ШОК! "Капитал" Маркса создан его отцом...
... так как тот психологически травмировал Маркса в юношестве, пытаясь отвратить его от философии и искусства в пользу ремесла юриспруденции и камеральной карьеры, чем вынудил сначала (в качестве юношеского бунта) к философскому протесту против всякого отчуждения и филистерства, а потом (из-за чувства вины перед отцом) к политическим амбициям и концепции диктатуры пролетариата.
Такой посыл я нашел в книге Александра Лобок "Подсознательный Маркс". Это любопытное произведение 1991 года пытается по истории семьи и письмам реконструировать духовный мир молодого мыслителя и находит там личную семейную драму, которая, по мнению автора, в форме травмы воплощается в жизненном и творческом пути Карла Маркса.
Если совсем кратко передать основные идеи, то отец Карла в свое время предал свои еврейские корни, отрекся от иудаизма, обратился в протестантизм и сменил имя, чтобы сделать карьеру в юриспруденции, но остался недоволен собственными достижениями. Мечта о карьере государственного чиновника, поиск протекции и внимания влиятельных людей, восхваление властей, попытка войти в высшие круги по образу жизни, стяжательство и экономность - все это соединилось в образ недообразованного, но практичного филистера и мещанина, верующего в добродетель социального успеха и торжество практического разума над фантазиями и романтикой.
В молодом сыне он видит воплощение своих нереализованных возможностей, однако Карл демонстрировал другие склонности и интересы, чем вызывал вечное неудовольствие своего отца. Постоянное осуждение, контроль и опека, склонение к успешной практической деятельности привели к кризису творческой натуры Маркса, который сначала пытался соответствовать ожиданиям отца и заставить себя идти по этому пути. Любовь со стороны Дженни, восхищенной творческой и интеллектуальной натурой Маркса, спасла его - дала ему опору для веры в себя и освободила его творческий огонь. Однако разрыв с отцом и смерть того после оставили шрам вины перед авторитарным родителем, причем мать Маркса пыталась продолжить воспитательное воздействие на сына, лишив того наследства как его отца (через суд), так и своего собственного.
Александр анализирует письма, стихи и произведения Маркса и находит там корни трансформации его мировоззрений. Вначале Маркс пишет словами своего отца, пытаясь убедить себя в правильности принесенной жертвы - обучения на ненавистную ему специальность. Но потом он освобождается и в отрицание этого принуждения воспевает творческую натуру человека, бичуя социальное отчуждение. Наконец, после смерти отца, бедственного положения и неурядиц в семейной жизни он обращается к мысли об участии в политическом преобразовании общества, но не может освободиться от чувства вины. На этом этапе он уходит от вопросов личной свободы и прячется за духовную реинкарнацию духа отца - за идею революционной практики и образ "не испорченного" пролетариата, который установит свою диктатуру и преобразует общество. Иначе говоря, все учение Маркса - это его сыновья травма, получившая творческое воплощение
Пропустим множественное бичевание пороков советского проекта и рассуждения о том, насколько история "доказала" трагическую ошибку Маркса. Я также не хочу погружаться в изобилующее словами "очевидно" повествование автора, хотя большинство его натяжек зачастую далеки от очевидных, или его непоследовательное блуждание в собственных противоречиях. Но все же определенной критики это произведение безусловно достойно, и вот почему.
Автор взялся за правильную задачу - установить в духе психоанализа глубинную связь между собственной судьбой и собственным психическим миром Маркса и его творчеством. Однако сам автор, так обширно знакомый с творчеством Маркса, к сожалению, не продемонстрировал ни грана способности усвоить что-либо марксизма.
Было бы странно отрицать, что собственная судьба и личные травмы человека связаны с его творчеством. Однако эта связь вовсе не такова, какой ее представляет нам автор, пытающийся доказать, что идеи Маркса происходят из его травматичных отношений со своим отцом, и ничего более.
Как удивительно было бы это произведение, если бы автор прикоснулся к марксизму! Тогда он смог бы показать нам, что не критика филистерства, буржуазной идеологии и государственности являются местью отцу со стороны Маркса, а, наоборот, именно личная близость и персональное столкновение с мерзостью и убожеством этого слоя населения и его иллюзий помогло Марксу достичь в своих работах глубокого проникновения в суть политических и экономических противоречий общества.
Перед нами раскрылось бы истинное содержание представления диалектического материализма о роли личности истории: в личной трагедии Маркса мы нашли бы воплощение общественной трагедии, даровавшей ему ту самую субъектность для оказания решающего воздействия на движение истории. Не личные проблемы породили "мессианские теории", нет - личные трагедии дали возможность и потребность уловить движения реальности под вуалью буржуазных представлений и тем самым позволили стать проводником исторической необходимости, дав в руки революционеров теорию - самое грозное оружие классовой борьбы. Вместо отстраненного теоретика Маркс предстал бы перед нами живым чувствующим участником исторического процесса, вовлеченным в него через свою личную судьбу.
Впрочем, такого уровня суждения остаются Александру недоступны: он не в состоянии выбраться из круга дихотомий (свобода или партия, непорочная утопия или "грязная" история, труд как потребность или материальное благосостояние) - ему проще признать их неразрешимыми, а непонятую им диалектику - эфемерной фантазией.
Ценность труда автора огромна - все установленные связи между субъективной психикой и творчество выглядят крайне проницательными. Однако их интерпретация остается... жалкой, ограниченной собственным уровнем мышления автора, не соответствующей глубине предмета изучения. Впору садиться и полностью переписывать это произведение, чтобы не лишиться вместе с водой и самого ребенка.
Что же мы имеем в итоге? Еще одно суждение о том, что идея коммунизма - это поиск отчей любви и реинкарнация христианской утопии, а диктатура пролетариата и классовая борьба - это поиск защиты у ветхозаветного бога и преклонение перед авторитарным отцом... какое бесплодное измышление при таком огромном потенциале исходного замысла!
Тем не менее, я бы хотел обратить внимание, что в книге есть еще одна крайне интересная часть - это анализ столкновений Маркса и Бакунина, Прудона и Лассаля, которое Маркс выигрывает теоретически, но проигрывает... практически. Вера Маркса в пролетариат как прогрессивный класс, способный возглавить формационный переход, оказывается несовместима с реальностью, в которой пролетариату заместо идеи саморазвития, самоорганизации, творчества и снятия отчуждения оказывается ближе экономизм Прудона, вождизм Лассаля и тот бюрократический партийный деспотизм национальной государственности, которого так опасался Бакунин.
Но если Александр из этого делает вывод о том, что марксизм - несовместимое с реальным миром наваждение психической травмы Маркса, его попытки справиться с любовью к отцу, неприятием с его стороны и виной перед ним, то нам сегодня более пристало усмотреть в этом всего лишь противоречие между теоретическим гением Маркса, метод которого позволял заглянуть дальше наличных условий, и состоянием самих этих условий.
Маркс, исследовавший реальность своего времени, еще не мог найти ни коммунистического способа производства (хотя он с неизбежностью следовал из логики историчности капитализма), ни реальных практических средств преодолеть разделение труда (хотя именно оно находилось в неразрывной связи с отчуждением и частной собственностью), ни прогрессивного уклада и зачатков нового класса, способного стать политическим субъектом коммунистической революции (хотя они должны были развиваться в рамках капиталистического уклада).
Диалектический метод требовал исследовать то, что есть - и потому Маркс оказался в ловушке этого метода, который ясно указывал на то, чего еще не существовало - на лакуну, на роль агента свободного творческого неотчужденного труда, которую он мог заполнить только пролетариатом. В ловушке... правильности своего метода, которому он остался верен до конца, отвергнув соблазны социал-демократических посулов Лассаля - а вовсе не в капкане психической травмы и химерического компромисса между Евангелие и Ветхим заветом, как пытается нас убедить товарищ Лобок.