Кибернетические принципы построения жизнеспособной системы (текст доклада) - окончание
Начало тут
Любая система состоит из нескольких подсистем, и уже исходя из этого система всегда частично децентрализована.
Подсистемы могут выделяться по разным признакам: функциональному, территориальному, продуктовому, ресурсному или представлять однородные автономные экземпляры, как фирмы в отрасли - так или иначе они будут работать с разными частями одного окружения и друг с другом. Возмущения во внешней среде или конкуренция за один ресурс приводят к тому, что работа одной системы сказывается на другой. При автономном управлении данные каждому блоку управления поступают от собственной системы. Значит, всегда существует задержка в получении этой информации, и компенсационное поведение системы будет запаздывать, что в результате приводит к возникновению осцилляций. Это может проявляться в таком поведении, как чередование периодов авралов и простоев, или, наоборот, затоваренности и дефицита. Подсистемы будут бороться с такими возмущениями путем создания избыточных средств компенсации колебаний на местах, например завышенных запасов или простаивающих мощностей.
У каждой подсистемы будет свое разнообразие состояний, и некоторые из них могут оказаться несовместимы между собой или с существованием всей системы. Но даже в рамках допустимых состояния оптимизация работы каждой подсистемы в отдельности не даст оптимума на уровне всей системы. Это проявляется в таких формах, как ведомственность (при продуктовом и функциональном делении) и местничество (при территориальном делении), когда подсистемы ориентируются на достижение собственных частных целей в ущерб целям всей системы, и даже в форме конкурентной войны (в однородным множестве автономных агентов).
Наконец, наличие нескольких жизнеспособных подсистем (а каждая подсистема должна быть жизнеспособна, чтобы выполнять свою функцию), означает, что в каждой из них существует два процесса: один процесс, направленный на выполнение собственной функции в рамках организации, а другой - направленный на поддержание собственного существования, на аутопоэзис. Этот процесс может развиваться в ущерб основному функциональному процессу и даже в ущерб всей организации; в некотором роде естественный отбор гарантирует, что в организации будут сохраняться и преуспевать именно те подразделения, которые наиболее успешны именно в задаче собственного воспроизводства и выживания. Это проявляется в таких формах, как бесконтрольное разрастание бюрократического ядра, создание ненужной работы, узурпирование ключевых для организации полномочий, ресурсов и компетенций.
Борьба с этими проблемами требует создания централизованных систем, таких, как система координации для устранения несогласованности, система планирования для глобальной оптимизации, система самодиагностики в виде таких механизмов, как аудит, алгедонические каналы и динамическое моделирование. Именно этим подсистемы Стаффорд Бир разрабатывает в своей модели жизнеспособной системы.
Если децентрализация мешает работе системы, возможно, стоит от автономии вообще отказаться и оставить подсистемам только функции исполнения? Давайте рассмотрим, к каким эффектам ведет попытка создания сильно централизованных систем.
Централизация всех общих функций и ресурсов представляется наиболее естественным шагом для их оптимального использования: с одной стороны, мы получаем эффект масштаба, с другой стороны, подрываем способность подсистем к самовоспроизводству в ущерб всей системе. Но природа не пошла по такому пути: организм - это не одна огромная клетка, это множество отдельных относительно жизнеспособных клеток. И большая надежность таких систем имеет вполне кибернетические основания.
Во-первых, представьте себе танкер, перевозящий нефть. Что будет, если мы уберем все перегородки? В случае малейшего наклона нефть начнет стекать в одну сторону, увеличивая крен, пока судно не перевернется. Этот процесс основан на положительной обратной связи, и мы можем наблюдать его, например, на примере миграции всей России в Москву: в Москве деньги, туда все едут; туда все едут - там формируются головные офисы, так как больше специалистов и ближе связи; где головные офисы - там все деньги…
Во-вторых, процессы развития всегда связаны с изменчивостью. Так как саморегулирование может обработать только ограниченный объем разнообразия, который генерирует модель регулятора, все разнообразие за пределами этой модели можно поглотить только путем изменения самого регулятора. Такое изменение происходит в форме эволюционного процесса, который заключается в изменчивости и отборе - отбрасывании неуспешных решений.
Что будет, если у вас будет единственная централизованная система управления с одной моделью? Для развития ей необходимо изменяться, экспериментировать, в том числе и совершать ошибки. Ошибка в мутации одной особи может стоить ей жизни, но не приведет к вымиранию всей популяции. Ошибочное суждение человека может стоит ему жизни, но не приведет к вымиранию человечества (пока). Ошибочная политика в одной стране испортит жизнь ее гражданам и - может быть - соседям, но будет скорректирована за счет того, что другие страны преуспеют в рамках более эффективной политики. Но ошибка в модели управления всего общества, если такое общество будет управляться по единственной модели, является надгробным камнем для его развития, сделает его слишком ригидным из-за неприемлемости рисков.
Избыточность - обязательное условие сверхнадежности, будь то нейронная сеть неокортекса, биоразнообразие в экосистеме или программный кластер с множеством экземпляров приложения в виртуальных контейнерах с распределенным слоем хранения данных.
Но избыточность и дублирование вступают в противоречие с требованиями эффективности, которые толкают систему в сторону повышения специализации! И сама специализация повышает общую хрупкость системы, так как ставит эффективность ее работы в зависимость от работы самого слабого звена. Как разрешается это противоречие?
Обратимся за помощью к природе: максимальная специализация клеток возможна только в рамках популяции организмов, то есть за счет избыточности на другом системном уровне. Максимальная специализация труда реализовалась в товарной экономике, где существуют избыточность организационных форм предприятий (в отличие от натурального хозяйства при феодализме). Отраслевая специализация организаций развилась в условиях избыточности государств на нашей планете. Выходит, что высокая специализация подсистем требует обеспечения избыточности на уровне мета-системы.
Это означает, что максимальная мировая специализация станет доступной и безопасной для человечества только по мере освоения других планет - без этого полная централизация и специализация приведут мир от состояния надежности к состоянию хрупкости, неустойчивости и ригидности - то есть именно таким, каким его сделал стихийный процесс капиталистического развития, что мы уже сегодня можем наблюдать на примере разрушения мировых цепочек поставок.
Бир формулирует этот закон следующим образом: любая жизнеспособная система состоит из жизнеспособных систем и является частью жизнеспособной системы.
Хорошо, если полная централизация порождает такие проблемы, возможно, нас устроит идеологическое выравнивание моделей управления? Решится ли вопрос правильной идеологией, единой для всех?
Увы, я вынужден вас расстроить - идеология может быть «правильной», но она останется идеологией. А что такое идеология? Это модель (Маркс со мной согласится) крайне ограниченного уровня разнообразия. И не важно, будет ли это модель либерально-демократическая, передовая коммунистическая или традиционно-консервативная. Идеология всегда видит мир через оптику своей модели, и видит через нее только ограниченную часть мира. Конечно, лучше, когда эта часть совпадает с тем, что видит большая часть общества (и потому коммунистическая идеология предпочтительнее буржуазной), но будет ли модель соответствовать всему обществу? Нет, никогда. А чем это плохо?
Дело в том, что в обществе, которое обладает огромным разнообразием, всегда будут системы, реальность которых в разной степени не списывается в господствующую идеологию. Давайте представим три условных категории таких систем, хотя в реальности шкала гораздо шире и в целом непрерывна.
Возьмем управляющую идеологию V, порожденную первой, господствующей частью общества (подразделение А). В буржуазном обществе такую часть и ее идеологические императивы определить легко (собственники капитала), но мы можем для примера взять общество индустриального социализма, где господствует промышленный пролетариат, идеология которого сформирована в родных ему понятиях распределения по труду, отчужденного нормированного труда, городской жизнью.
Управление первой части работает с процессами X, в целом успешно действует в рамках идеологии, так как само ее сформировало. Оно справляется с разнообразием своих процессов, а те - с разнообразием своего окружения, путем анализа отклонений и донастройки своих глушителей и усилителей разнообразия (P, Q) - то есть путем постоянного обучения. Примем ее разнообразие за V(x), возрастание разнообразия ее операционной системы и окружения возьмем для примера из ряда Фибоначчи (2V(x), 3V(x)).
Однако в другой части общества, в подразделении B, его процессы (y) хуже вписываются в идеологию. Разнообразие процессов сильнее отличается, чем разнообразие в управлении; а в окружении - еще сильнее (5V/8V/13V). Системе управления приходится напрягаться, чтобы справиться с этим разрывом, но из-за несоответствия господствующей идеологии она не может воспользоваться и разнообразием на своем собственном уровне управления (5V > V): идеологическая надстройка бдит, отслеживает расхождения и приводит ее поведение к своей идеологии (глушители и усилители R). Подразделение B вынуждено подстраивается, находя компромисс между эффективностью и идеологической верностью - ведь такая верность сулит определенные привилегии. В буржуазном обществе мы видим это на примере многочисленных форм рантье, буржуазной интеллигенции, рабочей аристократии, менеджмента. В обществен индустриального социализма в таком положении легко может оказаться, например, деревня.
Если мы сдвинемся еще дальше, то найдем часть общества, реальность в которой вообще никак с идеологией не стыкуется - в нашем примере это может быть предпринимательство, творческая и инновационная деятельность; в буржуазном обществе - реальность значительного числа трудящихся.
Эта часть общества оказывается отрезана от подразделений А и B. Процессы управления в ней становятся дисфункциональны, а сама система оказывается в перманентном кризисе, так как мощности идеологизированной схемы управления катастрофически не хватает для регулирования даже собственной деятельности. С ее точки зрения идеология имеет настолько низкое разнообразие (настолько топорна и убога), что вообще не имеет связей с реальностью во всей ее сложности! При этом идеологическая надстройка демонстрирует наиболее репрессивное давление на эту часть общества, как наиболее выбивающуюся из ее модели.
Что хуже всего, если между А и Б разрыв невелик, и подразделение B еще может надеяться на мобильность в направлении А или на привилегии, которые сопутствуют идеологической верности, то подразделение С оказывается в полном отрыве, взирая в ужасе на те иллюзии по поводу состояния дел в своей области, которые демонстрирует поступающий сверху сигнал.
Основная проблема в том, что этот сортировочный насос никогда не останавливает свою работу, постоянно формируя «элиту», «пристроенных» и «изгоев» и усиливая разрыв между ними. И здесь речь не только про экономическую модель - расхождение формируется и в культурном поле, и в социально-бытовом, и даже в области, как мы теперь знаем, сексуальных предпочтений. К сожалению, формирующаяся система обычно обладает еще крайне высокой устойчивостью и жизнеспособностью и быстро учится сопротивляться всем попыткам ее изменения.
Придется оторваться от идеологии и вернуться к вопросам выстраивания централизованного управления, раз его не избежать. Рассмотрим его в динамике.
Что происходит, когда управление оказывается неспособным справиться с генерируемым системой разнообразием? В рамках классической модели управления необработанное разнообразие эскалируется на один уровень наверх. Подчиненный обращается к начальнику, руководитель отдела - к директору; министр - к председателю правительства.
Что случится, если верхний уровень берет на себя решение задачи за нижний уровень? С одной стороны, то разнообразие поглощает часть собственного разнообразия управляющей системы, уменьшая ее способность разбираться с разнообразием задач своего уровня. С другой стороны, руководство в защиту от перегрузки в качестве усилителя сигнала спускает найденное решение в по административному каналу - в виде распоряжения, приказа или регламента, регулирующего поведение в таких случаях, и требует проверок и отчетности о его исполнении. А какова кибернетическая функция регламента? Ограничение разнообразия, отсечение некоторых состояний нижней системы управления. В результате мощность собственного управления системы оказывается урезанной. Это означает, что ситуаций, которые будут выходить за рамки ее модели, становится еще больше! Это избыточное разнообразие снова отправляется наверх по административным каналам и цикл повторяется.
В итоге мы видим, как постепенно происходит перегрузка центрального аппарата, забивание административных каналов и полная потеря способности руководить на нижнем уровне. Это закономерный кибернетический эффект, а не случайность или глупость отдельных людей. В сумме мы наблюдаем формирование общей дисфункции всей системы.
Что ж, чисто по кибернетическим причинам невозможны ни полная централизация, ни полная децентрализация управления. Весь вопрос в степени. Но какие существуют подходы к выбору уровня децентрализации системы? Есть ли какой-то оптимальный уровень? Конечно, никакого оптимального уровня для всех случаев жизни не существует. Но вот поговорить об универсальных правилах определения оптимального уровня децентрализации вполне уместно.
Томас Малоун в книге «Труд в новом столетии» подошел к этому вопросу с управленческой точки зрения и пришел к тому, что уровень децентрализации управления может быть выведен как функция от удельных издержек на коммуникацию, полезности удаленной информации и набора особых факторов, куда он включил вопросы доверия и мотивации, эффект масштаба и т.п. Он сформировал такую матрицу, которая говорит нам, что по мере снижения стоимости коммуникаций организационные структуры при сохранении той же самой полезности удаленной информации будут стремиться от независимых к централизованным, а уже от них - к децентрализованным формам. Примером независимой системы является рынок, где каждый игрок принимает решения сам; децентрализованной - федеральная модель, где принимаются общие решения или локальные решения на основе распределенной информации.
Хотя этот подход не является исчерпывающим, он все же отмечает одну важную вещь: помимо издержек на коммуникацию децентрализация управления определяется еще и ценностью удаленной информации. Если мы экстраполируем этот вывод на децентрализацию самих систем, то можем прийти к выводу, что уровень жизнеспособной автономии должен быть функции от пространственно-временные ограничений. Прямо сейчас мы говорим о специализации в рамках планеты; но с большой долей вероятности, если человечество освоит несколько планет, то выгоды от межпланетной специализации могут быть недостаточными, чтобы нарушать условие планетарной жизнеспособности в режиме автономии, просто из-за того, что скорость реакции этой системы на изменения состояния окружения будет недостаточной из-за высоких временных издержек, даже если представить нулевое время и стоимость коммуникации.
Соответственно, любая разрабатываемая экономическая система принципиально не может быть основана на полной централизации и должна поддерживать условно-автономные экономические анклавы. А если она будет поддерживать их для космической цивилизации, значит, она может и должна быть готова к поддержанию их и в любом другом масштабе - от страны до отдельной организации! Таким образом, любые модели экономического устройства, не поддерживающие разные уровни децентрализации и автономии, можно сразу отбросить как нежизнеспособные.
Вернемся к кибернетике. Стаффорд Бир вывел следующие принципы организации централизованного управления в жизнеспособной системе.
Каждая система управления должна поглощать максимум разнообразия на своем уровне, и даже с этой задачей ей достаточно тяжело справиться (горизонтальные штрихи). Однако ее существование в роли подсистемы означает, что и в окружении, и в процессах, и в управлении система будет сталкиваться с ограничениями, навязанными ей другими подсистемами (вертикальные штрихи). Уже одно это ограничивает ее собственную мощность, ее степень свободы. Любое дополнительное управление на метасистемном уровне является еще одним глушителем разнообразия и должно быть минимизировано!
Это значит, что централизация может и должна поглощать только то разнообразие, которое связано с поддержкой целостности и эффективности системы как целого. Иначе говоря, центральные органы должны заниматься только вопросами своего собственного уровня, связанными с координацией, согласованием, аудитом, исследованием, моделированием и самоопределением элементов системы, но не вмешиваться в их внутреннюю деятельность за рамками устранения дисфункций.
Но у разных организаций будет разный набор допустимых состояний элементов. Если в каком-то клубе по интересам явка или неявка участников мало на что влияет, то в диспетчерской аэропорта отсутствие сотрудника в требуемое время может привести к катастрофе. Таким образом, кибернетически соотношение объема разнообразия состояний, которое поглощается собственным управлением подсистемы в горизонтали, и разнообразия состояний, которое поглощается в рамках назначения всей системы по вертикали, является функцией, производной от цели этой системы (в просторечье это соотношение мы называем таким загадочным словом «свобода»).
Кстати, к подобному выводу пришел и А. Богданов в своих рассуждениях о том, что государство является более устойчивым и общественно эффективным, если оно имеет слитную, централизованную структуру при относительно неблагоприятных обстоятельствах («отрицательном организационном подборе») или структуру, основанную на федерации, автономии, самоуправлении при относительно благоприятных (при «положительном подборе»).
Однако ответ Бира не является последней точкой в кибернетическом вопросе централизации и децентрализации управления.
Джон Дойль, которого я упомянул в самом начале, изучает способности любых систем справляться с задачами управления - и результаты его исследований применяются в различных областях науки, от вирусологии до нейробиологии. Например, мозг человека при езде на велосипеде должен одновременно реагировать на кочки и неровности дороги, причем делать это очень быстро - и в то же время отслеживать траекторию движения, где важна точность. Как выяснилось, два эти требования при условии наличия ограничений на каналы передачи данных и вычислительные мощности центров принятия решений находятся в противоречии. Более того, быстрое решение задач с потерей точности требует распределенной координации, а медленное и точное - централизованной. Однако организм с ними успешно справляется одновременно, причем так, что мы этого не замечает - и делает это он за счет особой архитектуры.
Под архитектурой понимается такое сочетание специализированных элементов, которое позволяет найти DESS (Diversity Enabled Sweet Spot) - оптимальное поведение, основанное на выборочном применении высокоспециализированных элементов. Конечно, такая система не может обмануть закон Эшби и поглотить разнообразия больше собственного, то есть имеет свою цену (приспособленность к одним задачам и неприспособленностьтк другим), но вот с применением относительно дешевой памяти и настройки разных задержек в обратных связях даже на крайне ограниченных каналах связи и программных мощностях ей удается выдать целевое поведение в определенных рамках, превышающее теоретический максимум, рассчитанный «в лоб».
Найденная схема оказывается универсальна и, по сути, представляет собой новый, третий виток развития кибернетики. Архитектурный дизайн позволяет находить такие DeSS в любой области, но что более важно, он позволяет создавать виртуализированные системы - такие платформы, которые скрывают свою архитектуру и изолируют от нее свои надсистемы. На базе такой платформы, имеющей универсальный протокол, может быть построено огромное множество систем, как например на базе ДНК построено огромное число организмов, а на базе товарных отношений - огромное число разнообразных организаций. Ведь, фактически, обменивая свой труд на товар, вам не важно, как именно организации удается предоставить вам и высокое качество, и приемлемую цену, и сервис, и доступность почти в любой точке - все это от вас скрыто протоколом хозяйственной деятельности.
Подведу итоги. Жизнеспособная экономическая система человечества, соответствующая новому, отличному от капиталистического способа производства, освободившемуся от товарных отношений и частной собственности, неизбежно должна отвечать следующим кибернетическим требованиям.
Она будет далека от идеи децентрализованного рынка, состоящего из независимых автономных участников. Она будет далека от идеи полностью централизованного аппарата, некоторого молоха, который заберет на себя принятие всех экономических решений. Она будет гораздо ближе по устройству к организму:
- во-первых, она будет сочетать множество систем разного масштаба (от локальных микросистем и до глобальных), обеспечивающих ее внутреннюю избыточность,
- во-вторых, ее экономические агенты будут иметь определенный уровень автономии-децентрализации исходя из объективных пространственно-временных ограничений экономических процессов и уровня развития коммуникаций,
- в-третьих, экономическое взаимодействие агентов будет основано на едином универсальном протоколе, позволяющего виртуализировать хозяйственную деятельность агентов,
- в-четвертых, она сама будет элементом другой жизнеспособной системы, то есть представлять собой одну из форм экономической организации среди нескольких экземпляров организаций общественного устройства, обеспечивающих внешнюю избыточность.
Это программа-минимум требований только для того, чтобы решение было жизнеспособным.
Программа-максимум - это чтобы она была еще и человечной.
Любая система состоит из нескольких подсистем, и уже исходя из этого система всегда частично децентрализована.
Подсистемы могут выделяться по разным признакам: функциональному, территориальному, продуктовому, ресурсному или представлять однородные автономные экземпляры, как фирмы в отрасли - так или иначе они будут работать с разными частями одного окружения и друг с другом. Возмущения во внешней среде или конкуренция за один ресурс приводят к тому, что работа одной системы сказывается на другой. При автономном управлении данные каждому блоку управления поступают от собственной системы. Значит, всегда существует задержка в получении этой информации, и компенсационное поведение системы будет запаздывать, что в результате приводит к возникновению осцилляций. Это может проявляться в таком поведении, как чередование периодов авралов и простоев, или, наоборот, затоваренности и дефицита. Подсистемы будут бороться с такими возмущениями путем создания избыточных средств компенсации колебаний на местах, например завышенных запасов или простаивающих мощностей.
У каждой подсистемы будет свое разнообразие состояний, и некоторые из них могут оказаться несовместимы между собой или с существованием всей системы. Но даже в рамках допустимых состояния оптимизация работы каждой подсистемы в отдельности не даст оптимума на уровне всей системы. Это проявляется в таких формах, как ведомственность (при продуктовом и функциональном делении) и местничество (при территориальном делении), когда подсистемы ориентируются на достижение собственных частных целей в ущерб целям всей системы, и даже в форме конкурентной войны (в однородным множестве автономных агентов).
Наконец, наличие нескольких жизнеспособных подсистем (а каждая подсистема должна быть жизнеспособна, чтобы выполнять свою функцию), означает, что в каждой из них существует два процесса: один процесс, направленный на выполнение собственной функции в рамках организации, а другой - направленный на поддержание собственного существования, на аутопоэзис. Этот процесс может развиваться в ущерб основному функциональному процессу и даже в ущерб всей организации; в некотором роде естественный отбор гарантирует, что в организации будут сохраняться и преуспевать именно те подразделения, которые наиболее успешны именно в задаче собственного воспроизводства и выживания. Это проявляется в таких формах, как бесконтрольное разрастание бюрократического ядра, создание ненужной работы, узурпирование ключевых для организации полномочий, ресурсов и компетенций.
Борьба с этими проблемами требует создания централизованных систем, таких, как система координации для устранения несогласованности, система планирования для глобальной оптимизации, система самодиагностики в виде таких механизмов, как аудит, алгедонические каналы и динамическое моделирование. Именно этим подсистемы Стаффорд Бир разрабатывает в своей модели жизнеспособной системы.
Если децентрализация мешает работе системы, возможно, стоит от автономии вообще отказаться и оставить подсистемам только функции исполнения? Давайте рассмотрим, к каким эффектам ведет попытка создания сильно централизованных систем.
Централизация всех общих функций и ресурсов представляется наиболее естественным шагом для их оптимального использования: с одной стороны, мы получаем эффект масштаба, с другой стороны, подрываем способность подсистем к самовоспроизводству в ущерб всей системе. Но природа не пошла по такому пути: организм - это не одна огромная клетка, это множество отдельных относительно жизнеспособных клеток. И большая надежность таких систем имеет вполне кибернетические основания.
Во-первых, представьте себе танкер, перевозящий нефть. Что будет, если мы уберем все перегородки? В случае малейшего наклона нефть начнет стекать в одну сторону, увеличивая крен, пока судно не перевернется. Этот процесс основан на положительной обратной связи, и мы можем наблюдать его, например, на примере миграции всей России в Москву: в Москве деньги, туда все едут; туда все едут - там формируются головные офисы, так как больше специалистов и ближе связи; где головные офисы - там все деньги…
Во-вторых, процессы развития всегда связаны с изменчивостью. Так как саморегулирование может обработать только ограниченный объем разнообразия, который генерирует модель регулятора, все разнообразие за пределами этой модели можно поглотить только путем изменения самого регулятора. Такое изменение происходит в форме эволюционного процесса, который заключается в изменчивости и отборе - отбрасывании неуспешных решений.
Что будет, если у вас будет единственная централизованная система управления с одной моделью? Для развития ей необходимо изменяться, экспериментировать, в том числе и совершать ошибки. Ошибка в мутации одной особи может стоить ей жизни, но не приведет к вымиранию всей популяции. Ошибочное суждение человека может стоит ему жизни, но не приведет к вымиранию человечества (пока). Ошибочная политика в одной стране испортит жизнь ее гражданам и - может быть - соседям, но будет скорректирована за счет того, что другие страны преуспеют в рамках более эффективной политики. Но ошибка в модели управления всего общества, если такое общество будет управляться по единственной модели, является надгробным камнем для его развития, сделает его слишком ригидным из-за неприемлемости рисков.
Избыточность - обязательное условие сверхнадежности, будь то нейронная сеть неокортекса, биоразнообразие в экосистеме или программный кластер с множеством экземпляров приложения в виртуальных контейнерах с распределенным слоем хранения данных.
Но избыточность и дублирование вступают в противоречие с требованиями эффективности, которые толкают систему в сторону повышения специализации! И сама специализация повышает общую хрупкость системы, так как ставит эффективность ее работы в зависимость от работы самого слабого звена. Как разрешается это противоречие?
Обратимся за помощью к природе: максимальная специализация клеток возможна только в рамках популяции организмов, то есть за счет избыточности на другом системном уровне. Максимальная специализация труда реализовалась в товарной экономике, где существуют избыточность организационных форм предприятий (в отличие от натурального хозяйства при феодализме). Отраслевая специализация организаций развилась в условиях избыточности государств на нашей планете. Выходит, что высокая специализация подсистем требует обеспечения избыточности на уровне мета-системы.
Это означает, что максимальная мировая специализация станет доступной и безопасной для человечества только по мере освоения других планет - без этого полная централизация и специализация приведут мир от состояния надежности к состоянию хрупкости, неустойчивости и ригидности - то есть именно таким, каким его сделал стихийный процесс капиталистического развития, что мы уже сегодня можем наблюдать на примере разрушения мировых цепочек поставок.
Бир формулирует этот закон следующим образом: любая жизнеспособная система состоит из жизнеспособных систем и является частью жизнеспособной системы.
Хорошо, если полная централизация порождает такие проблемы, возможно, нас устроит идеологическое выравнивание моделей управления? Решится ли вопрос правильной идеологией, единой для всех?
Увы, я вынужден вас расстроить - идеология может быть «правильной», но она останется идеологией. А что такое идеология? Это модель (Маркс со мной согласится) крайне ограниченного уровня разнообразия. И не важно, будет ли это модель либерально-демократическая, передовая коммунистическая или традиционно-консервативная. Идеология всегда видит мир через оптику своей модели, и видит через нее только ограниченную часть мира. Конечно, лучше, когда эта часть совпадает с тем, что видит большая часть общества (и потому коммунистическая идеология предпочтительнее буржуазной), но будет ли модель соответствовать всему обществу? Нет, никогда. А чем это плохо?
Дело в том, что в обществе, которое обладает огромным разнообразием, всегда будут системы, реальность которых в разной степени не списывается в господствующую идеологию. Давайте представим три условных категории таких систем, хотя в реальности шкала гораздо шире и в целом непрерывна.
Возьмем управляющую идеологию V, порожденную первой, господствующей частью общества (подразделение А). В буржуазном обществе такую часть и ее идеологические императивы определить легко (собственники капитала), но мы можем для примера взять общество индустриального социализма, где господствует промышленный пролетариат, идеология которого сформирована в родных ему понятиях распределения по труду, отчужденного нормированного труда, городской жизнью.
Управление первой части работает с процессами X, в целом успешно действует в рамках идеологии, так как само ее сформировало. Оно справляется с разнообразием своих процессов, а те - с разнообразием своего окружения, путем анализа отклонений и донастройки своих глушителей и усилителей разнообразия (P, Q) - то есть путем постоянного обучения. Примем ее разнообразие за V(x), возрастание разнообразия ее операционной системы и окружения возьмем для примера из ряда Фибоначчи (2V(x), 3V(x)).
Однако в другой части общества, в подразделении B, его процессы (y) хуже вписываются в идеологию. Разнообразие процессов сильнее отличается, чем разнообразие в управлении; а в окружении - еще сильнее (5V/8V/13V). Системе управления приходится напрягаться, чтобы справиться с этим разрывом, но из-за несоответствия господствующей идеологии она не может воспользоваться и разнообразием на своем собственном уровне управления (5V > V): идеологическая надстройка бдит, отслеживает расхождения и приводит ее поведение к своей идеологии (глушители и усилители R). Подразделение B вынуждено подстраивается, находя компромисс между эффективностью и идеологической верностью - ведь такая верность сулит определенные привилегии. В буржуазном обществе мы видим это на примере многочисленных форм рантье, буржуазной интеллигенции, рабочей аристократии, менеджмента. В обществен индустриального социализма в таком положении легко может оказаться, например, деревня.
Если мы сдвинемся еще дальше, то найдем часть общества, реальность в которой вообще никак с идеологией не стыкуется - в нашем примере это может быть предпринимательство, творческая и инновационная деятельность; в буржуазном обществе - реальность значительного числа трудящихся.
Эта часть общества оказывается отрезана от подразделений А и B. Процессы управления в ней становятся дисфункциональны, а сама система оказывается в перманентном кризисе, так как мощности идеологизированной схемы управления катастрофически не хватает для регулирования даже собственной деятельности. С ее точки зрения идеология имеет настолько низкое разнообразие (настолько топорна и убога), что вообще не имеет связей с реальностью во всей ее сложности! При этом идеологическая надстройка демонстрирует наиболее репрессивное давление на эту часть общества, как наиболее выбивающуюся из ее модели.
Что хуже всего, если между А и Б разрыв невелик, и подразделение B еще может надеяться на мобильность в направлении А или на привилегии, которые сопутствуют идеологической верности, то подразделение С оказывается в полном отрыве, взирая в ужасе на те иллюзии по поводу состояния дел в своей области, которые демонстрирует поступающий сверху сигнал.
Основная проблема в том, что этот сортировочный насос никогда не останавливает свою работу, постоянно формируя «элиту», «пристроенных» и «изгоев» и усиливая разрыв между ними. И здесь речь не только про экономическую модель - расхождение формируется и в культурном поле, и в социально-бытовом, и даже в области, как мы теперь знаем, сексуальных предпочтений. К сожалению, формирующаяся система обычно обладает еще крайне высокой устойчивостью и жизнеспособностью и быстро учится сопротивляться всем попыткам ее изменения.
Придется оторваться от идеологии и вернуться к вопросам выстраивания централизованного управления, раз его не избежать. Рассмотрим его в динамике.
Что происходит, когда управление оказывается неспособным справиться с генерируемым системой разнообразием? В рамках классической модели управления необработанное разнообразие эскалируется на один уровень наверх. Подчиненный обращается к начальнику, руководитель отдела - к директору; министр - к председателю правительства.
Что случится, если верхний уровень берет на себя решение задачи за нижний уровень? С одной стороны, то разнообразие поглощает часть собственного разнообразия управляющей системы, уменьшая ее способность разбираться с разнообразием задач своего уровня. С другой стороны, руководство в защиту от перегрузки в качестве усилителя сигнала спускает найденное решение в по административному каналу - в виде распоряжения, приказа или регламента, регулирующего поведение в таких случаях, и требует проверок и отчетности о его исполнении. А какова кибернетическая функция регламента? Ограничение разнообразия, отсечение некоторых состояний нижней системы управления. В результате мощность собственного управления системы оказывается урезанной. Это означает, что ситуаций, которые будут выходить за рамки ее модели, становится еще больше! Это избыточное разнообразие снова отправляется наверх по административным каналам и цикл повторяется.
В итоге мы видим, как постепенно происходит перегрузка центрального аппарата, забивание административных каналов и полная потеря способности руководить на нижнем уровне. Это закономерный кибернетический эффект, а не случайность или глупость отдельных людей. В сумме мы наблюдаем формирование общей дисфункции всей системы.
Что ж, чисто по кибернетическим причинам невозможны ни полная централизация, ни полная децентрализация управления. Весь вопрос в степени. Но какие существуют подходы к выбору уровня децентрализации системы? Есть ли какой-то оптимальный уровень? Конечно, никакого оптимального уровня для всех случаев жизни не существует. Но вот поговорить об универсальных правилах определения оптимального уровня децентрализации вполне уместно.
Томас Малоун в книге «Труд в новом столетии» подошел к этому вопросу с управленческой точки зрения и пришел к тому, что уровень децентрализации управления может быть выведен как функция от удельных издержек на коммуникацию, полезности удаленной информации и набора особых факторов, куда он включил вопросы доверия и мотивации, эффект масштаба и т.п. Он сформировал такую матрицу, которая говорит нам, что по мере снижения стоимости коммуникаций организационные структуры при сохранении той же самой полезности удаленной информации будут стремиться от независимых к централизованным, а уже от них - к децентрализованным формам. Примером независимой системы является рынок, где каждый игрок принимает решения сам; децентрализованной - федеральная модель, где принимаются общие решения или локальные решения на основе распределенной информации.
Хотя этот подход не является исчерпывающим, он все же отмечает одну важную вещь: помимо издержек на коммуникацию децентрализация управления определяется еще и ценностью удаленной информации. Если мы экстраполируем этот вывод на децентрализацию самих систем, то можем прийти к выводу, что уровень жизнеспособной автономии должен быть функции от пространственно-временные ограничений. Прямо сейчас мы говорим о специализации в рамках планеты; но с большой долей вероятности, если человечество освоит несколько планет, то выгоды от межпланетной специализации могут быть недостаточными, чтобы нарушать условие планетарной жизнеспособности в режиме автономии, просто из-за того, что скорость реакции этой системы на изменения состояния окружения будет недостаточной из-за высоких временных издержек, даже если представить нулевое время и стоимость коммуникации.
Соответственно, любая разрабатываемая экономическая система принципиально не может быть основана на полной централизации и должна поддерживать условно-автономные экономические анклавы. А если она будет поддерживать их для космической цивилизации, значит, она может и должна быть готова к поддержанию их и в любом другом масштабе - от страны до отдельной организации! Таким образом, любые модели экономического устройства, не поддерживающие разные уровни децентрализации и автономии, можно сразу отбросить как нежизнеспособные.
Вернемся к кибернетике. Стаффорд Бир вывел следующие принципы организации централизованного управления в жизнеспособной системе.
Каждая система управления должна поглощать максимум разнообразия на своем уровне, и даже с этой задачей ей достаточно тяжело справиться (горизонтальные штрихи). Однако ее существование в роли подсистемы означает, что и в окружении, и в процессах, и в управлении система будет сталкиваться с ограничениями, навязанными ей другими подсистемами (вертикальные штрихи). Уже одно это ограничивает ее собственную мощность, ее степень свободы. Любое дополнительное управление на метасистемном уровне является еще одним глушителем разнообразия и должно быть минимизировано!
Это значит, что централизация может и должна поглощать только то разнообразие, которое связано с поддержкой целостности и эффективности системы как целого. Иначе говоря, центральные органы должны заниматься только вопросами своего собственного уровня, связанными с координацией, согласованием, аудитом, исследованием, моделированием и самоопределением элементов системы, но не вмешиваться в их внутреннюю деятельность за рамками устранения дисфункций.
Но у разных организаций будет разный набор допустимых состояний элементов. Если в каком-то клубе по интересам явка или неявка участников мало на что влияет, то в диспетчерской аэропорта отсутствие сотрудника в требуемое время может привести к катастрофе. Таким образом, кибернетически соотношение объема разнообразия состояний, которое поглощается собственным управлением подсистемы в горизонтали, и разнообразия состояний, которое поглощается в рамках назначения всей системы по вертикали, является функцией, производной от цели этой системы (в просторечье это соотношение мы называем таким загадочным словом «свобода»).
Кстати, к подобному выводу пришел и А. Богданов в своих рассуждениях о том, что государство является более устойчивым и общественно эффективным, если оно имеет слитную, централизованную структуру при относительно неблагоприятных обстоятельствах («отрицательном организационном подборе») или структуру, основанную на федерации, автономии, самоуправлении при относительно благоприятных (при «положительном подборе»).
Однако ответ Бира не является последней точкой в кибернетическом вопросе централизации и децентрализации управления.
Джон Дойль, которого я упомянул в самом начале, изучает способности любых систем справляться с задачами управления - и результаты его исследований применяются в различных областях науки, от вирусологии до нейробиологии. Например, мозг человека при езде на велосипеде должен одновременно реагировать на кочки и неровности дороги, причем делать это очень быстро - и в то же время отслеживать траекторию движения, где важна точность. Как выяснилось, два эти требования при условии наличия ограничений на каналы передачи данных и вычислительные мощности центров принятия решений находятся в противоречии. Более того, быстрое решение задач с потерей точности требует распределенной координации, а медленное и точное - централизованной. Однако организм с ними успешно справляется одновременно, причем так, что мы этого не замечает - и делает это он за счет особой архитектуры.
Под архитектурой понимается такое сочетание специализированных элементов, которое позволяет найти DESS (Diversity Enabled Sweet Spot) - оптимальное поведение, основанное на выборочном применении высокоспециализированных элементов. Конечно, такая система не может обмануть закон Эшби и поглотить разнообразия больше собственного, то есть имеет свою цену (приспособленность к одним задачам и неприспособленностьтк другим), но вот с применением относительно дешевой памяти и настройки разных задержек в обратных связях даже на крайне ограниченных каналах связи и программных мощностях ей удается выдать целевое поведение в определенных рамках, превышающее теоретический максимум, рассчитанный «в лоб».
Найденная схема оказывается универсальна и, по сути, представляет собой новый, третий виток развития кибернетики. Архитектурный дизайн позволяет находить такие DeSS в любой области, но что более важно, он позволяет создавать виртуализированные системы - такие платформы, которые скрывают свою архитектуру и изолируют от нее свои надсистемы. На базе такой платформы, имеющей универсальный протокол, может быть построено огромное множество систем, как например на базе ДНК построено огромное число организмов, а на базе товарных отношений - огромное число разнообразных организаций. Ведь, фактически, обменивая свой труд на товар, вам не важно, как именно организации удается предоставить вам и высокое качество, и приемлемую цену, и сервис, и доступность почти в любой точке - все это от вас скрыто протоколом хозяйственной деятельности.
Подведу итоги. Жизнеспособная экономическая система человечества, соответствующая новому, отличному от капиталистического способа производства, освободившемуся от товарных отношений и частной собственности, неизбежно должна отвечать следующим кибернетическим требованиям.
Она будет далека от идеи децентрализованного рынка, состоящего из независимых автономных участников. Она будет далека от идеи полностью централизованного аппарата, некоторого молоха, который заберет на себя принятие всех экономических решений. Она будет гораздо ближе по устройству к организму:
- во-первых, она будет сочетать множество систем разного масштаба (от локальных микросистем и до глобальных), обеспечивающих ее внутреннюю избыточность,
- во-вторых, ее экономические агенты будут иметь определенный уровень автономии-децентрализации исходя из объективных пространственно-временных ограничений экономических процессов и уровня развития коммуникаций,
- в-третьих, экономическое взаимодействие агентов будет основано на едином универсальном протоколе, позволяющего виртуализировать хозяйственную деятельность агентов,
- в-четвертых, она сама будет элементом другой жизнеспособной системы, то есть представлять собой одну из форм экономической организации среди нескольких экземпляров организаций общественного устройства, обеспечивающих внешнюю избыточность.
Это программа-минимум требований только для того, чтобы решение было жизнеспособным.
Программа-максимум - это чтобы она была еще и человечной.