, стали в СС своего рода моральным правилом.
Все это звучит экстремально. Но факт остается в том, что любое влияние - открытое или скрываемое, хорошо или плохо задуманное, уменьшает нашу бдительность, нашу возможность видеть действительность, наше желание быть активными, подвижными индивидуальностями, принимать на себя ответственность и мужественно встречать опасности, требует от нас некоторого участия нашей человеческой сущности, нашего качества, которое борется за свободу и демократическую зрелость.
Принудительное психическое вмешательство, осуществляемое тоталитаристами, предумышленно и политически вдохновленно, но психическое вмешательство - это серьезная опасность, даже когда ее цели аполитичны. Любое влияние, которое склонно отбирать у человека его свободный разум, может ввергнуть его в роботизм.
Любое влияние, которое уничтожает человека, может уничтожить целое общество.